Тандем - Константин Ковальский

– Как машина? – улыбнулся Данила.

Весь последний месяц он периодически задавал этот вопрос, зная, что Петр чуть ли не спит в машине. Новый «Aуди» – это вам не старый «жигуль».

– Чувствую себя «новым русским». – Мастер довольно поправил галстук. – Только переживаю. Ты столько денег вбухал в рекламу: радио, телевидение, плакаты по всему городу… А если не окупится?

– Дай бог вначале расходы покрыть. А потом все окупится, не сомневайтесь, – уверенно сказал Данила, хотя в душе его мучили сомнения.

– Завтра репетируем в Оперном, – напомнила Наталка, словно об этом мог кто-то забыть.

– Еще пара сотен, – сокрушенно покачал головой Петр и встал. – Все, оставляю вас, мне надо еще в ратушу заехать и в пару редакций. Билеты этим халявщикам презентовать.

– Без этого никак, – пожал плечами Данила.

– А ресторан? – добавила Наталка. – Если они не погуляют на дармовщину после премьеры, то такое могут написать…

– Вы правы, мадемуазель. – Петр церемонно поклонился. – Все, я убываю.

Наталка проводила его взглядом и вдруг вспомнила:

– Забыла спросить, что насчет спонсоров.

– Он мне рассказал, – успокоил ее Данила. – Спонсоров у нас хоть отбавляй, только они в основном информационные.

Он встал с кресла и с хрустом потянулся.

– А так… Беседовал я вчера с одним деятелем.

– Ну-ну?! – Она заинтересованно наклонилась к нему, и он почувствовал запах ее духов.

– Солидный такой. Говорит: «Выделим вам пару тысяч», ты поняла? Выделим! Будто я их об этом упрашивал. «Выделим, значит, но над сценой должен висеть огромный плакат: «Спонсор шоу…», ну и название их банка. Ты эту картину себе представляешь? А в конце я должен выйти на сцену и вручить при всех букет представителю этого банка.

– Отказался? – Наталка прикурила новую сигарету.

– А как ты думаешь? Я лучше прогорю, чем соглашусь на что-либо подобное. Получится, что шоу – заслуга этого спонсора, а мы только благодаря их деньгам показали представление.

– Я в театре и не такое видела.

– Я лучше рискну. – Данила размял плечи и покрутил шеей.

– Рисковый ты парень. – Наталка прищурилась и выпустила струйку дыма.

– Хватит дымить, – сказал Данила и, взяв из ее руки горящую сигарету, засунул ее в свой кулак. Затем разжал пальцы и продемонстрировал пустую ладонь. Наталка захлопала в ладоши. Даниле нравилось показывать ей фокусы, да и ребятам тоже. Они все ему нравились: веселые, открытые, искренние, они совсем не были похожи на ту испорченную молодежь, какую в мрачных красках описывал его учитель во время их первой встречи. Это обнадеживало. А бурчание Петра… возможно, это просто дань возрасту, когда кажется, что молодое поколение всегда хуже, менее воспитанно, не так образованно и вообще в голове у них одни глупости.

– Мистер фокусник! – со сцены раздался веселый смех. – Мы вас ждем!

Он направился к ребятам.

До премьеры оставалось два дня. Позади два месяца напряженных репетиций, метаний по городу и улаживания организационных вопросов, в решении которых лучше всего помогали американские президенты: Джексон – в решении мелких вопросов, Грант – в более серьезных. Но больше всего украинский народ уважал Франклина, несмотря на то, что тот давным-давно отправился в края вечной охоты, по выражению коренных жителей Америки. «Зеленые спинки», они же «баксы» или «грины», расходились довольно резво, оседая в карманах местной бюрократии и производя с ними потрясающие метаморфозы. Только что чиновник был связан по рукам и ногам крепкими цепями законов, инструкций и предписаний и был беспомощен, как новорожденный, как вдруг… О, чудо! С помощью зеленой бумажки, играющей роль отмычки, он, словно Гудини, освобождается от всех цепей и творит чудеса не хуже Гарри Поттера, используя в качестве волшебной палочки ручку с дорогим пером. Он открывает проход сквозь бумажные стены с печатями, которые порой покрепче каменных, и с помощью волшебной трубки на расстоянии убирает преграды, возникающие на пути горячо любимого им магического шоу.

Три репетиции в Оперном театре прошли прекрасно. Правда, когда Данила первый раз вышел на сцену, она показалась ему огромной, и он испытал легкое беспокойство, но потом привык. Зал впечатлял: лепные украшения, росписи и живописные вставки, многоярусный зрительный зал с щедрой позолотой, эффектный сценический занавес – все это придавало интерьеру атмосферу нарядности и праздничности.

Данила руководил съемкой репетиций, для которой он нанял нескольких профессиональных кинооператоров. Сначала они ворчали, когда он давал советы, но ему удалось убедить их, что процесс съемки иллюзионного шоу отличается от всего того, что они делали раньше. Данила делал все это с дальним прицелом. Если все пройдет хорошо, то запись можно будет показать по телевидению, а он не хотел видеть в кадре то, чего не должен видеть зритель.

Общий план, крупные планы на сцене, обход с камерой вокруг реквизита, отдельные сцены с балетом… Через два дня будет еще одна съемка, но уже при заполненном людьми зале. А затем наступит черед монтажа.

Билеты, вопреки опасениям Данилы, распродались полностью уже за неделю до премьеры. В кармане лежали последние три, и он решил подарить их случайным прохожим, как уже сделал с десятком других в первый день продаж, когда еще опасался за наполненность зала.

Данила вышел из своей двухкомнатной съемной квартиры в центре города и отправился на прогулку по вечернему Львову. Возле здания университета кто-то дернул его за рукав пиджака.

– Дядь, дай пару копеек.

Перед ним стоял пацаненок лет десяти, в широких грязных штанах и неопределенного цвета куртке, которая была на пару размеров больше худощавой фигурки беспризорника. Огромные глаза на немытом лице смотрели внимательно, не мигая.

Данила порылся в кармане пиджака и вытащил десятигривенную купюру.

– Держи, пацан.

Бумажка исчезла в недрах брюк с такой ловкостью, будто малолетний попрошайка брал уроки у Петра Зиновьевича.

– Дядь, а сигарету не одолжите?

Данила усмехнулся:

– Одолжить… Ты что, ее вернешь?

Мальчуган не отходил, выжидающе глядя на него снизу.

– Есть хочешь, пацан?

Тот сглотнул слюну:

– Хот-дог.

Поблизости оказался требуемый лоток, и через две минуты пацан уплетал за обе щеки угощение.

– Не спеши, никто у тебя не заберет.

– А я и не отдам, – промычал мальчишка, не переставая жевать разрезанную булку с горячей сосиской, щедро сдобренную салатом, горчицей и кетчупом.

– А мамка твоя где? – поинтересовался Данила.

– Дома. Пьет она, – буднично ответил пацан, облизывая пальцы. От угощения уже ничего не осталось.

– Как тебя зовут?

– Виктор, – солидно представился тот.

Так звали дядю Данилы и друга из далекого детства – Витьку Косорукова, у которого тоже была пьющая мать. От этих воспоминаний у Данилы защемило сердце.

– Чего еще хочешь, малой?

– Еще десять гривен, – не раздумывая ответил Виктор.

– А в театр хочешь сходить?

– Театр? – Пацан скривился. – А че там интересного?

– Ты фокусы любишь?

– Люблю. Я в цирке видел. Только это давно было, мамка тогда еще не пила.

Данила снова полез в карман и вытащил билет.

– Держи. Это через два дня, в Оперном.

Проворные пальцы выхватили билет и растворили его так же, как ранее купюру, руководствуясь нехитрой логикой: дают – бери.

– Ну давай, Виктор, беги.

Пацан исчез в толпе. Билет он, скорее всего, сдаст, деньги нужнее. Когда в желудке пусто, то не до представлений.

Побродив немного по улицам, Данила решил возвращаться домой. Завтра последний день, необходимо выспаться.

Он свернул под арку, сокращая путь, и тут дорогу заступил чей-то корявый силуэт.

– Слышь, Вася, закурить есть? – гнусаво сказала тень, растягивая гласные.

Проживший большую часть жизни в Штатах, Данила не забыл двойного смысла этой вводной фразы и на всякий случай вытащил руки из карманов.

– Не курю, – ответил он, продолжая идти.

Но от темной стены отлепились еще две фигуры, окончательно перекрывая дорогу. Одна длинная и худая, вторая приземистая и коренастая.

– Те чо, в падлу закурить дать пацанам? – угрожающе спросил длинный. Лиц видно не было, ближайший фонарь качался у подъезда в двадцати метрах от места разборки с припозднившимся лохом, на свою беду избравшим короткий путь домой.

Эх, был бы в кармане шокер или полицейская раскладная дубинка! Но он ведь не в нью-йоркском Гарлеме и не в южном квартале Чикаго, куда после наступления темноты белому лучше не показываться. Он практически в центре европейского города!

В том, что его будут бить, и, возможно, даже ногами, сомнений не оставалось. Данила остановился и похлопал себя по карманам.

– Сейчас, ребята, где-то тут завалялись сигареты…

Рука, нырнувшая в карман брюк, нащупала лишь колоду карт, с которой он никогда не расставался.