А может, это любовь? - Лори Пэйдж

— Я же передала диспетчеру, что со мной все в порядке, — с досадой сказала она, а потом призналась: — Когда ты мне сказал, что кто-то за мной следит, я тебе не поверила.

— А теперь веришь?

Повесив шляпу на крючок у входа, Ник сел за стол.

— Какой-то ковбой искал что-то в конюшне. Когда я его спросила, что он делает, он притворился, что перепутал ранчо. Думаю, он врал.

— А тебе, конечно, надо было вылезти и заговорить с ним, — упрекнул ее Ник.

— Я уже была во дворе, когда увидела его машину. Я хотела рассмотреть номерные знаки, но он, должно быть, заметил меня через щели в конюшне.

— Но ты запомнила номер?

— Вот. — Стефани протянула Нику бумажку с номером. — Он сказал, что только что нанялся на соседнее ранчо.

— А как он выглядел?.. Это он, — подтвердил Ник, выслушав описание Стефани. — Я его видел, когда наблюдал за тобой.

— За мной?

— Я же предупредил, что не спущу с тебя глаз. Ты оформляла витрину и ничего бы не заметила, даже если бы за тобой наблюдал целый полк, — насмешливо отозвался Ник.

— В витрине мне вряд ли угрожала опасность.

— Как знать. Может, угостишь кофе? Я дома не успел…

Стефани поставила на стол две кружки. Ник отпил глоток и сказал:

— Напиток жизни. Диспетчер сказала мне, что ты просила позвать к телефону меня.

— Так ведь это ты меня предупредил.

— Ты могла бы позвать дежурного. — Это был явный вызов.

— Но это твой участок.

— У меня сегодня выходной.

— Извини, я об этом не подумала, — сухо возразила Стефани. Она не знала, о чем еще говорить, опасаясь, как бы разговор не вернулся ко вчерашней теме. — Я боюсь за Дуги. Если этот человек знает, что Дуги может его опознать, как бы он не попытался что-нибудь с ним сделать.

Ник подождал, пока она сядет за стол. В шортах, завязанной под грудью рубашке и с зачесанными за уши волосами она выглядела так, словно ей опять восемнадцать.

— Я могу переехать к вам.

— Я собираюсь завести собаку.

— Приятно сознавать, что так просто найти мне замену. — Ник не смог сдержать смеха.

Стефани поджала губы, явно раздосадованная. Ему захотелось перегнуться через стол и поцеловать ее. Но это было бы серьезнейшей ошибкой. Вдруг он не смог бы остановиться?

— Я хотела сказать, что собака предупредила бы, если бы появился кто-то чужой.

— И что бы ты сделала? Взяла бы камень, как тогда, когда собиралась прикончить койота?

— У меня остался пистолет Клея. Между прочим, мне сказали, что койот не был бешеным.

— Да, он нажрался какого-то яду, рассыпанного кем-то из фермеров.

Несколько минут они молчали.

— Тяжелая у тебя работа, — посочувствовала наконец Стефани. — То мошенники, то подозрительные личности, то местные жители, которые не задумываются над тем, что делают.

Ее сочувствие было приятным, но ему нужно было не это. А что же? Поцелуи? Но ведь они вовсе не означают вечную любовь, как было когда-то. Человек должен рассуждать трезво, а не жить иллюзиями или поддаваться страстям.

— Что случилось? — спросила Стефани, словно угадывая его мысли.

— Ничего не случилось. Я переезжаю, и все тут.

Ник завтракал, будто это был обычный день их жизни. Они вообще что-то слишком часто последнее время едят вместе, подумалось ей. Зря она его сегодня угостила не только кофе, но даже предложила оладьи.

— Что ты сказал?

— То, что ты слышала. — Ник улыбался, но его взгляд оставался жестким и непреклонным.

Стефани решила не реагировать. Когда они, бывало, расходились во мнениях с Клеем, это было лучшей тактикой. Она молча смотрела на Ника, выжидая. Этот прием обычно срабатывал. Но с Ником номер не прошел.

— Я поселюсь здесь на некоторое время. Так что тебе не придется заводить собаку, — решительно заявил он и усмехнулся.

Это ее разозлило.

— Ничего такого не будет.

— Я расследую преступление, — мягко возразил Ник, — а ниточка тянется к тебе. Я могу получить предписание суда на вселение, но будет лучше, если ты сама разрешишь мне пожить здесь.

— Лучше для кого: для меня или для тебя? — Голос ее был полон ядовитого сарказма, но Ник, казалось, этого не замечал.

Стефани постаралась придать своему взгляду как можно больше строгости, но ответный взгляд Ника был таким суровым, какого она никогда не видела раньше.

Воин.

Непрошено возникшее слово не имело ничего общего с тем, что Ник был полицейским. Оно определяло генетические свойства его натуры, его сущность.

— Для нас обоих. Ты, конечно, можешь упрямиться и тем осложнить ситуацию. А можешь и помочь. Результат будет тот же.

Ник молча наблюдал за ней. Он посмотрел на родинку над губой, потом перевел взгляд на губы. Она непроизвольно вытерла их салфеткой. Суровое выражение его глаз внезапно смягчилось, и Стефани опустила глаза.

— Трусиха.

— Почему это? — вызывающе спросила она, выпрямившись.

— Сама знаешь, почему. — Ник закончил есть, положил вилку и вытер рот. — Больше не собираюсь тебе потакать.

Атмосфера все больше накалялась.

— Приятно слышать. Значит, ты не станешь хватать меня и целовать когда вздумается, как это было на рождественской вечеринке у Эми? Не воспользуешься ситуацией, вроде той, когда я отключилась от укола?

— Если ты не перестанешь без конца твердить об этих поцелуях, я могу подумать, что они тебе понравились, — заявил он с чисто мужским высокомерием.

— Ха!

— Тебе они точно нравились, и ты на них отвечала, пока не вспоминала, что должна играть роль образцовой вдовы, преданной памяти образцового мужа.

— Ты… ты… — Стефани задохнулась от ярости, — что ты-то об этом знаешь?

— Я знаю, что Клей был далеко не образцом. Он был хорошим полицейским, хорошим другом, но идеальным он не был. Ты пытаешься насильно возвести его на пьедестал, которого он не заслуживает. И делаешь это не из любви, а из чувства вины; может, это даже навязчивая идея, но только не любовь.

— А что ты знаешь о любви?

Ник прислонился к стене. В его глазах, как в зеркале, она увидела холодную, лишенную всяких эмоций оценку ее поступков, и это привело ее в бешенство.

— Знаешь ли ты, что такое тосковать по кому-либо так, что впору умереть? Но надо держаться, потому что от тебя зависит жизнь и душевное равновесие твоего ребенка. Знаешь ли ты, что такое ответственность за воспитание сына? Необходимость вырастить его таким, чтобы его отец мог им гордиться?

— Да, это трудно, — согласился он, однако в его ответе не было ни капли сочувствия. — Но такое выпадает на долю многих. Моему отцу, например, пришлось одному поднимать пятерых.