Терпень-трава - Владислав Вишневский

– А я на одной руке уже могу долго висеть! – К месту похвастал Гошка. Лицо его сейчас было похожим на те кошачьи ужимки. Рассевшись под столом, коты (или кошки), сощурив глаза, ехидно наблюдали за душераздирающими мучениями рвущегося играть подростка-щенка…

– Да, и ты сможешь, Мишечка, висеть, и на одной и на другой, – не вникая, охотно повторила Дарья Глебовна.

– Как я! – опять ловко ввернул Гошка.

– Как Гоня, да! – послушно откорректировала свою речь Дарья Глебовна. – Тут не у мамки, понимаешь… Мы хоть не городские, не учёные, не в Москве живём, в деревне, а толк в полезной и вкусной еде знаем. Угу. В общем так, ребятки, – Дарья Глебовна сделала глубокую паузу, потом распрямилась, и торжественно произнесла. – На обед сегодня будут мои фирменные котлетки…

– Котле-етки! – Гоня, даже привстал в восхищении. – Твои! Фирменные!

– Да! И борщик! – с победной интонацией шире раздвинула границы своих кулинарных наступательных действий бабуля. – Правдв опять без мяса, но овощной. Шибко, значит, полезный. – И пригрозила. – И не опаздывать у меня. Вот!

– Есть, товарищ командир! Как штык мы, баб Дарья… – голосом кандидата в ефрейторы отрапортовал Гоня, сползая с табурета, – тогда… мы…

– Ты наш защитник! – любовно пропела ему баба Дарья, приглаживая вихрастые белобрысые волосы на его макушке. – И деду своему, Гонечка, скажи: баба Дарья наказала не опаздывать. – Пригрозила. – С ним у меня особый разговор потом будет.

– Ага, передам.

– Чтоб не опаздывал…

– Ага, чтоб не опаздывал, да!

– Вот! – успокоилась баба Дарья, потом вновь насупила брови, вспомнив что-то важное. – Кстати, Мишенька, скажи-ка, милок, а бабушки с дедушками у тебя какие ещё, там, в Москве своей, есть, живы?

– Есть, а как же! – энергично жуя, с готовностью ответил Мишка. – Живы.

– Так и что? – не понимая, всплеснула руками бабуля. – Ты у них разве не бываешь?

– Редко. На день рождения если, и на Новый год… – кисло ответил Мишка. – Иногда.

– А почему ж так? – не унималась непонятливая бабка.

– Одна бабушка ещё молодая. Говорит – у неё свой бизнес. Занята она: или на работе всегда, или в зарубежных командировках. А другие бабушка с дедушкой, они не в Москве живут, пенсионеры. Они всегда на даче. Дедушка болеет, и мемуары всякие пишет. Воспоминания разные: про жизнь, про армию. Он полковник, ракетчик, в отставке…

– А, ну всё понятно, – разочарованно протянула баба Дарья. – Вот почему, говорят, у семи нянек – дитя без глазу…

– Почему без глаза… Я с глазами. – Для убедительности, демонстрируя, Мишка даже раскрыл их пошире.

– Я не об тебе, касатик, я об них. В общем, и сказку тебе, бедному, рассказать, я вижу, некому, и…

– Почему некому?.. У меня и телевизор свой есть, и плэйер, и Интернет…

– Какой плэйер, какой Интернет, несчастный! Без деда с бабкой, какая это жизнь. Это ж не детство – каторга. Муштра одна: стой здесь, иди сюда! Ай, яй, яй! Ну, я понимаю, когда нету уже бабы с дедом, одни, понимаешь, родители… Тогда ладно, тогда чего уж… А когда есть, и в комплекте! И вот так вот! Это не гоже, это… Ты один внук у них, сын, в смысле?

– Один.

– Ай, лентяи! – вновь осуждающе всплеснув руками, запричитала бабуля. – Ай, эгоисты!.. У них что ли денег для жизни нет?

– Почему нет, есть. – Теперь уже недоумевал и Мишка, при чём тут деньги…

– Так чего ж они так, к тебе плохо поступают… Басурмановы дети! – Горестно вздохнула бабуля. – Ну ладно, Мишенька, ты не расстраивайся. – Баба Дарья решительно пристукнула ладошкой по своей коленке. – Я не тебя ругаю. Ты тут не виноват. Всё ещё можно исправить. – Потребовала. – Дашь мне потом их адреса – твоих бабушек и дедушек, я им пропишу своё мнение на этот счёт. – И сменила тему. – Ну, закусили маленько, мальчиши-Кибальчиши? Наелись?

– Да! – почти в голос ответили мальчишки.

– Наелись.

– От пуза, – заверил Тонька и даже выпятил живот. – Во!

– Ты мой пузанчик. – Баба Дарья ласково прижала мальчонку к себе.

– Спасибо, баба Дарья!

– Ага, спасибо!!

– На здоровье! Идите на улицу: бегайте пока. На обед только не опаздывайте.

Под столом в это время абсолютно не вникая в человеческие нюансы, сыто и равнодушно потягиваясь, облизывались два кота. Крутил лобастой, любопытной башкой щенок Шарик. Щенок силился что-либо для себя понять, но, к сожалению, никак не понимал людской разговор. Более того, тон их разговора был для него очень сейчас настораживающим, просто угрожающе порой опасным. Понимал, опять видимо что-то не так сделал, рассердил чем-то хозяйку. Опасливо из-под стола косился на её руки, в которых легко может, знал, появиться либо швабра в его адрес, либо веник. Веник, конечно, бы сейчас предпочтительнее, на это надеялся. А может, и не ему это сейчас грозит… Может, котам. Те ещё шкоды, только хитрые… Пёс крутил башкой, чутко вслушивался, никак не мог дождаться если уж не поощрительных, то хотя бы нейтральных интонаций своей хозяйки. Весь в нетерпении – ждал. То и дело отрывая зад, в готовности выскочить в припрыжку, вновь на секунду присаживался, чутко вслушиваясь в наступательную речь хозяйки… Только хвост жил сам по себе: не осторожно – выдавая! – громко тарабанил об пол. Но вот, наконец – Шарик аж взвизгнул от счастья! – тон разговора хозяйки, на его взгляд, вновь стал привычно ласковым, распевным. Пёс это мгновенно уловил. Немедленно, как вертолёт, подскочил сразу на всех своих четырёх лапах вверх, громко и больно стукнувшись головой о ножку стола. Не обращая на это внимания, абсолютно радостный и счастливый, пулей вылетел из-под стола. Завертелся юлой, путаясь у людей в ногах, повизгивая, прыгая, легко доставая языком до Гошкиного лба, носа, губ, Мишкиных рук… Стремительно рванул потом, указывая им за собой, на двери, за порог: айда, мол, играть, айда бегать! Разрешили.

– Идите, идите… – будто угадав желание щенка, подтвердила бабуля. – Играйте.

– Мишель, только будь на глазах, – вдогонку потребовал я. – Не уходи со двора. – Пусть, на всякий случай, под рукой будет. Я ещё не разобрался в причине диверсии против колёс машины, или это против меня с Мишкой…

– Есть, капитан! Будет сделано. – Уже где-то с крыльца, удаляясь, донеслось Мишкино бодрое.

– Мы не далеко, дядь Жень. Мы вот тут, там, на том дереве будем, на большом, в засаде. Видите? У нас штаб там. – Под окном кухни, в припрыжку, чтобы его хотя бы одним глазом увидели из комнаты, указывая рукой (только руку как раз и видно было), под восторженное тявканье щенка Шарика, откорректировал Гошка секретное местоположение своего штаба.

– Только осторожно. Не сорвись с дерева, разведчик. – Ловко управляясь с посудой, остерегла Дарья Глебовна.

– He-а, я на одной руке уже умею висеть. Показать? – Громкие прыжки прекратились, тявканье тоже, Гошкина рука исчезла.

– Нет, не надо, – мы с Дарьей Глебовной с тревогой выглянули в окно. Гошка и Шарик с одинаковой готовностью глядели на нас снизу-вверх. – Не надо, Гонечка. – Взмолилась баба Дарья.

– Мы тебе верим, – подтвердил я. – Да!

– А то! – оттолкнувшись от нас глазами, мальчишка удовлетворённо хмыкнул. Решительно подтянул штаны, и на перегонки с Шариком, пустился догонять городского гостя: он же не знает, как там нужно залазить, там же не каждый сможет…

А я, выйдя в просторный огород за домом Дарьи Глебовны, держа в поле зрения дерево с Гошкиным штабом, уединился, чтоб никому не мешать, присел на завалинку, и принялся размышлять над возникшей проблемой…

Что же произошло?

Первое: у Мишеля возникли проблемы – мы сменили дислокацию… Абсолютно правильное решение: не семью же подставлять с мальчишкой! Именно спрятать, именно исчезнуть… Так и сделали. Главное, быстро исчезли – даже мать с отцом не знают где мы! – и, вроде, незаметно исчезли. Второе: не успели приехать, нам проткнули колёса. Именно колёса, причём все. Почему – колёса? Почему – сразу? Не понятно. Идиотизм какой-то… Только не накаляться, останавливаю себя, только без эмоций. Тут нужна холодная голова, без нервов… Думай, Федя, в смысле Женя, думай. Только спокойно думай… Главный здесь вопрос: есть ли между первым и вторым какая-то связь? Если есть, то какая? Если нет, то кто, за что, и зачем это сделал? Прямой связи вроде нет. Никто не знал – кто я такой вообще, и куда я мог поехать. Я и сам-то это понял даже не тогда, когда свернул с МКАД и погнал минуя Балашиху, Орехово-Зуево, Покров, и так далее… А когда уже к городу Владимир подъехал. Тогда только окончательно для себя и понял, куда и в какую сторону я гоню… Интуиция вела – мать успеха. А она, родимая, домой меня вела, оказывается. Умница! Вот и привела… Домой! Сюда…

Я умиротворённо и расслабленно закрыл глаза, прислонился спиной к волнистым брёвнам дома, прислушался… Дом, брёвна, излучали глубокое и спокойное тепло. Было тихо. Солнце, заметно усиливая, припекало, грело лицо и руки. Где-то прямо надо мной, над головой, вверху, под навесом крыши нервно чирикали в гнезде чьи-то, очень голодные видимо, птенцы… Там же, вверху, время от времени, вдруг, слышалось мелкое, сильное и короткое тарахтение крыльев – фррр – как при торможении, как при посадке. Чувик-цувик! – за этим, перебивая друг-друга, радостно реагировали птенцы, и слышалась суета. Кормление длилось не долго, пара мгновений. И вновь слышалось резкое – фррр, и движение воздуха за этим, как вентилятор дохнул… Родители спешили за новой порцией пищи. А в гнезде вновь возникал вначале осторожный, постепенно, затем, усиливающийся голодный ор… Бедные родители, – подумалось, – целый день, порхая, добывать пищу… Адский труд. Конечно, адский. Хуже не бывает. Но благодарный!.. Так и должно быть. Везде так… И в природе так, хоть и по-разному… И у людей так же… Тоже, кстати, по разному. Порой, даже кажется, что у людей это хуже получается, чем у… Не важно, у кого именно. Важно, что – хуже. Особенно теперь, в это время. Огорчённо вздохнул…