Терпень-трава - Владислав Вишневский

Из этого состояния меня вывело чувство неосознанной тревоги, чей-то знакомый голос и лёгкая встряска: «Капитан, дядь Женя, Палыч, ты спишь?»

– Да! Нет…Что случилось? – Избавляясь от липкого сна, встряхиваю головой, просыпаюсь. В комнате горит лампа, пахнет керосиновой гарью, надо мной лицо Мишеля. – Что? Я уснул?

– Нет, всё в порядке, дядь Жень, спи, только надо отцу позвонить. Мы обещали.

Да, точно. Хорошо, что напомнил. Я почти забыл об этом, я обещал немедленно позвонить сразу же, как приедем, как устроимся. Конечно, сейчас сообщим, свяжемся. Мишка подаёт мобильный телефон, тихонько мне шепчет: «Тут знаешь, как здорово, так всё интересно. Мне понравилось. Давай поживём здесь, Палыч, а? Скажи им, предкам, что климат здесь как раз для меня подходит, для лёгких. Ем, скажи, хорошо, полезно всё, молоко высококалорийное, продукты натуральные, свежий воздух. И ребята хорошие, не хулиганы. Скажи им. Ладно?»

– Угу, – бурчу, набирая номер. – Скажу. Ты где сейчас был?

– А, здесь, неподалёку, – Мишка неопределённо машет рукой куда-то за спину. – Только пусть предки сюда не приезжают, скажи. Им, я знаю, здесь не понравится… – заговорщически шепчет мальчишка. – Особенно маме. Ей даже в Сингапуре не понравилось, представляешь, не то что здесь.

– Угу, понятно!.. Алло, Николай Михайлович, – услыхав громкое «алло, говорите», сохраняя конспирацию, коротко сообщил. – Мы на месте. Всё в порядке. Устраиваемся.

– Алло, алло, кто это? – видимо не узнавая, переспросил в трубке тревожный голос. – Кто это?

– Это я, капитан. Евгений Павлович… – совсем раскрываюсь, куда деваться!

– А-а-а, – трубка зазвенела откровенно радостными нотками. – Это вы!.. И как у вас? – кричал Николай Михайлович, Мишкин папа. – Всё хорошо? Всё хорошо? Всё хорошо, а?

– Да, нормально. Приехали. Устраиваемся. До связи. – И всё для той же конспирации, чтоб бандиты не засекли, немедленно отключил связь. Выключил и сотовый.

– Во, правильно! – одобрительно кивнул Мишка на отключенный сотовый. – Мы на нелегальном положении. С предками связь только по чётным дням, раз в месяц или раз в полгода. Да, капитан?

– Там посмотрим… – рассеянно отвечаю.

Оглядываюсь. В комнате кроме Мишки никого нет. Я лежу на узкой продавленной в середине койке, провалившись головой в мягкую подушку, в ногах успокаивающе, монотонно мурлычет во сне кот.

– Пойдём, надо устраиваться, – говорю Мишке, поднимаясь.

– У нас выбор большой, дядь Жень, – легко, со знанием дела сообщает Мишка. – Дома… эээ, в смысле избы, – поправился Мишка, это новое слово в его лексиконе. – Избы на выбор. Мы прошли с ребятами, мне показали.

– Вот как! И что? Что ты выбрал?

– С тобой мне без разницы, по-барабану. Где ты, там и я.

– Это понятно, если по-барабану. Ладно, пошли выбирать, пока совсем не стемнело.

Но эту ночь мы провели, как когда-то я, в детстве, на сеновале. На пахучем настоящем сеновале. Здесь же, во дворе Шестопаловых. Хозяева настояли. Жизнь, мол, ещё длинная, зачем на ночь глядя куда-то идти, зачем зря суетиться: «Проспитесь у нас до утра, а там уж видно будет». Возражать я не стал. Действительно, утро вечера мудренее. С этим я согласен, но, к полнейшему изумлению Мишки, предложил именно сеновал…

– На куда?! – Мишка глядел на меня с крайним удивлением. Он не слыхал о квартирах с таким красивым, поэтичным названием.

– Сейчас узнаешь, – не удержался, хмыкнул я, и коротко пообещал. – Тебе понравится…

Конечно, понравится, – я не сомневался, в отличие от Мишкиной мамы. Ей, это бы не понравилось. Как и то, что мы не приняли вечерний душ, не почистили зубки, не надели пижамки, не поцеловали любимую мамочку перед сном… Ничего такого приличествующего.

Мы просто лежали – только представьте! – на чуть покатой крыше высокого сенного сарая, в центре его, подстелив и укрывшись простыми солдатскими одеялами, я помню такие по своей службе в армии, и положив руки под головы глядели в яркое ночное звёздное небо. Не в привычный потолок, пусть и распрекрасной евроквартиры глядели, а в настоящее цветное звёздное небо. He-бо! Летнее! Звёздное! Настоящее! Представляете? Мишка вообще, кажется, ошалел от навалившейся экстремальной экзотики. В его десятилетней пресно-сладкой жизни всё было раз и навсегда, кажется, уложено родителями в рамки шикарной квартиры, элитной частной школы, модного плавательного бассейна, Макдоналдса, летом Канары или Сейшелы, и, главное, его суперкомпьютера. Но такого вольного простора для души, тела, и воображения, как здесь, сейчас, ночью, и именно на крыше сарая, ни один компьютер, пусть и распрекрасный какой «супер» будет, дать не мог. Я это видел. Мишка был так возбуждён чарующей картиной неба, чистым ночным воздухом, лёгким тёплым ветром с цветочных полей, что едва не парил над крышей. Он даже руки невольно к звёздам вытягивал, пытаясь потрогать… Я его придерживал, чтоб не взлетел ненароком вверх, как надувной шарик. Вертелся парень как веретено, всё ему было в новинку и всё интересно. Как в первый раз. А так и было! Как и у меня когда-то…

Действительно, угольно-чёрная темень вокруг – ни огонька, ни звука, нас и самих-то с Мишкой вроде и нет на крыше, не видно, только любопытновосторженные, с замиранием, наши души вбирающие глазами, носами и ушами… и звёзды… Миллионы звёзд! Мириады! Ярко искрящиеся, живые, переливающиеся, пульсирующие, подмигивающие, чуть трепещущие в глубоком бездонном пространстве, где и в дымке. Причём, все очень крупные, одинаково хорошо различимые, как прямо над нами, так и на окраинах. Никакой полусферы, одна простая сверкающая плоскость… И чем дольше всматриваешься в звёзды, в небо, тем больше хочешь смотреть, будто тебя притягивает, гипнотизирует. Вот она какая Вселенная! Огромная, магическая, непознанная… Притягивает, будоражит.

– Дядь Жень, ты не спишь? – одними восклицательными знаками над ухом шипит Мишка.

– Не сплю. – Отвечаю.

– И я не хочу! – обрадовано сообщает Мишель. Чуть помолчав, говорит. – Знаешь, Палыч, я и не видел никогда столько звёзд сразу… и таких огромных!

Ну, конечно, где ему, рождённому в мегаполисе, и живущему у подножия гарью и смрадом чадящего города. Там если и видно когда звёздное небо, так оно в мутной пелене, как «золотая» рыбка в целлофановом пакете. Не живое небо и чистое, а почти искусственное, суррогатное. А тут! Вот оно тебе небо, перед глазами, как на ладони. Перебирай камушки.

– Ой, ско-олько звёзд! – восхищённо тянет Мишка. – Красиво как! А ты знаешь, дядь Жень, сколько их здесь сейчас?

– Сколько?

– Миллионы!

– Так много? – искренне удивляюсь я.

– Да, – тоном учителя, отвечает Мишка. – Миллиарды миллионов. Я читал. Даже больше. Просто сосчитать никто из людей не может. А звёзды умирают и снова рождаются, как люди.

– Ууу! – восхищённо тяну.

– Да! – Соглашается и Мишка, и вновь спрашивает меня. – А сколько километров до Солнца, ты знаешь?

– Знаю, Мишель, много: сотни миллионов километров.

– Нет, – категорически не соглашается мальчишка. – Сто пятьдесят миллионов.

– Что ты говоришь! А я думал больше.

– Нет, точно. Это научно доказано.

– Ты посмотри, а я не знал. Значит, на одной заправке нам не доехать.

– Какой заправке? Ты шутишь! Туда лететь знаешь сколько времени нужно? Хотя зачем туда? Это же Солнце, там же огромная температура, корабль сразу и сгорит, расплавится. Нужно лететь в другую сторону, в другую Галактику, вот.

– А туда нам зачем? – деланно удивляюсь. – В такую-то даль!

– Как зачем! – Мишка озадачен моим невежеством, с жаром сообщает. – Чтоб найти контакт с другими людьми, или как их там… Наша-то Планета уже погибает, состарилась уже. Древняя, потому что. Другую для жизни нужно подбирать.

– Другую! И не жалко?

– Что жалко, эту? Землю? – Мишка на секунду умолкает. – Ну, жалко, конечно, но она отработанный материал, – так папа мой говорит, а отработанный материал, говорит, жалеть никогда не нужно. Нужно быть… это, прагматиком, вот. Так он говорит. Сделанного – не жалей, иди дальше. Мой папа так всегда и поступает, я знаю.

– Твой папа!

– Да! – определённо заявляет мальчишка.

– А ты сам-то, действительно согласен с тем, – спрашиваю. – Что всё прошлое нужно сразу же человечеству взять и забыть. И хорошее, и плохое?

– Ну, если честно… – мнётся Мишель. – Не совсем согласен.

– И правильно. Ни хорошего человечеству забывать нельзя, ни плохого. Только хорошим нужно гордиться, а из плохого выводы делать, не повторять ошибок. Хотя… Ладно, Мишель, давай, договоримся, я тебя прошу: не будь в будущем прагматиком. Это нужная, в принципе, черта в человеке, но не главная.

– А какая главная?

– Главная? Хм, хороший вопрос, Мишель. Быть человеком, а не прагматической машиной. Как твой… – чуть было не сказал «папа». -Компьютер.

– Мой компьютер… – эхом повторяет Мишка, и вдруг, неожиданно подпрыгивая, истошно, во весь голос вопит. – Смотри, Палыч, смотри – звезда! Звезда летит! Звезда-а!