Спецприключения Миши Шерехова - Дмитрий Евгеньевич Наумов

тост за содружество спецслужб. Вторая рюмка водки, по русскому обычаю, была поднята с тридцатисекундным перерывом. Третья ушла вдогонку по французскому обычаю смешанная с шампанским. О работе решили не говорить, а весь вечер посвятить сугубо интимным проблемам немолодых уже мужчин. Вторая бутылка "Столичной" уже подходила к концу, когда Шерехов решил завести светскую беседу о межличностных отношениях на берегах древней прекрасной Сены.

Начал он издалека, вспомнив романтические истории французских писателей, прочитанные им в далекой юности и продекламировал несколько строк из Бодлера и Луи Арагона, чем безмерно удивил как французского, так и российского коллегу. Жак пребывал в изумленном молчании до следующей стопки "Столичной", после чего начал тоже весьма издалека:

– Слухай сюды. Дело было так. Жили они в нашем городе. Очень друг друга любили. Да время пришло ему в армию идти. Отправили его в Алжир. Письма он писал ей сердечные, всем кварталом читали…"

– Стоп! – вдруг вскричал Миша, – ты откуда русских анекдотов нахватался?

– Каких анекдотов? – не понял Верден, – я же тебе хотел историю из "Шербургских зонтиков" рассказать.

– Не надо мне из "зонтиков, – разозлился вдруг Шерехов, а сам подумал: "Нигде правду не услышишь, впаривают, понимаешь, про чужую любовь, а своим, сокровенным, не делятся". И добавил уже вслух:

– Черт с вами, давай о работе поговорим.

Разговор затянулся до раннего утра и имел большое "прикладное" значение для всех. Шерехов прослушал лекцию по организации оперативного процесса в местных парижских комиссариатах, в общем плане понял критерии французов при подборе агентуры и сделал для себя далеко идущие выводы о системе оперативных учетов. Француз же не понял ничего из того, что ему рассказали доблестные контрразведчики. Он понял, что в российских спецслужбах, в их количестве, системе взаимодействия и приоритетах в работе не разобралось бы все сообщество западных разведок, и сделал вывод, что в этом то и сила россиян. Это привело его к грустной мысли о том, что как и прошлый советский КГБ ФСБ России также непобедим, потому что не появились на Западе столь умные головы, которые были бы способны разобраться в этом коварном узле ФСБ-СВР-ФПС-ФАП-СИ-СБП-ФМС-СБД-СБФС-БМП-БРДМ-УВД-СОБР-ОМОН-ОПОН-ЛОМОН-ОХЛОМОН. Голова у Вердена пошла кругом и он понял, что пора собираться домой.

Прощались долго. Стояла теплая парижская ночь. Мелкие французские буржуа спали спокойным безмятежным сном. Улица была тиха и пустынна. У тротуаров, уткнувшись носами в парапет, дремали маленькие французские автомобили. Рекламные огни вполнакала освещали тротуар у выхода из гостиницы. Обнявшись троекратно, соратники обмочили свои щеки обильной мужской слюной. Расставаться не хотелось. Верден, проникшись самыми добрыми чувствами к российским коллегам, вдруг неожиданно встрепенулся и с надеждой в голосе, внятно, с расчетом на взаимопонимание спросил:

– Может, на "круг" пойдем?

– Пойдем, – ничуть не удивившись тому, что и здесь, в Париже, оперработники имеют свой "круг", ответил Шерехов.

– Надо "лакирнуть" – согласился Иванов.

"Круг" французских "оперов" располагался на площади Сланч, недалеко от Пляс Пигаль и в конце улицы Мулен Руж, что было предельно удобно, так как часто после "круга" французские оперработники, как и их российские коллеги после московского "круга" часто продолжали ночной кураж в местах, помеченных на картах ёмкой абревиатурой к/к (конспиративная квартира). А у французских коллег этих к/к на Мулен Руж было предостаточно.

Пешком дорога заняла не больше пятнадцати минут. Коллеги в полголоса распевали то "Подмосковные вечера", то "Париж" и к четырем утра были уже на месте. Выбрав столик в уже полупустом кафешантане и, взяв по два пива, друзья начали долгий разговор о своем, о мужском. Шерехов с теплотой в голосе рассказал о редком таланте своей жены не переживать сильно при отъезде мужа в командировки, особенно в долгосрочные. Иванов поведал о необыкновенных глазах москвичек, в которых он всегда читал одно желание – отблагодарить его, Иванова, за то, что он есть на свете. А Верден вдруг неожиданно признался, что его Илона уехала на Лазурный берег с его другом Полем.

"Высокие отношения", – подумал Миша и представил себе, как бы он реагировал в такой ситуации. Ему стало по-мужски жалко Жака и он, не сдерживая своих чувств, обнял Вердена. Так они просидели до пяти, после чего, ощущая утреннюю прохладу и несколько протрезвев, решили немного поспать.

Верден уехал на такси, а друзья пешком не спеша спустились к гостинице и, поднявшись в номер, рухнули на кровати, не раздеваясь.

* * *

Утро, судя по дикой головной боли, не предвещало ничего хорошего. Контрразведчики проснулись достаточно поздно, чтобы идти на завтрак, и первым и единственным их желанием было привести в строгое соответствие разбегавшиеся в разные стороны мысли. На очередном изгибе крутой алкогольной спирали Шерехов поймал мысль о том, что без дозированного воздействия на организм он будет бегать за убегающими мыслями достаточно долго, а главное, безрезультатно. Идея разового дозированного воздействия на общее состояние организма привела Иванова в восторг, и ради её реализации он даже достал из неприкосновенного запаса бутылку «Столичной». На столе нашли кусочки засохшего хлеба и зачерствевшего сыра и как два истинных интеллектуала, обозвав все это пиршество «завтраком аристократа», выпили по первой. Шерехов сидел на стуле, прислушиваясь к реакции любимого тела. Вот тепло побежало по груди, постепенно поднимаясь к голове, без особых усилий достигло подбородка и остановилось. Иванов понял все без слов и не замедлил налить еще. После второй Миша почувствовал, как начали гореть щеки и уши, но сосуд тела еще не был наполнен живительной энергией и он попросил Иванова не тянуть, поскольку уверенности в опорно-двигательном аппарате еще не ощущал. Третья легла в лоно любимого организма как в давно ожидаемое, согретое прекрасным женским телом, ложе и доставило истинное удовольствие ценителям прекрасного мироощущения.

Не успели друзья насладиться новыми ощущениями обновленных тел, как в дверь постучали. Шерехов без вопроса открыл дверь, поскольку предполагал увидеть того, кого увидел. На Вердена было страшно смотреть. Серый цвет лица оттеняла свежая сорочка, а тяжелый взгляд над набухшими мешками говорил о том, что в Париже не владели тонким искусством поправлять здоровье народными средствами. По сравнению с розовощеким Шереховым Жак выглядел как покойник.

– Жак, что случилось? – искренне удивился Миша, – что произошло?

– Не спрашивай, – Верден тяжелой походкой прошел в номер.

Увидев бутылку водки, передернулся и широко раскрытыми глазами посмотрел на друзей, – Как вы можете?

– И ты сейчас сможешь, – сказал уже веселый Иванов и налил Вердену рюмку.

Взмахнув руками, как крыльями, Жак закричал: "Нет! Нет!", а затем под ласковыми, заботливыми взглядами друзей взял её и молча выпил.

Иванов налил еще. Подумав, он разлил остатки водки в две другие рюмки и сказал сказочный