Только ты и я - Лор Ван Ренсбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Козлы! Все до одного!
Тем временем на лице Элли появилось недовольное выражение, а глаза гневно сверкнули. Эта картина наконец-то заставила Стивена сдвинуться с места. Не без труда протолкавшись сквозь толпу критиков, обозревателей и дилетантов-любителей, загораживавших дорогу к выходу из галереи, совершенно очумевший Стивен наконец-то вывалился из автоматических стеклянных дверей галереи и увидел, что незнакомец стоит на тротуаре один, а Элли нигде не видно.
К счастью, здесь, на берегу Чесапика, ни о каких посторонних мужчинах не могло быть и речи.
Его размышления прервал голос Элли:
– Хотела бы я знать, как долго человек сможет протянуть в такую погоду без нормальной одежды.
– А почему ты спрашиваешь? – удивился Стивен.
– Не знаю… Просто так.
Он улыбнулся.
– Мне иногда кажется, что ты слишком много беспокоишься о всякой ерунде. – Ее по-детски непосредственное замечание заставило его еще раз постучать ей по носу согнутым пальцем и удостоить еще одной покровительственной улыбки.
– А вот мне кажется, что ты вообще мало о чем беспокоишься. Разве тебе не о чем жалеть? – спросила она после довольно продолжительного молчания.
– Абсолютно не о чем.
– Довольно-таки самонадеянное заявление.
– Все, что я до сих пор делал в жизни, так или иначе привело к тому, что сегодня я оказался здесь, с тобой. О чем же мне жалеть, скажи на милость?
Элли рассмеялась.
– Ты за словом в карман не лезешь!
В ответ он обнял ее чуть крепче, наслаждаясь тяжестью ее лежавшей у него на плече головы. Щека Элли, горячая и чуть влажная, прижималась к коже, и это было приятно. Стивен улыбнулся. Они здесь одни, и на мили вокруг больше никого нет. Снаружи бушует ветер, он швыряет в стекло пригоршни злых, скрипучих снежинок, нагромождает сугробы на крыльце и у задней двери и, кажется, не собирается ослабевать. Непогода разыгралась не на шутку, и вероятность того, что завтра они куда-то поедут, упала почти до нуля. Нет никаких сомнений – Элли полностью в его власти.
14
ЭллиВсе должно быть безупречно, хотя для обеда час довольно поздний. Мурлыканье вентилятора в духовке нарушает тишину в полутемной кухне, где я в одиночестве пытаюсь приготовить что-нибудь вкусное. За застекленной дверцей начинает пузыриться расплавившийся сыр, и я уменьшаю температуру. Следующие два выходных зависят от того, как пройдет сегодняшний вечер.
В последнее время взгляд Стивена стал другим. Еще недавно его глаза улыбались, туманились от желания. Они раздевали меня или всматривались в черты моего лица. Но сейчас их выражение постоянно меняется: узнавание сменяется озлоблением или, иногда, равнодушием. Порой, когда я обращаюсь к нему, его взгляд устремляется в пустоту за моей спиной. Что он там видит? Светлые волосы и малиново-алую куртку, промелькнувшие в зеркальце заднего вида, или что-то другое? Если я спрашиваю, что с ним такое, он отделывается однообразными расплывчато-уклончивыми фразами, которые ничего не объясняют и не проясняют. Кроме того, он стал раздражительным. Теперь Стивен с легкостью теряет то хваленое самообладание, которым он всегда так гордился. Ну что ж, если все пойдет как планировалось, тонкое облегающее платье, которое я надела, должно пробудить его интерес.
Наконец еда готова, и я направляюсь в гостиную, но мое внимание привлекает глухой удар, донесшийся от парадной двери. Выйдя в прихожую, я открываю дверь и останавливаюсь на пороге – на границе между светом и тьмой, между уютным теплом и лютым холодом. Некоторое время я прислушиваюсь к тишине, в которую погрузился окружающий мир. Ни шагов, ничего… Снег лежит таким толстым слоем, что в нем тонут любые звуки.
– Эй, кто здесь? Алло?
Ничего. Только ветер свистит в ветвях.
Напрягая зрение, я всматриваюсь в частокол древесных стволов, а тени между ними смотрят на меня. Ни одна из них не движется. Я перевожу дух, и тут – чу! – со стороны гаража доносится какой-то шорох. Я смотрю туда, и мне мерещится, что темнота как-то странно клубится, меняет форму. Или это просто падающий снег играет со мной шутки?
Прежде чем я успеваю найти ответ на свой вопрос, очередной порыв ветра обхватывает мое тело ледяными щупальцами и, заставив меня вздрогнуть от холода, толкает назад в теплую прихожую.
В гостиной я раскладываю приборы рядом с тарелками, двигаю с места на место винные бокалы, пока они не занимают идеальное положение по отношению к остальной посуде. В центре стола матово поблескивает бутылка каберне-совиньон. Я беру в руки штопор, но потом откладываю его в сторону. Лучше поручить открывание бутылки Стивену, это мужская работа. Кроме того, ему нравится откупоривать бутылки и первым пробовать вино. Вместо этого я зажигаю свечи, расставленные по всей комнате. Жар огня плавит воск, и я макаю палец в маленькую маслянистую лужицу, образовавшуюся на верхушке одной из них. Воск несильно обжигает мне кожу, я отдергиваю палец, и воск застывает на нем матовой корочкой. Я снимаю ее ногтем и роняю обратно, где она растворяется в горячей лужице. Глядя, как под действием температуры исчезает без следа воск, я думаю о всем том снеге, который выпал снаружи. Тепло и холод – вот главные факторы, которые превращают воду в ледяные кристаллы или плавят твердый воск, превращая его в жидкость. Вода или воск остаются теми же самыми, они лишь переходят в другое состояние.
На тележке для напитков поблескивают еще бутылки. Я потуже затягиваю пробку на бутылке с джином и гадаю, сколько Стивен выпьет сегодня. В последнее время изменилось не только то, как он глядит на меня, но и количество алкоголя, которое он употребляет. Он стал пить не только больше, но и чаще, поправляю я себя. Быть может, я и молода, но я не какая-нибудь наивная дурочка. Стивен