Мститель - Михаил Финкель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В окровавленной рубахе Иче подошел к ворам и тепло пожал руку каждому из них, особо отблагодарив главаря.
Толстый хозяин банды обратился к отцу Шолома:
– Послушай меня, Иче! Я имею шо сказать за это дело. Вы, конечно, все тут бравые аиды[56], но не тешьте себя иллюзиями. Вы и мы не победили. И не можем победить. Тем более шо от моего тульского пулемета остался только аш ин порох[57]. Скоро они вернутся и разнесут Балту к чертовой матери. Мой план такой. Ставим у входа в город ребят с винтовками. И уводим всех, кто может идти. Уводим семьи и киндерлах[58]. Они тоже не фраера. Погромят, пожгут и уйдут. Много трупов и им не надо. Тут и так цурес[59]…
Иче согласился. И, пока погромщики готовили новый приступ, ополченцы и воры эвакуировали всех, кого смогли, в ближайшие села. Погромщики вернулись в город и начали грабить и жечь. Балта горела, утопая в черных клубах дыма…
Шолом смотрел на свой горевший город издалека. Рядом с ним стоял его отец. А позади них стояли многие другие мужчины и женщины и с печалью смотрели на это ужасающее пожарище, из которого то и дело доносились крики боли и стоны.
– Папа! Что же это? Так мы встречаем святую субботу?! Ты видел, как сильно наши евреи верили в Б-га?! Они так ждали Его помощи! Они до конца, как наш покойный Ребе, верили в чудесное спасение! Их вера в божественное спасение не имела границ! Они готовились к встрече субботы! Женщины накрывали столы белыми скатертями! Девочки ставили на стол серебряные подсвечники и праздничную посуду! Мужчины сидели над недельной главой Торы! Б-г поможет! Б-г не оставит! Но где же Он, папа?!
– Б-г послал нас, Шолом! Б-г сказал нам, что нельзя полагаться на чудо[60]. И мы не полагались на чудо свыше! Мы сами это чудо совершили! Понимаешь?
– А как же открытые чудеса, папа?! Раньше Он рассекал море перед нашими предками! Воевал за них! И посылал им чудеса день и ночь!
– Сын мой, хорошие вопросы ты задаешь! Написано же у нас в Талмуде: «Не скромный учится!»[61] Ответ на твой вопрос также дали нам наши великие пророки и сказали: «С того дня, как разрушили римляне иерусалимский Храм, закончилась эра открытых чудес в Израиле»[62].
Шолом тяжело вздохнул и сказал:
– Я верю в Бога, папа! Верю! Но я обижен на Него! Он недостаточно помогает нам!
Иче тяжело вздохнул.
– Ты обижен на Б-га, а Б-г обижен на нас… Наши беды, сыночка, не сегодня начались. Наши предки тоже вели себя нехорошо…
– Так то ж предки, пап! Не мы!
– Шолом, если предки омерзительно себя вели, то и с их детьми не шибко потом хочется общаться! Ладно, пойдем…
Балта долго еще пылала. Погромщики вышли из города, окончательно разграбив еврейские дома и лавки, только с наступлением темноты…
Погромщики ушли так же внезапно, как и пришли… Все понимали, что при всей видимости спонтанности этого ужасного погрома, как и прочих погромов по всей империи, за всеми ними стояла хорошо скрываемая рука того, кто их тщательно спланировал и организовал. Механизм работал четко, и директивы о воплощении этих кровавых замыслов медленно спускались вниз, приходя в дорогих конвертах с особой, секретной почтой, в маленькие и средние городки черты оседлости, где жил этот упрямый народ, так и не желавший отказаться от своей ветхозаветной веры, принять христианство и раствориться в других народах…
Дом Иче Шварцбурда разбили, но не подожгли. Уже вскоре все было почти как прежде. Разбитые стекла шкафов и зеркала не в счет… Правда, и их уже успели заказать в Одессе. После погрома прошло несколько дней.
Все домочадцы мирно спали, когда вдруг в три часа ночи кто-то резко постучал в дверь дома Иче. Стук был напористый и упрямый.
– Отворяй ворота, хозяин! – крикнули по-русски снизу.
Хозяин медленно спускался со свечой в руке, скрипя деревянными ступеньками.
– Кто там? – спросил Иче.
– Полицейский сыск!
Иче открыл дверь, гремя засовом. Перед ним стояли незнакомый полицейский офицер и Иван Терентьич Романов, местный глава полиции. Позади них маячили вооруженные полицейские из местного околотка.
– Я не понимаю, почему Вы разбудили меня и на каком основании пришли ко мне? Я человек законопослушный. Меня все знают. Что все это означает? – спросил Иче.
Иван Терентьич, полноватый усатый добряк, виновато пожал плечами и сказал:
– Иче! Ты не серчай! К тебе у господина следователя из Киева претензий нет… Пока, по крайней мере. А пришли мы арестовать твоего сына… Может, оно и обойдется…
Следователь резко прервал Романова и сказал:
– Мы ищем Шварцбyрда Шоломa. Он сейчас дома?
Иче зло кивнул.
– Тогда в сторону! У нас приказ его арестовать и препроводить до тюрьмы предварительного заключения.
Иче закрыл своим сильным и грузным телом проход в дверь. Огромная полуседая борода спадала на его белую ночную рубашку. Он выглядел, как разгневанный библейский пророк.
– Ваше благородие! Попрошу Вас уважительно общаться с ветераном русско-турецкой войны, имеющим заслуги перед Отечеством и отмеченным орденами и медалями за храбрость в боях.
Следователь опешил и застыл на месте. А Иче продолжил:
– Спеха нет. Шолом спит. Успеете его забрать. А мне как отцу можно и сказать, хотя б за былые заслуги, в чем его обвиняют и за что сажают в тюрьму?!
Иван Терентьич присел на деревянную перекладину перил и закурил папиросу.
А киевский следователь сказал:
– Имеете право, господин Шварцбaрд, знать! Конечно!
Иче поднес свечу к бритому лицу полицейского чина и процедил:
– Моя фамилия Шварцбурд. A не Шварцбард. Мы не немцы.
– И тем не менее! Ваш сын обвиняется в убийстве казачьего атамана Тараса Коваленко. А также в организации печати в Волочинске революционной литературы. Он призывает к стачкам и борьбе с властями. Нам даже известна его подпольная кличка – Набат! Также он обвиняется в нелегальном хранении и распространении оружия! И многие свидетельствуют против него!
Иче одолжил папироску у Романова и, закурив, ответил:
– На десять лет сибирской каторги накопали ложных обвинений… А погром как же? А погром? Атаман ваш убийца и вор был! Предводитель погрома! Это Вы будете расследовать?!
Следователь потупил лицо и ответил:
– Причины и детали той страшной трагедии, которую Вы называете погромом, расследует другой следователь, в которой жертвы кстати были, с обеих сторон. И евреи, между прочим, тоже убивали казаков. И следствию еще предстоит выяснить кто на самом деле зачинщик, и кто на кого напал.
Иче лишь рассмеялся в ответ.
Через полчаса Шолома уже вывели на улицу и, завязав ему руки, посадили в карету арестантов.
Так Шолом был брошен за решетку. Он был обвинен в преступном нападении
