Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
13. ОСЕНЬ
Уже замерзают лужи.Уже из бидонов молочницв кастрюли и кринкильетсяхрустящее молоко.
Уже замерзают зори.Уже на покатых крышахлежит настоящий,нежныйноябрьский холодок.
Ты спишь, моя дорогая.И книжка про радиатор,про смазку и про дорогиваляется на ковре.
Ты спишь, поджимая губы.Какие большие ресницы!Какое большое солнцебарахтается в окне!
Мне грустно, что я не помню,как ты иногда смеешься,что я никогда не слышал,не видел,не знал тебя.
А может быть, мы встречалисьв каком-нибудь переулке,тряслись на одном трамвае,сидели в одном кино.
И ты на меня смотреласиреневыми глазами.И я тебя не заметил,не вспомнил, не угадал.
Я всё понимаю.Простоменя увлекает зависть.Герой мой,он очень счастлив.Ему девятнадцать лет.
Он думает и смеется,работает и гуляет,целует своих девчонокпочти что у всех ворот.
Сейчас он стоит и свищеткакую-то глупую песню.И звезды стоят,как будтоприкреплены к нему.
Ты спишь, моя дорогая,работаешь в институте,глотаешь горячий завтрак.Ну как я тебя найду?
Мне выпало счастье — шлятьсяпо следу моих героев,устраивать им свиданья,раскрашивать небеса.
Они приезжают в городс подругами и вещами.Толкаются на перронах,тупеют в очередях,робеют перед машиной.Но я их беру в работуи длинными вечерамиучу понимать страну.
Мне некогда. Я замученнагрузками и работой,я только случайно вспомнилпро то, что забыл тебя.
Не надо,не обижайся.Уже замерзают зори.Я лучше возьму папиросу,а ты просыпайся.Пора!
193314. «Ну, как мне, девочка, о том…»
Ну, как мне, девочка, о томгрустить, что ты ушла, когдастоит по-старому мой дом,по-прежнему течет вода,по вечерам скрипит калитка,сидит у керосинки мать…
За этот годя научилсяогонь и воду понимать.Я ездил и привез с собоюна скором поезде в Москвубольшие облака,дороги, озера,желтую траву,мосты,улыбки провожатых,седую бурю,парусаи голубые от заката,невероятные леса.
И вот сейчас захвачен яи окружен железом,пеньем,движеньем летнего дождя,товарных транспортовдвиженьем,круговоротом,суетой,снегами,ветром,листопадом,переломившейся водой,уральским пригородом,градом,подрагиваньем всех сердец,степями,стеклами,морозом,сухим пескоми, наконец,тяжелым дымом паровозов.
Мне очень весело теперьбродить и думать на просторе.Возьму пиджак,открою дверь —и вижу Северное море.
И в том,как мальчик на дворесвистит,я сразу отличаюосенний ветер в сентябреот ветра в середине мая.
Так здравствуй,мой железный быт,литой,проверенныйи звонкий.
Пусть море в чайнике кипити Баскунчак лежит в солонке.
193315. «Я не знаю, много или мало…»
Я не знаю, много или маломне еще положено прожить,засыпать под ветхим одеялом,ненадежных девочек любить.
Опустив веснушчатые руки,наблюдать, как падает звезда,и глазами, желтыми от скуки,провожать глухие поезда.
Тишина. Преобладают тени.Падают на землю небеса.Никаких таких произведенийя пока еще не написал.
Только мне невероятно мало —открывая старые пути,по пустым селениям журналовгрустным и задумчивым пройти.
Я стою.Опущены постромки,незаметно заметает след.Принесут ехидные потомкибелые полотнища анкет.
Что я им отвечу, сочинившийнесколько посредственных стихов?Чем я им отвечу, износившийящики дубовых сапогов?
Не был я ведущим или модным,без меня дискуссия идет.Михаил Семенович Голодныйпротив сложной рифмы восстает.
Супротив кого ты восставалаи кому ходила вопреки,песнь моя?От Юга до Уралаподымают головы враги.
Враг идет, зеленый и небритый,на весну и на моих друзей.
Бей его штыком и динамитом,словом золотым.И недобитых —словом перекошенным добей.
Я хочу усталыми рукамитрогать свой незавершенный мирполновесно (каменщики — камень),улыбаясь — как литейщик пламя,или как рассаду — бригадир.
И для этого — идти по лету,по цветам, по первому песку,позабыв фамилии поэтов,потеряв московскую тоску.
И прийти туда, где мимо лесапролетает звучная вода,где почти железные черкесыземлю изучают по складам.
Там сидят, не ведая хворобы,распивая круглые чаи,рыжие от счастья землеробы,сверстники тяжелые мои.
И, сухие плечи подымая,открывая новые края,там стоит посередине маяженщина последняя моя.
Затянуться резаной махоркой,чтобы дым, ленивый и кривой,голубой и, вероятно, горький,тихо пролетел над головой.
И сказать товарищам:«Спасибоза огонь, за неуютный кров,за уроки ненависти. Ибоя познал строение миров.
Я увидел каменные печии ушел, запомнив навсегда,как поет почти по-человечьив чайниках сидящая вода».
И уйти под ветром, по знакомымперекресткам, разбивая лед.
Баба, возвращаясь из райкома,песенки нескладные поет.
Так меня носила и качалатишина.И в этой тишинепесни непонятное началоглухо подымается во мне.
193316. ЛЮБКА
Посредине летавысыхают губы.Отойдем в сторонку,сядем на диван.Вспомним, погорюем,сядем, моя Люба.Сядем посмеемся,Любка Фейгельман!
Гражданин Вертинскийвертится. Спокойнодевочки танцуютанглийский фокстрот.Я не понимаю,что это такое,как это такоеза сердце берет?
Я хочу смеятьсянад его искусством,я могу заплакатьнад его тоской.Ты мне не расскажешь,отчего нам грустно,почему нам, Любка,весело с тобой?
Только мне обидноза своих поэтов.Я своих поэтовзнаю наизусть.Как же это вышло,что июньским летомслушают ребятаимпортную грусть?
Вспомним, дорогая,осень или зиму,синие вагоны,ветер в сентябре,как мы целовались,проезжая мимо,что мы говорилина твоем дворе.
Затоскуем, вспомнимпушкинские травы,дачную платформу,пятизвездный лед,как мы целовалисьу твоей заставы,рядом с телеграфом,около ворот.
Как я от райкомаехал к лесорубам.И на третьей полке,занавесив свет:«Здравствуй, моя Любка»,«До свиданья, Люба!» —подпевал ночамипасмурный сосед.
И в кафе на Трубнойзолотые трубы, —только мы входили, —обращались к нам:«Здравствуйте,пожалуйста,заходите, Люба!Оставайтесь с нами,Любка Фейгельман!»
Или ты забылакресло бельэтажа,оперу «Русалка»,пьесу «Ревизор»,гладкие дорожкисада «Эрмитажа»,долгий несерьезныйтихий разговор?
Ночи до рассвета,до моих трамваев.Что это случилось?Как это поймешь?Почему сегодняты стоишь другая?Почему с другимиходишь и поешь?
Мне передавали,что ты загуляла —лаковые туфли,брошка, перманент.Что с тобой гуляетрозовый, бывалый,двадцатитрехлетнийтранспортный студент.
Я еще не видел,чтоб ты так ходила —в кенгуровой шляпе,в кофте голубой.Чтоб ты провалилась,если всё забыла,если ты смеешьсянынче надо мной!
Вспомни, как с тобоювыбрали обои,меховую шубу,кожаный диван.До свиданья, Люба!До свиданья, что ли?Всё ты потопила,Любка Фейгельман.
Я уеду лучше,поступлю учиться,выправлю костюмы,буду кофий пить.На другой девчонкея могу жениться,только ту девчонкутак мне не любить.
Только с той девчонкойя не буду прежним.Отошли вагоны,отцвела трава.Что ж ты обманулавсе мои надежды,что ж ты осмеялалучшие слова?
Стираная юбка,глаженая юбка,шелковая юбканас ввела в обман.
До свиданья, Любка,до свиданья, Любка!Слышишь?До свиданья,Любка Фейгельман!
<1934>17. ПРО ТОВАРИЩА