Философия психологии. Новая методология - Андрей Курпатов

Научное познание в своем развитии фактически повторяет тот же путь. Поначалу философия осваивала опыт и производила инструменты познания, используемые в науке. Однако прагматизм науки берет верх, и вот уже сама философия в попытках ассимилировать результаты научного познания становится спекулятивной. Наука, окрыленная достижениями, отвернулась от философии и пустилась в строительство собственных систем. И казалось, все уже понятно, все объяснено, лишь человек не укладывается в схему естественнонаучных закономерностей. И тут на арену выходит материализм – и философии не стало. Прагматизм человечества одержал победу. Но стало скучно, и тоска по душе опять побуждает человечество к поиску начал.

Системы рушатся. В религии наблюдается поиск путей к единению, возникает гуманистическая идея Бога, попытки синтеза целостного мировоззрения. Но религиозные первоисточники по существу являются закрытыми системами и не предполагают единения религиозного чувства с интеллектуальностью или знанием. Наука утратила свое мировоззренческое значение и превратилась в средство решения сугубо утилитарных задач для обеспечения человечества хлебом насущным.

Все изложенное наводит на мысль о какой-то изначальной ограниченности познания. И чтобы разобраться в этом, мы предпримем сейчас методологический анализ современной парадигмы познания.

Глава вторая. Анализ существующей методологии

О формах познания

Научное познание традиционно делится на «эмпирическое» и «теоретическое». И, несмотря на традиционность этого разделения, путаница происходит здесь постоянно. В переводе с греческого empeiria означает «опыт», а слово theoria – «наблюдение, рассматривание, исследование». И как ни крути, какие трактовки этим терминам ни давай – провести какую-то более или менее определенную границу между ними не представляется возможным.

Причина всех бед коренится в том, что изначально в основу этого деления не было заложено общего единого критерия (показателя), по которому это деление и могло быть осуществлено. В данной ситуации разводятся «понятийные» возможности (предполагается, что это прерогатива теоретического познания) и возможности «восприятия» (имеется в виду эмпирический опыт) – как некие противоположности, что вряд ли можно считать правомерным.

Получается, что «теоретическое познание», как «наблюдение, рассматривание и исследование», вполне может претендовать на роль целостного познания. И поэтому нет ничего странного в том, что теперь «эмпиризм», несмотря на его фактическое господство (частно-множественный подход, который куда ближе эмпирическому, нежели теоретическому, лежит в основе всей современной научной и социально-культурной мысли), слово почти что ругательное. С другой стороны, и понятие «теоретического» набило у научной общественности оскомину: «Надо бы конкретики побольше, – говорят на ученых советах. – Мыслей-то у всех предостаточно». В общем, трудно не согласиться с той точкой зрения, что указанное деление давно морально устарело и потеряло всякий авторитет в области научного познания. Если попробовать представить себе суть этих двух форм научного познания, откинув при этом все существующие у нас по этому поводу предубеждения и негативные коннотации, то мы достаточно явно различим два направления, одно из которых акцентирует разнообразие частных представлений о вещах, а второе – готово, подобно искусному мозаисту, собирать эти частные представления в систему, создавая тем самым совершенно новый образ с новыми перспективами. Итак, мы полагаем, что методологически более верно говорить о частном и системном познании. Сначала попробуем разобраться, в чем, собственно, разница между частным и системным познанием, раз уж таковые имеют место быть. А разница эта, на наш взгляд, коренится в очень четкой и понятной альтернативе – суммы и системы. Именно эта пара определяет то, какой именно научный подход мы осуществляем, а также то, познанием чего мы занимаемся и что мы можем познать, эксплуатируя этот подход. Для суммы, естественно, пригодно только эмпирическое исследование, то есть частное познание (конкретный «опыт», воспринятый исследователем от познаваемого объекта), а для реализации системного познания соответственно необходима система.

Но ведь этот критерий – «сумма – система» – не может быть в строгом его понимании применен к практической деятельности и, соответственно, в прагматичной науке, поскольку в ней просто не существует несистемного познания. Никакая логика, если она не пойдет на нелогические ухищрения, не сможет доказать, что познание вещи во времени и пространстве – несистемное познание, а это, надо признать, единственное познание, которое доступно нам в науке. Так что мы, получается, уже самим фактом нашего познания обречены на системный подход в научном познании.

Любая вещь находится в отношениях с другими вещами в неограниченном множестве различных систем.

Здесь сделаем небольшое отступление и поясним, что значит в данном случае и в данном тексте вообще – «вещь». Под вещью мы понимаем все, что обрело те или иные очертания в сущем. Это все то, с чем мы сталкиваемся в своей жизни, – идея, предмет, состояние. Даже планета Земля постоянно видоизменяется – материки сходятся и расходятся, как старые друзья на вечеринке, что уж говорить о том, с чем нам приходится сталкиваться. Все суть процесс, который постоянно являет себя в том или ином качестве, состоянии, форме. И только способ нашего существования, познания, разворачивающий реальность в координатах времени, пространства, модальности и интенсивности, дает нам возможность увидеть состояние – нечто ставшее, то есть вещи.

Итак, возвращаемся к нашему разговору о формах познания и повторим: одна и та же вещь существует параллельно во множестве других систем. Возможно, конечно, что какие-то системы кажутся нам «естественными» (и словно бы и не «системами» вовсе), а какие-то, для данной конкретной вещи, «необычными». Но ведь это дела не меняет, тем более что нет и не может быть такого неоспоримого формального критерия, который бы мог абсолютно точно определить, какая из огромного множества систем является более значимой и ценной для понимания данной конкретной вещи, нежели остальные.

Мы уже обращались к этому феномену, когда говорили об актуализации латентных свойств. Поясним и здесь на наглядном примере: «Колесо автомобиля – это вещь, которая имеет форму цилиндра, появилась на свет в таком-то году, состоит из металлической, одной или двух резиновых частей, тяжелое…» и так далее. В этом случае мы используем системное познание, которое полагаем «естественным», – время, пространство, физика предмета, химия. Если же мы познаем то же самое «колесо», но эксплуатируем иную систему, пусть даже и близкую к «естественной» конкретно для нашего «колеса», – систему «машины», мы можем сказать: «Колесо – это такая часть автомобиля, которая находится ниже его корпуса, осуществляет соприкосновение с поверхностью земли и служит для перемещения данного автомобиля в пространстве». Но мы можем избрать и третью систему, которая кажется нам куда менее «естественной», нежели две предыдущие, например систему «детских игр». Здесь мы можем сказать: «Колесо – это предмет, элемент которого, а именно камера, может быть использован как плавательный круг». В системе «приусадебного хозяйства» то же колесо прозвучит по-иному: «Колесо – это предмет, элемент которого – покрышка – используется в приусадебном хозяйстве для обустройства клумб». А вот в системе…

Что ж, перед нами очевидные трудности – кажется неразрешимым вопрос: а есть ли вообще в таком случае частное познание? Действительно, по большому счету нет несистемного подхода. Нам, каким бы образом мы ни пытались определить вещь, приходится изучать и ту систему, в которой мы эту вещь воспринимаем. Исследуемая вещь занимает определенное место в данной системе, соотносится с другими вещами в ней. Причем каждая из вещей этой системы в свою очередь должна быть нами изучена и пояснена через другие вещи и, возможно, другие системы, в противном случае мы не сможем определить то, в каких отношениях наша исследуемая вещь находится с этими вещами. В общем, то, что поначалу казалось частным познанием, постепенно предстает все более и более системным.

В процессе развития науки сначала произошло как бы вычленение частного знания из системного (путем противопоставления себя ему). Впрочем, это произошло еще до того, как само системное познание в нынешнем его понимании стало возможным. Фактически частное познание явилось нам вместе со знаковой системой: называние – это открытие и выявление свойств. С другой стороны, поскольку все знаки (означающие) определены в языке друг через друга, когда мы означаем некую вещь, она уже оказывается включена в систему и ею поясняется. С таким же успехом, соответственно, нам придется сейчас признать и то, что чистое системное познание также не представляется возможным.