Марта - Светлана Гресь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замолчали двое, уже не молодые, но разве такие давние! Жизнь для них лишь только начинается. Забылись в своей печали светлой.
― Зловещим раскатом грома небесного, сквозь стаи черных туч упала ко мне на грудь птица жуткая со страшной вестью. Рассудок помешался. Я не могла поверить, что возможно такое…
В ту ночь никто так и не смог мне помочь. Я билась в муках безутешных, рыдала, к небу взывала, молила пощадить, вернуть тебя и дочь. Оно безмолвно глядело на меня, злорадно улыбаясь… Как долго ждала тебя, надежду робкую в сердце согревая! Как долго и везде искала!
― Прости за то, что другая любимая была у меня в той прошлой жизни, где о тебе забыл под чарами напитка колдовского. Тула, твоя сестра, пыталась вернуть меня в свою судьбу, за что и поплатилась жизнью.
― Тебя тоже поили травами, чтобы в забвении топить?
― Нам есть о чем поговорить, но все потом, ладно, главное, мы вместе! Как небо с солнцем, как звезды с луной отныне будем всегда рядом. У меня для тебя весть хорошая, только надо выйти на дорогу, – заторопился вдруг Тимор, вспомнив, почему очутился в лесу. – Собирайся, уходим, нас ждут.
― Мне и собираться нечего. Все мое на мне.
Мила встала, отряхнула одежду.
― Тогда идем скорее, – взял за руку и уверенно повел за собой.
Вышли на дорогу на удивление быстро. Все были в сборе. Молча смотрели на новую знакомую Тимора. Он, заметив, как настороженно переглядываются его друзья, засмеялся.
― Это совсем не то, что вы думаете. Напрягите память и внимательно вглядитесь в эту самую дорогую и близкую для меня женщину.
Чтобы не томить напрасно, помогу. Перед вами моя жена.
― Какая, – не удержалась ревниво Дана.
― Не волнуйся, она у меня одна, твоя мать. Мила, а это наша дочь. Как видишь, жива и здорова.
Растерянная пауза затянулась. Смотрела Мила на уже взрослую свою девочку и не верила своим глазам.
― Кровиночка моя! Как много долгих лет я шла к тебе! Как долго ждала этой встречи! – протянула дрожащие руки навстречу дочери. Девушка нерешительно оглянулась на маму Нору. Та уже бросилась в распахнутые объятия, – Мила, какая радость неожиданная!
Смущенная Дана уткнулась в плечо материнское. Плакала от счастья Мила, всплакнула Нора, даже Наине пришлось прослезиться.
V
Прими меня в свою любовь.
И вот уже они въезжают в высокие резные ворота. Встречать их вышли все, несмотря на столь поздний час. Непрестанно ахали и охали молодки. Многие из них прослезились от радости. Мужики, переминаясь с ноги на ногу, сдержанно покашливали, прикрывая рот огрубевшими ладонями. Бурному ликованию не было предела.
Княгиня после неожиданной пропажи дочери и мужа долго хворала, пребывая в полузабытьи. В последнее время память постепенно возвращалась к ней. Глаза стали осмысленнее, речи внятными, желания понятными. Решили, наконец, судьба смилостивилась и послала бедной женщине выздоровление. Но вот, очередной ночью, княгиня исчезла. Обыскали вокруг везде, где только могли. Так ничего не нашли, будто растаяла бесследно.
А тут вернулись, и сразу все. Радость-то какая!
Антон не верил глазам своим. После непонятного исчезновения княгини ныло сердце неустанно. Не мог ни есть, ни пить. Тяжкая вина клонила к земле его седую голову, забрала остатки сна. Как мог не устеречь единственную, кто остался от княжеского рода!
Кто мог ее похитить? Если сама ушла, почему? Сомнения терзали душу. Ему казалось, что княгиня что-то заподозрила и покинула замок, не доверяя ему более. Неспроста не стало ее. События последних дней убеждали его в этом.
Недавно Антон привел во дворец молодую и бойкую женщину. Веселая, неугомонная Марта, довольно быстро освоившись, светлым солнечным зайчиком ворвалась в скорбную, будто вечные поминки, жизнь обитателей замка.
Познакомились они на рынке, куда Антон пришел узнать последние новости, надеясь услышать хоть что-то о пропавшем князе. Он все еще верил в то, что князь жив и невредим. Только где он и почему о нем до сих пор ни слуху ни духу!
Как всегда, задержался у рядов, где торговали орудием. Вчера прибыл корабль из-за моря, привезли много диковинного товару. Здесь уже столпились восхищенные покупатели. Седобородые, почтенные и совсем юные, безусые. Страсть у всех одна – оружие. Рядом с Антоном остановился грузный краснолицый господин, с пристрастием разглядывая сабли. За рукав его тормошила нетерпеливая жена, такая же крупная, как и хозяин. Он недовольно отмахивался от нее, словно от назойливой мухи.
― Люди добрые, – жужжала настырная дама, на все стороны размахивая полными руками, приглашая в свидетели прохожих, – в кои веки выбрался на рынок, чтобы купить жене подарок на день ангела и застрял! Да еще где! У тебя уже этого убийства столько, что и девать некуда. Ты что, солить собираешься?
― Не говори кума, – присоединилась к ее словам, бегущая мимо них такая же дебелая, с небольшой корзинкой в руках, молодка.– Совсем помешались на этом орудии. Мой тоже принес сегодня какую-то очередную дрянь.
― Стой, – схватила за руку, обрадованная внезапной встречей, кума. – Ты откуда такая шустрая.
― Ой, да и не спрашивай, – колыхнула огромным животом, – там, – махнула пухлой ручкой, – в ювелирной лавке, изумрудов навезли, золота, бриллиантов всяких. Надо Вирене рассказать поскорее. Неровен час, набегут, раскупят. Ты же знаешь, как она любит такие вещи. Так что, извини-прости, кума, сегодня спешу. В другой раз поговорим.
Но кума рада-радешенька встрече неожиданной. Начала тормошить подругу, расспрашивать о всех знакомых и незнакомых. И пошло-поехало. Кто сына женил, кто дочь замуж выдал, кто купил корову, кто коня. А кто, дико глаза округлив, оглядываясь заговорщицки по сторонам, бегает на свидания от мужа законного. Грех-то какой, крестятся торопливо. И тут же забыв об этой новости, уже перемывают косточки зловредной Вирене, которая в последнее время совсем обнаглела. Набелилась, нарумянилась, насурьмилась, соорудила прическу а-ля оскубанная лошадь и ходит по городу в мехах из облезлой кошки, задрав свой острый нос, будто цапля, перебирая своими тощими ногами, в таком платье, что эти тоненькие ножки нахально просвечиваются сквозь него. Разве к лицу старой кобыле в ее-то годы хвостом вертеть!
Цены себе сложить никак не может. Одна голова на плечах, да и ту так опоганила. Тьфу, – плюнули дружно каждая в свою сторону. Сколько же ей годков – то. Поди далеко за… Надо же так хорошо сохранилась, из кобылы