Ущелье белых духов - Валентин Новиков

Вначале он зашёл к Анжелике. Она сидела на крыльце и расчёсывала шерсть Рэму. Едва взглянув на Витальку, вскочила:

— Что с тобой, Виталик? Кто это тебя?

Виталька бросил удочки, подал Анжелике рыбу и подошёл к висевшему на столбике умывальнику.

Он мылся долго, пока из разбитого носа не перестала течь кровь. Вытерся серым льняным полотенцем и улыбнулся Анжелике.

— Ты на меня уже не сердишься?

— Что ты! Я уже всё забыла.

— Вот и хорошо. Бери свою щуку. Бери вот этих окуней. Бери-бери, зачем мне столько? А вечером приходи к нам. Я сварю уху.

3

Зелёный «козлик» мчался по просёлочной дороге к Чёрному озеру. Машину вёл Николай, рядом с ним сидел Виталька. Профессор, Леня, Матвей и Эллочка устроились сзади. На полу сидел Рэм.

Ехали молча. Николай так вёл машину, что разговаривать не хотелось. Казалось, первое же сказанное слово окажется последним. На поворотах машина с визгом вылетала на обочину и снова, как взбесившаяся, мчалась вперёд. В то же время Николай умудрялся вести её так, что трясло по-божески.

— Сейчас налево, — предупредил Виталька, — и маленько потише.

Николай покосился на него и повернул, не сбавляя скорости. Машина какое-то мгновение скользила боком, потом прыгнула и понеслась по узкой лесной дороге быстрее прежнего.

И тут Виталька понял, какой водитель Николай. Когда машина вильнула за поворот, прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки, так по крайней мере показалось Витальке, возникла старуха с лукошком. Тормоза коротко взвизгнули, всех бросило вбок, и в следующее мгновение машина уже спокойно стояла радиатором в обратную сторону. Старуха не успела испугаться. Некоторое время она подслеповато моргала, потом разобралась, что к чему, и понесла костерить Николая.

— Обоч ходить-то надобно, бабушка, — ответил он. — Ненароком раньше времени на погост угодишь.

— Кудри-то отрастил, — шепелявя кричала старуха, — а ума не нажил! Ишь, рожа-то — обливной горшок.

Сзади тихо засмеялась Эллочка. И Николай покраснел.

— Ладно, топай, бабушка, — хмуро сказал он и вдруг улыбнулся. — Далеко бредёшь? Может, подбросить?

— Чего ишшо! С вами с обормотами…

— Не одни обормоты.

Старуха заглянула в машину и едва не выронила лыковое лукошко.

— А ведь и правда. И как ты с имя поехал, сердешный? Чегой-то тебя понесло?

— Садись, бабушка, будет языком молоть, — сказал профессор. — Далеко идти-то тебе?

— Да на осьмой версте наш кольхоз.

— Забирайся, подбросим. Давай лукошко.

Профессор принял у старухи лукошко, Виталька пересел назад, а старуха уселась рядом с Николаем.

Машина с места рванулась вперёд.

— Аль у тебя шило в заднице? — спросила у Николая старуха.

И снова Эллочка прыснула в ладошку.

— Будешь болтать глупости, высажу! — разозлился Николай.

— Ладно уж, — тронула его плечо старуха. — Приедем, погадаю тебе, всю правду скажу. И так по глазам вижу — большим человеком будешь…

Только теперь все поняли, что старуха цыганка.

— Из какого же ты колхоза, бабушка? — спросил Матвей.

— Лермонтова.

Все дружно захохотали.

— Кто же вашему колхозу дал столь странное наименование? — спросил профессор.

Старуха помолчала, видимо, соображая в уме, что означает слово «наименование», потом сказала:

— Присвоили.

— На трудодень-то ворожба идёт? — усмехнулся Николай.

— Ворожба ворожбой, а вот ты сохнешь по одной красотке. Она беленькая, бровки стрелочками, а глаза у ей синие… — Виталька посмотрел на Эллочку. Вильнув, автомобиль едва не соскочил с дороги.

— Держи руль-то. Перед ней показываешься и едешь, как чумной.

Виталька во все глаза, ничего не понимая, смотрел на старуху.

— Давно неспокойно на душе у тебя, — продолжала цыганка. — Соперника видишь… Только всё будет по-твоему, дорога тебе выпадает дальняя. Хоть ты и дерзишь мне, а скажу правду — скоро весь мир о тебе узнает. На лбу твоём написана твоя судьба.

Николай молчал, а профессор глядел на него, весело щурясь.

Показался колхоз имени Лермонтова, неряшливый посёлок с беспорядочно расставленными домами. Едва Николай остановил машину, как к ней со всех сторон побежали чумазые цыганята, облепили её, полезли на подножки.

— А ну кыш отсюда! — крикнул Николай.

Но один из цыганят уже плясал перед машиной, энергично выбрасывая в стороны руки.

Подошли с цигарками в зубах цыганки. Они улыбались, наперебой говорили.

— Дай закурить, — попросила одна из них.

— У нас махорка, — ответил Матвей.

Цыганки засмеялись.

— Ладно, давай махорку.

Матвей отсыпал из пачки в узкую смуглую ладонь цыганки.

— Дай тебе бог здоровья. Выходи, погадаю.

И тут поднялся такой галдёж, что Николай обалдело закрутил головой.

— Не все сразу, красавицы! — высунулся из машины Матвей.

— Заходите в гости! — кричали цыганки. — Заходите.

Старуха начала рыться в юбках, чтобы расплатиться с Николаем. Он взял её за руку.

— Бабушка, возьми свою кошелку и катись. За кого ты меня принимаешь? Эх ты, психолог-любитель. Прощайте, карменситы!

Машина развернулась и снова понеслась вперёд.

На Чёрном озере Виталька показал место, где прежде располагались геологи.

Поставили палатку. Эллочка тронула ладошкой озёрную воду.

— Холодная как лёд. Жаль…

Виталька разделся и прыгнул в воду. Он обтирался зимой по утрам снегом, купался до глубокой осени, но и для него вода в озере была нестерпимо холодной. Чтобы согреться, он быстро поплыл от берега и услышал сзади шумный всплеск. Оглянулся. Николая на берегу не было. А по воде от берега бежали беспорядочные волны.

Николай вынырнул далеко впереди Витальки, оглянулся и снова нырнул. Виталька сосчитал до ста, потом сбился со счёта, а Николай всё не показывался. Наконец он вынырнул метров на пятьдесят правее Витальки и снова нырнул.

Виталька выбрался на берег. Эллочка протянула ему большое мохнатое полотенце: Виталька даже не видал никогда такого. Он торопливо вытерся и надел рубашку.

— Дорвался, — глядя на купавшегося Николая, сказал профессор.

— Вообще-то в такой воде долго нельзя, — заметил Виталька.

Профессор махнул рукой.

— Он морж.

Виталька знал, что моржами называют людей, которые купаются зимой в проруби. Этот Николай восхищал его больше и больше.

После обеда все сидели вокруг костра. Николай достал из рюкзака транзистор и включил его.

Виталька устроился поближе к профессору и принялся расспрашивать его о Венере: о температуре на этой планете, о составе атмосферы.

— Кислород? — усмехнулся Семёнов. — Тебя расстроило, что в атмосфере Венеры нет кислорода? Успокойся: кислород смертельно отравляет жизненные компоненты всех клеток. Ведь и на Земле когда-то прародители клетки вступали в жизнь при отсутствии кислорода. Всему своё время.

— Как же так получается? — спросил Виталька. — Кислород отравляет клетку и в то же время необходим ей?

Профессор и дети переглянулись.

— Вот это уже серьёзный вопрос. А учёный, Виталик, прежде всего должен уметь поставить вопрос. Ответ со временем будет. Эйнштейн тоже когда-то начинал с вопросов, на которые никто не мог найти ответа, в том числе и он сам. Эйнштейн воспринимал мир как огромную вечную загадку. Да… Но на твой вопрос сейчас, пожалуй, уже можно ответить. Фотографии солнца, сделанные с ракет, говорят о том, что солнечная радиация может оказывать на жизнь самое мощное влияние. Какова же была, так сказать, исходная атмосфера Земли? Это прежде всего водяные пары, азот, углекислота, водород, сернистый газ, хлор, сероводород, окись углерода, метан, аммиак. Кислорода не было. Однако он содержался в комбинациях с углеродом, серой и, само собой, с водородом в водяных парах. Теперь скажи-ка сам, что должно было происходить с водяными парами под действием ультрафиолетового света?

— Они распадались на водород и кислород… — неуверенно ответил Виталька.

— Молодец!

— Как просто оказывается… — обрадовался Виталька.

— М-м… Я бы не сказал. Дело в том, что диссоциированные атомы кислорода постепенно накапливались в атмосфере и образовали экран, который стал поглощать ультрафиолетовый свет. Стало быть, процесс образования свободного кислорода прекратился. В такой среде жизнь не могла бы достичь сложных форм. Кислорода было мало, а солнечная радиация с губительной силой продолжала обрушиваться на Землю. Попробуй-ка теперь сказать, что было дальше. Как всё-таки возникла жизнь?