7 дней в июне - Алексей Ивакин

– Минуточку внимания господа, сейчас Пётр Михайлов споёт нам новую русскую песню.

Златоглазка стояла в дверном проеме и, держа бокал с вином, лукаво смотрела на меня.

В груди похолодело, но я стряхнул оцепенение и подошёл к роялю. Когда пальцы прикоснулись к клавишам, волнение полностью покинуло меня, я прокашлялся и начал вступление.

«Крики чайки на белой стене»

Все замолчали, внимательно слушая меня.

«Две мечты, да печали стакан

Мы, воскреснув, допили до дна.

……………………………………

Это всё, что останется после меня,

Это всё, что возьму я с собой»

Играть я кончил в полной тишине.

Затем они захлопали мне. Я стоял, не зная, что мне делать, даже Мария хлопала, восторженно глядя на меня.

– Господа, но это не моя песня, я услышал её сегодня по радио! – начал было оправдываться я. Но меня, слава Вседержителю, прервали.

– Радио, господа, надо включить радио, – произнёс державшийся до этого в тени, хозяин квартиры.

– Петя, покажи, где ты нашёл эту песню, – тут же вмешалась Мария.

Я подошёл к огромному Телефункену и начал крутить ручку настройки.

Продравшись через треск помех я наткнулся на мощный и чистый сигнал:

«Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме. Силой Провидения, наша страна оказалась ввергнута в самый трагический день своей истории – двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Как это уже однажды случилось, германский нацизм начал своё наступление на свободу и саму жизнь народов, когда-то населявших Советский Союз.

Погибли люди. Среди них мирные граждане России, Белоруссии и Украины. Военнослужащие российской армии и армий братских белорусского и украинского государств, встав на пути нацистской агрессии, исполняют свой долг по защите женщин, стариков и детей. Исполняют даже ценой собственной жизни.»

– Что это? – спросил генштабист

– Похоже, это Москва – ответил я, и начал переводить.

«Именно на них покушается вторгшийся на нашу землю кровавый враг – тоталитарный гитлеровский режим. Для расширения жизненного пространства нацисты избрали самый бесчеловечный способ – уничтожение целых народов, населяющих Восточную Европу и Россию.

Один раз, шестьдесят пять лет назад, совместными усилиями всего прогрессивного человечества победное шествие людоедской идеологии было остановлено. Знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом. Ради этого только народы бывшего Советского Союза отдали почти тридцать миллионов жизней. Неимоверная, тяжёлая цена»

Я старательно переводил дословно, не понимая смысла и половины фраз, какие «шестьдесят пять лет назад», почему «бывшего Советского Союза».

«Сейчас воля Провидения дала нам ещё один шанс – уничтожить коричневую чуму двадцатого века практически в самом начале её кровавого пути. Уничтожить, мобилизовав для этой цели все наши знания и умения, достижения науки и техники двадцать первого века. Мобилизовав весь потенциал демократических преобразований и уникальный исторический опыт, доставшийся нам столь дорого.

Уверен, что все граждане Российской Федерации, каждый на своём месте, встанут на пути нацистских агрессоров. Героизм и самопожертвование сегодня состоят в неуклонном исполнении каждым из нас своих прямых обязанностей. На благо страны. На благо мира во всём мире.

Нет никаких сомнений, что враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Я кончил переводить и почувствовал, как пересохло моё горло. Взяв фужер, я наполнил его до краёв рейнским и выпил одним глотком. Окружающие продолжали молча смотреть на меня.

Первой, как всегда, молчание нарушила Мария:

– Господа, я подтверждаю, он перевёл всё точно.

Все обернулись к ней, но тут из приёмника полилась музыка и красивый женский голос запел на английском. К счастью, этот язык здесь знали многие, и переводить мне не пришлось. Похоже, день плавно превращался в вечер чудес.

«Я не хочу говорить

О прожитом нами.

Хотя меня это и ранит,

Теперь это в прошлом.

………………………..

Победитель получает всё,

Проигравший довольствуется малым»

За окном послышался глухой звук далёкого разрыва, затем ещё два, но уже гораздо сильнее. Гости не обращали на них внимания, ведь сигнала воздушной тревоги не было.

«Я была в твоих руках,

Думала, принадлежу тебе.

Я делала вид, что ничего не понимаю.

……………………………………..

Но скажи мне, целует ли она тебя

Так, как целовала тебя я?

Чувствуешь ли ты то же самое,

Когда она произносит твоё имя?

Где-то глубоко внутри,

Ты, должно быть, знаешь,

что мне тебя не хватает.

Но что я могу сказать,

Правилам надо подчиняться»

Мужчины кивали головой в такт музыки, а у девушек на глазах появились слёзы.

«Победитель получает всё.

Победитель получает всё»

Тут грянул самый мощный взрыв, оконные стёкла жалобно задрожали и наконец, словно очнувшись от глубокого сна, взвыли ревуны воздушной тревоги. Все выбежали на балкон, опоясывающий здание. В голубом, безоблачном небе было пусто, лишь знакомый Петру аппарат, продолжал дымить высоко в небе.

Над Берлином подымался дым, похоже, бомбы упали в районе правительственных зданий и рейхсканцелярии.

– Что это? – спросил офицер люфтваффе, показывая на парящий в небе аэроплан.

– А разве это не ваше? – ответил я вопросом на вопрос. – Этот аппарат с обеда висит над Берлином.

Музыка в приёмнике оборвалась и зазвенел голос диктора:

– По сообщению пресс-центра министерства обороны, десять минут назад были поражены стратегические цели на территории Германии. Поражены здание штаба люфтваффе, министерства юстиции, рейхсканцелярия, Принц Альбрехтштрассе четыре, здания СД семьдесят два и семьдесят четыре на Унтер-ден-Линден, комплекс связи и штаб в Цоссене и Вольфшанце. А теперь… Реклама на радио «Маяк»!

Я переводил, но и без моего перевода всё было ясно. Лица офицеров серели с каждым новым названием, после упоминания центра связи на них стало страшно смотреть, а когда диктор упомянул какое-то логово волка, их затрясло.

Первым опомнился офицер люфтваффе, он бросился к телефону и начал торопливо набирать номер, попытки дозвониться продолжались минут пять, затем кто-то вышел на связь, и после короткого разговора, лётчик опустил трубку на рычаг телефона.

– Штаб люфтваффе полностью уничтожен, Мильх погиб, – устало произнёс он.

Гости быстро собрались и, попрощавшись с хозяевами, начали расходиться. Хозяин квартиры с невозмутимостью капитана идущего ко дну корабля, прощался с гостями и напевал:

«Победитель получает всё,

Проигравший довольствуется малым,

Не дотянув до победы.

Это её судьба.»

Стал собираться и я.

В углу комнаты хозяйка громко шепталась с Марией:

– Мисси, ты просто прелесть, где ты откопала это русское чудо, об этой вечеринке будет говорить весь Берлин, подруги умрут от зависти…

Я понял, что если хочу спокойно покинуть помещение, то делать это надо сейчас.

Пожав на прощание руку гостеприимному хозяину, сохранявшему непоколебимое спокойствие всё это время, я вышел на улицу.

До дома я добрался без приключений, лишь два раза дорогу мне преграждали огромные колонны пожарных машин, несущиеся к центру Берлина.

Фрау Марта сидела как всегда у окна. Проходя мимо, краем глаза я заметил, как она раскрыла толстую тетрадку и начала писать. Владелица пансиона всегда записывала время ухода и возвращения своих постояльцев.

Зайдя в свою комнату и скинув штиблеты, я прямо в одежде упал на кровать. Мне не давала покоя одна фраза хозяйки вечера: «Об этой вечеринке будет говорить весь Берлин». Оно мне это надо?

Значит, что? Значит, на всю неделю нужно затеряться в киностудии, эсэсовцев туда не пускали, а через неделю, как сказала Мария, будет видно. У меня была припрятана бутылка шнапса, дрянного, но крепкого, чтобы иногда выпить стаканчик перед сном. Я открыл окно и выпил всю бутылку, глядя на вечернее берлинское небо. Мой сон не мог нарушить ни вой сирен воздушной тревоги, ни гулкий грохот мощных взрывов в центре города.

Я крепко спал, ведь завтра был понедельник, а для русских неделя начинается в понедельник.

Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Санкт-Петербург.

День в прокуратуре начинался как обычно – утром девочки напоили меня чаем с конфетами и шоколадкой, сообщив заодно, кто чем сегодня занят, рассказали пару сплетен о том, кто, где, когда и с кем, после чего я традиционно отправил свой ударный батальон смерти в сад, в смысле в суд. Нет, надо было все-таки в следствии оставаться – там хотя бы есть с кем обсудить завтрашний вечерний матч «Зенита», а не выслушивать треп о помадах, бюстгальтерах и прочих прокладках, короче – крайне интересных для любого мужика предметах. Да, кстати о «Зените». Надо зайти на любимый сайт любимого клуба, глянуть новости – не сломался ли кто накануне матча с «мясом» и вообще. Хм… Интернет почему-то не фурычил. В смысле – подключался, но не открывался. Что за фигня? Позвонил Максу – бывшему своему «сокамернику», а ныне руководителю отдела пока еще СКП – именно предчувствие этого «пока» меня в свое время и тормознуло. Зря, наверное, тормознуло.