Дракон острова Кенгуру - Александр Грэй-Биркин

— Полный вперёд!

Пираты установили нужный им курс, и захваченный флейт, вместе с двумя другими пиратскими кораблями, поплыл по океану.

Клякса, Фикса и все другие пленники, закованные в цепи и кандалы, и запертые в трюмах, находясь в тяжелейших условиях, приготовились к самому худшему. Все они осознавали, что будут проданы в рабство на невольничьем рынке, и точно и ясно понимали, что их положение беспросветное и почти безвыходное.

___

Глава четвёртая

Больше месяца пленники провели в трюмах своего, пленённого пиратами, корабля. Наконец, корабли пришвартовались в неизвестном, для невольников, порту, и их, закованных в цепи, сначала, под присмотром Бурбуля и нескольких рядовых пиратов, заставили выгружать товар из трюмов, и перегружать его в телеги, а потом, до самого вечера, загружать другие корабли всевозможными грузами. Особенно, тяжело приходилось раненым.

Утром следующего дня, всех невольников повели на невольничий рынок, точнее, на большой базар, где находилось, специально отведённое место для продажи рабов.

Стояло раннее утро, и день обещал быть очень жарким, как и день предыдущий. Пленники быстро поняли, что они в одной из стран Востока. Мимо проходили женщины в паранджах, и проносились вооружённые всадники, на лошадях. В сторону базара, шли караваны верблюдов, гружёные мешками и тюками. Некоторые торговцы везли свой товар на ослах, другие купцы — на повозках, запряженных лошадьми. Вокруг стояли глинобитные домики простых людей, чуть дальше — роскошные дома и дворцы богачей, а также мечети и минареты.

Индюк, Бурбуль, Одноглазый, с попугаем на плече, и двадцать пиратов, каждый вооружённый пистолетом и плетью, вели в сторону рынка экипаж захваченного корабля. Время от времени, пираты били плетьми по спинам пленных матросов, которые, закованные в цепи и кандалы, плелись по дороге за Индюком и Одноглазым.

Наконец, всех пленников привели на базар и, в специально приспособленном, для невольников, месте, выставили на продажу. Рядом, стояли ещё несколько групп несчастных, из разных стран и континентов, мужчин, женщин и детей, которых продавали в рабство, или, которые уже были рабами, и их перепродавали. И все невольники осознавали, что окружающий мир к ним враждебен, и очень несправедлив.

Восточный базар был очень многолюдным, шумным, разноголосым. Апельсины и ткани, арбузы и оружие, коровы и быки, персики и домашняя утварь, виноград и лошади, зерно и птицы, ослы и собаки, кирпичи и бараны, верблюды и слоны, морская рыба и куры, драгоценности и рабы — казалось, что всё, что существует на белом свете, можно было купить на этом базаре. Товары, со всех стран мира, в огромных количествах, покупались и продавались, ежедневно, на этом базаре, что приносило большие доходы многим торговцам и купцам. Рынок занимал огромную площадь, а покупавших, продававших и просто слонявшихся по рынку, было так много, что казалось, будто яблоку упасть негде. Стоял невыносимый шум, гам и базарный гвалт. Беспощадно палило солнце. К Одноглазому подходили богачи, явно желавшие обзавестись рабами. Они интересовались ценами, обходили разных продавцов, спорили, торговались, покупали невольников. Кто-то покупал рабов-мужчин, кто-то — рабынь-женщин, кто-то — рабов- мальчиков, кто-то — рабынь-девочек.

Индюк, Одноглазый, Бурбуль и сопровождавшие их пираты усердно выполняли задание Тича, который приказал продать захваченных матросов как можно быстрее, и как можно дороже. Индюк жестикулировал плетью, и во всё горло кричал, зазывая покупателей:

— За пиастры! За дукаты! За динары! За талеры! Лучшие работники! Лучшие работники! Лучшие работники! Самые работящие рабы! Подходи! Покупай!

Сидящий на левом плече, у Одноглазого, попугай орал во всё горло:

— Ллу-учшие ра-аботники! Ллу-учшие ра-аботники! Ллу-учшие ра-аботники!

Потенциальных покупателей было много, но они, больше, осматривали рабов из любопытства, чем покупали. Одноглазый хвалил "товар" каждому подходящему, в надежде продать хотя бы одного матроса:

— Ты, погляди! Все, как на подбор! Всего, двести пиастров за одного.

— Нет, дорого просишь, — ответил, ему, один из богачей, шатавшийся по многолюдному рынку.

Тогда, Индюк, громко, вновь, заорал:

— Лучшие работники! Лучшие работники! За динары! За дукаты! За талеры! За пиастры! Подходи! Покупай!

— Подхо-о-ди-и! Покупп-а-ай! — кричал, хлопая крыльями, попугай, с плеча Одноглазого.

Бурбуль, во всё горло, зазывал покупателей:

— Лучшие работники! Лучшие работники! Продаём лучших работников.

— Да, они же, все худые! Тощий работник — плохой работник, — проворчал Одноглазому и Индюку местный чиновник, присматривающий себе рабов, и пошёл к другой группе невольников, выбирать себе "товар".

Индюк, тогда, быстро сложил плеть за пояс, где у него был пистолет, и, с новой силой, загорланил:

— Лучшие работники! Лучшие работники! За динары! За дукаты! За талеры! За пиастры! Продаём лучших работников!

Попугай запрыгал, на плече у Одноглазого, замахал крыльями, и закричал:

— Зза дина-а-рры! Зза пиа-ас-тры! Зза та-алеры! Зза дука-аты!

Так, прошло полдня. Одноглазому и Индюку не удалось продать ни одного матроса. Установилась невиданная жара, обычная для тех мест. Индюк и Одноглазый продолжали хвалить "товар", и зазывать потенциальных покупателей. Клякса, Фикса и все пленники изнывали от тропической жары, ожидая своей участи.

— Са-амые работя-ящие! Са-амые работя-ящие! — продолжал попугай орать, во всё горло.

Вдруг, весь базар притих. По толпе, прошёл испуганный шёпот: "Служители Дракона! Служители Дракона! Служители Дракона!…".

Одноглазый навострил уши, и обрадовался. Он знал — раз пришли служители Дракона, значит, все пленники будут проданы с большой выгодой. Толпа расступилась, и к Одноглазому подошли четверо человек, в чёрных одеждах, которых сопровождали ещё двадцать служителей Дракона, остановившихся в тридцати шагах, и ждавшие распоряжений. У каждого из них, за поясом, было по пистолету, сабле, кинжалу и сложенной плети. Заранее было ясно, что люди Дракона пришли покупать рабов.

Одноглазый поправил свою зелёную треуголку, сделал два шага к главному из них, и начал приветствовать его, и хвалить товар:

— Здравствуй, Хилл! У нас лучший товар! Все, как на подбор! Работящие!

— Ллу-учший това-ар! Ллу-учший това-ар! — закричал, с плеча, попугай.

Хилл оглядел, взглядом, "товар", после чего, поздоровался:

— Привет, Одноглазый!

Хилл и Одноглазый прошлись вдоль шеренги пленников. Хилл внимательно осмотрел всех захваченных матросов, затем, остановился, повернулся лицом к Одноглазому, и проворчал своим ехидным голосом:

— Худые! Однако, Одноглазый, ты, опять, хочешь продать, Дракону, больных.

— Да, ты, что, Хилл! — возразил Одноглазый.

Одноглазый подбежал к Фиксе, встал в четырёх шагах, напротив, показал на него сложенной плетью, и затарроторил:

— Ты, погляди, Хилл! Да, ты, погляди на него, погляди! Видишь, какой он здоровый! Он, же, работящий!

Хилл, и его помощник, подошли поближе, и оглядели Фиксу.

— Четыреста пиастров он стоит, — гаркнул Одноглазый, скорчив деловую физиономию.

— Четы-ы-реста пиа-а-астров! — весело выкрикнул, во всё горло, попугай, исполняя, как и положено, свои обязанности.

— Чего? Четыреста пиастров? — возразил Хилл, сильно возмутившись.

— Триста, — снизил цену Одноглазый.

Помощник Хилла подошёл к Фиксе ещё ближе, оглядел его, с ног до головы и покачал головой, показывая, что цена, явно, завышена.

— Двести, — снизил цену Хилл, глядя на Фиксу, хитрым взглядом.

— Двести пятьдесят, — продолжал торговаться Одноглазый.

Фикса, смирившийся со своей судьбой, наблюдая, как его продают Дракону, шепнул Кляксе:

— Никогда бы, не подумал, что я сто?ю, целых двести двадцать пиастров.

Хилл и Одноглазый продолжали торговаться, и, через несколько секунд, ударили по рукам:

— Двести двадцать!

Помощник Хилла, тут же, отсчитал монеты, и вручил их Одноглазому, записав в торговую книгу произведённую сделку. Одноглазый пересчитал пиастры, кивнул головой, положил монеты в мешок Бурбулю, а Индюк сделал запись в пиратскую торговую книгу.

— Как думаешь, сколько за меня дадут? — спросил, полушёпотом, Клякса своего друга, пока Одноглазый отсчитывал монеты.

— Сейчас, узнаешь.

Хилл сделал шаг, вдоль шеренги, и остановился, для торга, напротив Кляксы. Одноглазый показал на испуганного Кляксу, сложенной плетью, и назначил, за него, цену:

— Пятьсот пиастров!

— Пятьс-о-от пи-а-астров! — выкрикнул, весело, попугай, во всё горло.

Хилл остолбенел.

— Да, ты, Одноглазый, обнаглел, — отреагировал Хилл, глядя на Кляксу. — Пятьсот пиастров за худого матроса?!

— Зато, он работящий! — задрав нос, промычал Одноглазый.