Страх любви - Барбара Картленд

— Вы… вы поможете мне… пожалуйста, — взмолилась Фелиция. — Вы укажете мне на мои ошибки? И поправите меня?

— Разумеется, помогу, — заверил герцог. — Но тебе придется воспользоваться своей интуицией, Фелиция. Настоятельница сказала мне, что ты очень умна и понятлива. Если будешь внимательно слушать других и присматриваться к ним, ты не допустишь никаких оплошностей. Держи уши и глаза открытыми.

— Ваш совет, безусловно, полезен, — согласилась Фелиция. — Но, по-моему, недостаточно просто слушать ушами и смотреть глазами. Нужно делать еще кое-что.

— Что же? — удивился герцог.

— Понимать сердцем.

Герцог не ожидал такого ответа.

Очень немногие из его знакомых женщин могли сказать такое, а если и сказали бы, то неискренне, просто играя словами. Ее ответ дал понять герцогу, какое значение придавала Фелиция голосу сердца. Это приятно удивило его. С другой стороны, герцог понимал, что такая позиция очень уязвима.

Желая убедить в этом Фелицию, он сказал:

— Безусловно, очень важно прислушиваться к своему сердцу, но гораздо важнее то, кому ты его отдашь. Надо сделать правильный выбор.

— Это похоже на фразу из какой-то книги, — наморщила лоб Фелиция. — Я где-то читала об этом. Только мне кажется, что сердце нельзя отдать.

— Почему? — удивился Дарлингтон.

— Потому что любовь нельзя сдерживать и контролировать. Наши любимые сами отбирают сердца, любовь, и при всем желании мы не в силах помешать им управлять нашими чувствами. По-моему, именно так все и обстоит на самом деле.

— Подобного утверждения я никогда раньше не слышал, — сказал герцог удивленно. — Но, возможно, ты и права. Я, кажется, понимаю, что ты хочешь этим сказать. По-твоему, любовь рождается непроизвольно, независимо от нашего рассудка.

— Да, я всегда верила в это, — подтвердила Фелиция. — Мы же не можем повлиять на восход солнца. Оно просто встает, и его ласковые лучи озаряют землю, окутывают теплом и гонят мрак прочь.

— Ты говоришь как человек, переживший настоящую любовь.

— Нет-нет. Я никого не любила, нет, — поспешно ответила Фелиция, — но я много читала о любви, да и девочки все время только и говорят об этом. Я уверена, что любовь — это самое прекрасное, что случается в жизни… Но мне никогда не узнать любви…

— Никогда не узнать? Что ты хочешь этим сказать? — спросил герцог настороженно.

— Я никогда не выйду замуж.

Дарлингтон откинулся на спинку стула.

— В жизни не слышал более глупого заявления от молодой девушки! — воскликнул он.

Герцог вдруг вспомнил, что Хьюберт сказал ему то же самое на его отказ жениться.

— Но почему? — не унимался герцог. — Как ты можешь делать такие серьезные заявления в твоем возрасте, ничего не зная о жизни?

Фелиция замолчала.

— Тебе придется ответить на мой вопрос, — настаивал герцог.

— Я рассердила вас, — грустно проговорила Фелиция. — Я, право же, не хотела огорчать вас. Хотя я заранее знала… что вы расстроитесь, узнав о моих намерениях.

Она помедлила и заговорила снова:

— Раньше я боялась, что буду вам в тягость. Мне было бы неудобно всю жизнь находиться на вашем иждивении. Теперь все так удачно разрешилось: у меня есть собственные средства, и вам не придется тратиться на меня.

— Речь не идет о деньгах, — перебил герцог. — Я хочу узнать совсем другое. Объясни, что заставляет тебя говорить такие нелепости. Почему ты не хочешь выходить замуж? Боже правый! Да ведь замужество — цель жизни любой женщины.

— Некоторые женщины вовсе не выходят замуж, например монахини.

— При чем тут монахини? Мы говорим не о них, а о тебе. И говорим мы о любви, Фелиция! Любая нормальная здоровая девушка рано или поздно встречает своего единственного мужчину, влюбляется в него и выходит замуж. Это естественно. Так всегда было и будет.

— Я, верно, сбила вас с толку своими рассуждениями про любовь. Только ведь я не имела в виду ничего определенного, и уж тем более я не говорила про себя, — сказала Фелиция. — Просто мне было интересно обсудить этот вопрос с вами и узнать ваше мнение. Но я ни в коем случае не хотела, чтобы этот разговор перешел на меня и на мои чувства.

И правда, думал герцог, Фелиция не похожа на остальных женщин. В разговорах с ними нельзя было избежать интимных тем, и любые самые невинные беседы с герцогом неизменно сводились к одной и той же теме — любви к ним.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — не сдавался Дарлингтон.

— Вам обязательно знать ответ? — нерешительно спросила Фелиция.

Герцог не мог не заметить жалобных ноток в ее голосе.

— Да, раз уж мы решили делать что-то вместе, — ответил он. — Ты просишь меня помогать тебе войти в светскую жизнь. Думаю, для этого необходимо, чтобы наши отношения строились на доверии и откровенности.

— Я это понимаю, — кивнула Фелиция.

— Очень хорошо. Итак, я задал тебе вполне определенный вопрос и жду честного, искреннего ответа.

— А что… если мой ответ покажется вам глупым?

— Тогда я так прямо и скажу, — ответил герцог. — И у тебя есть точно такое же право высказывать любое свое мнение, даже если оно не всегда совпадает с моим. Мы договорились быть честными и искренними в наших беседах.

Последовало продолжительное молчание.

— Я очень долго думала, — сказала Фелиция наконец, — и решила, что из-за моих отношений с отцом, из-за его грубости я никогда не смогу быть счастлива с мужчиной.

Герцог одновременно ждал и боялся такого ответа. Однако наготове у него уже был свой:

— Это твое заблуждение, Фелиция. Ты не можешь говорить так хотя бы потому, что вовсе не знаешь мужчин, у тебя нет никакого опыта общения с ними. Все мужчины совершенно разные. Тебе просто не повезло, что пришлось столкнуться с недостойным представителем мужского племени. К тому же в таком юном возрасте это оставляет большой след.

— Я согласна с вами, — отвечала Фелиция, — но все не так просто. Страх, как любовь, им нельзя управлять, его невозможно контролировать. Страх либо есть, либо его нет, с этим ничего не поделаешь.

— Позволь мне возразить тебе, — покачал Дарлингтон головой. — Страх — это примитивный импульс. Его можно контролировать силой воли и самодисциплиной.

Его слова произвели на Фелицию сильное впечатление. Она, не отрываясь, смотрела герцогу в глаза и внимательно слушала, что он говорил, не пропуская ни единого слова.

— Когда солдат впервые идет в бой, — продолжал герцог, — он боится быть убитым или раненым. Его охватывает страх. При виде врага в нем просыпается примитивный инстинкт самосохранения — он хочет убежать. Это естественная реакция. Но постепенно солдат привыкает к дисциплине, узнает, что надо делать и как себя правильно вести, как подавлять страх. Со временем его храбрость начинает превосходить все страхи, он уже ничего не боится.