Галактическая одиссея - Сергей Снегов

- Никогда не думал, что изменение формы тела является признаком жизнедеятельности. Елена, ты тоже считаешь это физическое явление живым существом? Какой оно тогда природы?

В руках у Елены был такой же биоанализатор, как у Кренстона. Она сверилась с его показаниями. Анализатор утверждал, что незнакомец - нечто живое, но не нашей углеродно-водородной природы, в теле его в основном металлы. И оно, поглощая пылевую атмосферу, добрую часть пыли оставляет в себе: это его пища.

- И знаете, что еще? - сказала Елена с удивлением. - Оно самопроизвольно меняет массу своего тела. В этой змее ровно в два раза больше веса, чем в породившем ее черепахоподобном шаре. Взяло и внезапно самоудвоилось! С таким явлением мы еще не встречались!

Гюнтер опять дотронулся до неподвижной змеи. И опять его легкое прикосновение вызвало несоразмерный эффект. Змея прыгнула вверх, теперь это снова был шар, только не прижатый к земле, а возвышавшийся на тонкой ножке - шар свободно покачивался на ней, как маковая головка на стебле. И в этом новом облике незнакомец не показывал агрессивности - просто качался перед нами, не отступая и не нападая.

Из меняющего краски тумана выявились два новых зверька: один, змееподобный, полз, проворно свиваясь и развиваясь, другой, двухшаровой, что-то напоминающее гантель, неуклюже перекатывался двумя головами, двухголовье явно мешало, а не способствовало движению. Первый был красноват, скорей даже малиновый, а у второго одна голова была тускловато-желтой, зато вторая - той яркой желтизны, какая называется ядовитой. Оба подобрались к нам и замерли. Теперь перед нами образовалось полукружие забавных существ - разной формы, разного цвета, но одинаково безгласных и неподвижных.

- Попробуем и этих на трансформацию, - деловито сказал Гюнтер и ткнул ногой двухголового, но тут же чуть не в испуге отскочил: ему показалось, что тот обеими головами ринулся на него.

Нападения, однако, не было, просто две головы стали стремительно сливаться во что-то единое. Я сказал, юноша, "просто", но простоты в трансформациях не было, и мы были основательно ошеломлены, когда спустя десяток секунд вместо двухголовой живой гантели на грунте пульсировало шарообразование, очень похожее на то, каким предстал вначале первый пришелец. Я строго выговорил Гюнтеру. Нельзя вести себя так легкомысленно! Только ходить и присматриваться, ни до чего не дотрагиваясь, - вот наше поведение в первые дни знакомства. Я еще не закончил начальственного наставления, как Иван показал на что-то впереди. Я обернулся, запнулся ногой и невольно толкнул третьего, змееподобного. Этот каскадом своих превращений заткнул за пояс обоих товарищей. Он свивался и разлетался, раздувался и уминался, был то шаром, то веревкой, то многоголовой гидрой, а кончил огромной лепешкой распластался и оцепенел, только края подрагивали и пульсировали. Я сердито сказал Ивану:

- Почему ты меня бросаешь в объятия местных кудесников?

- Мне показалось, что из тумана что-то летит на нас, оправдывался он. - Я вовсе не хотел бросить тебя на протея.

- Протея? Что значит это название?

Иван Комнин, единственный среди нас знаток истории, сказал, что зверьки напоминают ему древнего исторического деятеля Протея, который, попав как-то в руки спартанского царя Менелая, стал отчаянно манипулировать своим внешним обликом. Принимал образы льва, пантеры, дракона, дерева и даже текущей воды, но так и не выскользнув из цепких царских рук спартанцы не любили упускать захваченную добычу, а Менелай особо отличался этим свойством, - под конец изнемог, смирился и пошел на уступки, которых требовал разбойнически напавший на сонного Протея ловкий спартанский царь.

- Конечно, местным зверькам далеко до нашего земного Протея, но в принципе их поведение типично протейское, почему я и предлагаю именовать их протеями, - так закончил Иван свой исторический экскурс.

Мы тут же согласились наименовать планету Протеей, а ее жителей протеями.

Менотти предложил обследовать окрестности:

- Давайте двигаться парами. Три пары возглавляют корабельные разведчики - я, Петр и Мишель. Елена с Иваном составляют отдельную пару, Елена достаточно осторожна, чтобы не разрешить Ивану ни рискованных поступков, ни бездельных мечтаний, оказавшихся столь опасными на Харене. А себе в напарники я беру нашего капитана, Арн беспокоится, что я веду себя слишком рискованно в неведомых местах. Пусть сам контролирует мои действия. Боюсь только, что его благоразумие будет опасней моего безрассудства.

Он церемонно поклонился мне, я смеялся. В Гюнтере есть что-то актерское, он не просто разговаривает, а как бы иронически подает себя. Елена сказала как-то:

- Гюнтер, ты бы хорошо сыграл Мефистофеля.

Он надменно качнул головой:

- Мне бы тогда пришлось играть самого себя, а я не люблю откровенничать.

Но разведчик он осмотрительный, и если легкий удар ногой на Протее привел к неожиданным следствиям, то, говорят, и на старуху бывает проруха.

Мы разошлись, оставив трех протеев на прежних местах и в образах своей последней трансформации. Уже через минуту вокруг меня и Менотти был только густой, менявший краски пылевой туман и в нем возникали и уносились смерчи, а вверху с ощутимой скоростью передвигалась тусклая четырехликая Фантома - планета, названная нами Протеей, за какие-нибудь полтора часа совершает полный оборот вокруг своей оси.

Вскоре мы установили, что на недостаток меняющих облик зверьков жаловаться не приходится: то один, то другой выкатывался из тумана и замирал неподалеку.

- Они чувствуют нас, - сказал Гюнтер. - Агрессивных среди них пока нет. Ты заметил, что гамма цветов у них не полна нет черных, нет белых, только один попался фиолетовый, да и тот быстро скрылся. Арн, не будешь возражать, если я тихонько дотронусь вон до того голубенького, похожего на земную морскую звезду?

Голубенький от желтых, зеленых и красных собратьев отличался только цветом. И он пришел в неистовство от прикосновения Менотти, а когда каскад превращений завершился, обернулся чем-то вроде высокого, в два человеческих роста, безголового столба, тихо покачивающегося на ветру. И без прибора было видно, что масса его в результате десятка превращений увеличилась в два или три раза.

- А вот и белый, об отсутствии которого ты печалился, Гюнтер! - Я показал на крутившийся невдалеке смерч, сияние смерча озаряло белого, совершенно круглого, как мяч, протея.

Гюнтер свернул к новому зверьку, но не сделал и десятка шагов, как тот кинулся наутек. Сперва он только катился, потом превратился из мяча в змею и так лихорадочно извивался, так проворно удирал, что мы, и не подумав преследовать, только провожали его взглядом.