Синдром - Джон Кейз

И что хуже всего: вновь обретенная Никки оказалась другой – не совсем прежней.

Почти украдкой Эйдриен окинула взглядом вестибюль со смутной опаской увидеть сестру – и, к своему стыду, обрадовалась, когда поняла, что Никки нет и здесь. Направляясь к дверям, она размышляла о том, что вся ее нежность относится к прошлой, безвозвратно ушедшей Нико и встречи происходят скорее из чувства долга, чем из привязанности. Но, даже понимая всю неправильность подобных отношений, слишком убиваться из-за этого она не собиралась. Старшая сестра не только сама страдала психическим расстройством, она стремилась вовлечь в свое безумие окружающих. И между приветственным поцелуем и первой рюмочкой аперитива неизменно проявлялось то, о чем Эйдриен предпочитала не помнить: Никки не только не становилось лучше – ее состояние стабильно ухудшалось. От психиатра, к которому она ходила, пользы было ноль. И более того, с тех пор как Никки стала посещать сеансы, она все больше сходила с ума, готовая без умолку разглагольствовать о том, чего не могло быть даже в кошмарном сне. Видя мучения сестры, Эйдриен страстно желала ей чем-нибудь помочь, но…

– Уходите? – Портье придержал перед ней дверь.

Та пожала плечами:

– Никки, наверное, отбежала куда-нибудь.

Портье окинул Эйдриен недоумевающим взглядом, покачал головой и нахмурился:

– Вряд ли – я бы заметил. А в прачечную не заглядывали?

Эйдриен задержалась у двери и обернулась.

– Нет. Пожалуй, так и сделаю.

Выдавив из себя улыбку, она принялась спускаться в подвал. Определить местонахождение прачечной не представляло труда: из помещения доносился теплый аромат кондиционера для белья и резкий запах отбеливателя. Эйдриен открыла дверь и заглянула внутрь – ни души. Безлюдная комнатушка, освещенная флуоресцентными лампами, выглядела безлюдной и всеми покинутой – в ряд стояли бездействующие молчаливые машины, барабанные сушилки взирали на случайную гостью круглыми потухшими глазами.

То же настроение царило и наверху, где с унылым лицом ее поджидал портье.

– Простите, совсем вылетело из головы, Никки оставила вам записку, – сказал он и с виноватой улыбкой протянул Эйдриен конверт. Едва та взяла его в руки, ею овладели дурные предчувствия. Она вскрыла конверт, и волна адреналина обожгла вены, волоски на руках встали дыбом. На миг ей показалось, что она стоит на краю обрыва и глядит вниз. Записка была так коротка, что Эйдриен даже не пришлось читать: 

«Эй! 

Не могу так больше.

Радужное прости.

Никки».

Глава 7

Дрожащими руками портье вставил общий ключ в замок квартиры Никки, снова и снова беззвучно повторяя: «Еще ничего не известно, еще ничего не известно». Затем задвижка щелкнула, дверь распахнулась, и Эйдриен, отстранив портье, вбежала в квартиру, безумно озираясь.

– Никки? – В квартире было темно. Откуда-то справа доносился приглушенный лай. – Никки?

Рамон нащупал рукой выключатель, щелкнул кнопкой, но результатов не последовало. Он в замешательстве посмотрел на Эйдриен.

– Странно, наверное, пробки вылетели.

– Замените, – скомандовала Эйдриен и на ощупь стала пробираться в темноту квартиры.

– Щиток на кухне, – ответил Рамон, – тут без фонарика не обойтись. Вы не знаете, у Никки есть фонарик?

Эйдриен не ответила. Она едва дышала.

– Я в коридор, в подсобку. – Портье развернулся и выбежал из комнаты.

– Никки? – Жгучие слезы стекали по щекам, а Эйдриен все шла вперед шаг за шагом, выставив перед собой руки, как раз на уровне талии, чтобы не наткнуться…

– Никки?

Квартиру освещало лишь неоновое сияние за окнами да, пожалуй, свет из коридора, в котором едва различались очертания предметов: диван, стол, большое кожаное кресло с невысокой спинкой.

– Никки?!

Лай раздавался все громче: Джек царапал лапами дверь кухни. Пока глаза привыкали к темноте, Эйдриен двигалась на звук. Вот она нащупала дверь и открыла ее. Пес вырвался из заточения и с визгом стал гоняться за своим хвостом, а затем начал высоко подпрыгивать на пути гостьи.

– Сидеть, – скомандовала та, испытывая смешанное чувство раздражения и тревоги.

Взвизгнув, Джек бросился через всю гостиную, выскочил в коридор и опять принялся царапаться в дверь – на этот раз пытаясь войти, а не выйти. Эйдриен последовала за ним, удивляясь, как тихо в квартире без электричества: единственными звуками, нарушавшими царящую в квартире тишину, были приглушенный гул дороги за окном да царапанье Джека. Затем пес залаял, и в глаза Эйдриен ударил луч света.

– Я раздобыл фонарь, – сказал портье.

Эйдриен заслонила глаза рукой и сощурилась, беспомощная, точно ослепленное светом фар животное, случайно выбежавшее на автотрассу. Рамон направил фонарь в сторону, яркий луч осветил санузел – Эйдриен приготовилась увидеть нечто страшное, но на освещенном пятачке оказалось пусто.

– Я заберу собаку, – предложила она. – А вы разберитесь со щитком.

Рамон кивнул и направился на кухню, подсвечивая себе дорогу. Эйдриен же, пытаясь справиться с внезапно подкатившей к горлу тошнотой, на ощупь добралась до ванной.

– Джек, пошли.

Однако пес, будто подбадриваемый ее присутствием, царапался все яростнее. Эйдриен сдалась, открыла дверь и оказалась в полной темноте. По привычке она щелкнула выключателем, потом еще раз, но свет не загорелся. Было тихо, только Джек скулил и жался к ноге да тихо капала вода: «Кап, кап, кап».

– Никки?

Тишина – никто не отозвался.

Неожиданно с кухни послышался голос портье: «Готово!» – и внезапно загорелся свет. Рядом взвыл саксофон: одинокая нота за доли секунды выросла с нуля до восьмидесяти децибел, прорываясь сквозь залитый светом воздух. В мутной воде лежала мертвая Никки – ее широко раскрытые глаза удивленно смотрели в пустоту.

Все внутри перевернулось, пол поплыл под ногами, резкая боль у виска – и снова темнота.

Придя в себя, Эйдриен увидела полицейского, сидевшего рядом на стуле и говорившего по мобильному телефону. В комнате горел свет, в голове раздавались гулкие удары, а она лежала на кушетке с ногами на подушке.

– Ох… – Эйдриен жалобно простонала и медленно приподнялась на кровати, опираясь на локти.

– Вы потеряли сознание и ударились головой, – объяснил коп.

«Потеряла сознание? С чего вдруг? Стояла в ванной…» – и тут же вспомнился протяжный пронизывающий плач саксофона, играющего джаз. Перед мысленным взором на миг возникли мертвые глаза сестры, и из горла сам собой вырвался стон.

– Ее невозможно было спасти, – сочувственно проговорил полицейский. – Судя по всему, смерть наступила мгновенно.

Эйдриен издала звук, совместивший в себе рыдание и жалобное хныканье, и уронила голову на ладони. На глаза навернулись слезы.

– Портье вызвал службу спасения. Вам повезло: мы с напарником как раз патрулировали ваш участок.

Только теперь она заметила второго полицейского, который стоял у входной двери и тихо беседовал с Рамоном.

– Судмедэксперт уже выехал, – добавил коп. – И «скорая», хотя…

«Судмедэксперт». Эйдриен прокручивала в уме это слово – и снова перед глазами возник образ сестры: она лежит в ванне, в ледяной воде по самую шею, а в ногах плавает какой-то прибор – радио или проигрыватель.

«Нужно достать ее оттуда».

Эйдриен поднялась, и кровь отхлынула от лица. Она замерла – перед глазами опять поплыло, в ушах гулко застучало, точно басовый барабан на концерте институтского оркестра, и полицейский положил ей ладонь на плечо.

– Нужно вытащить Никки, – сказала Эйдриен и шагнула в сторону ванной комнаты.

– Нет. – Коп бережно усадил ее на диван.

– Там холодно. – Девушка зарыдала.

– Ей не холодно. Она… – Полицейский огляделся, взывая о помощи, но, не найдя ее, продолжил: – Теперь ей хорошо. Чем бы она ни мучилась, все в прошлом.

Эйдриен проснулась в своей квартире, едва рассвело, и, к своему удивлению, обнаружила, что легла, не раздевшись и не разобрав постель. Не успела она открыть глаза, как вспомнилось все…

Девушка поднялась с кровати, пошла на кухню и заварила в миниатюрной кофеварке чашку крепкого кофе. Села за обеденный стол и подумала: «Все кончено. У меня никого не осталось. Теперь я круглая сирота». От этой мысли на глаза навернулись слезы, но она зло сморгнула их. «Кого ты жалеешь? Себя?» Мелкими глотками Эйдриен выпила обжигающий кофе и посмотрела на часы: 6.02. В небе проглядывали первые тусклые лучи восходящего утреннего солнца.

Голова болела в месте ушиба – там, где, падая, она ударилась о раковину. Эйдриен предположила, что по-прежнему пребывает в состоянии шока, и задумалась, что же теперь делать. «Составь список». Ручка и бумага всегда приходили на помощь в трудных ситуациях. К тому же так всегда поступают настоящие юристы: в минуты кризиса составляют перечень неотложных дел. Эйдриен взяла блокнот, ручку, стоявшую у телефона в кружке из воскового дерева, и принялась за дело: