Красный террор глазами очевидцев - Сергей Волков

Я сказал выше, что московская помощь Паукеру опоздала. Действительно, через несколько дней после его расстрела приехал в Киев из Москвы с особыми полномочиями член коллегии Наркомпути (товарищ министра путей сообщения) Ксандров - сравнительно порядочный человек, хотя и коммунист, и с ним товарищ Паукера, инженер путей сообщения Юрий Иванович Лебедев63 - главный инспектор Высшей инспекции путей сообщения у большевиков. Раньше он был помощником Паукера в Ставке, был потом начальником путей сообщения там же. Он и спешил в Киев спасать Паукера, но опоздал. Цель их приезда официальная - уничтожение Комиссариата путей сообщения. Тогда сильны были централизаторские тенденции большевиков, и постепенно они хотели уничтожить комиссариаты на Украине.

Неофициальная цель - спасти Паукера и целый ряд других инженеров, которым грозила подобная же участь. В это время и я намечен был к аресту после травли меня в «Красном Пути» и помещения на черную доску как петлюровца и контрреволюционера, причем, о чудо, - без моего ведома. 86 моих бывших подчиненных Юго-Западных железных дорог - преимущественно инженеров - написали в «Красный Путь» опровержение, не убоявшись грозных для них последствий. Это был с их стороны подвиг. Письмо было помещено с оговоркой редакции, что обо мне написано было, согласно депеши Ревкома Одесского, и что редакция снимает с себя ответственность за верность содержания этой депеши.

Вскоре после этой полемики вокруг меня, и это в разгар террора на глазах у кровожадного Лациса, я получил предупреждение, что коммунистический полк решил меня арестовать, а тогда быть арестованным значило - быть расстрелянным. Направляюсь к своим высшим властям, коммунистам, и откровенно им сообщаю эту зловещую новость. Как пример бессилия властей привожу этот эпизод. Власти - коммунисты-боротьбисты, незалежники украинские успокаивают меня, уверяют, что, может быть, это еще ошибка, и когда я поставил резко вопрос - могут ли они ручаться за мою безопасность, они мне нерешительно ответили: «почти», на что я возразил, что в вопросах о жизни и смерти формула «почти» не может человека успокоить и дать ему возможность нормально работать. Тогда они, соглашаясь, что никакие нервы не могут выдержать продолжительного ежеминутного ожидания дома и на службе ареста, как было с Паукером, решили взять меня с собою на конференцию в Москву для защиты самостоятельного существования комиссариата путей сообщения на Украине. Таким образом я попал в Москву, где меня и оставили, не решившись везти в Киев, где все еще свирепствовал Лацис. Ксандров и Лебедев вывезли тогда целый вагон инженеров в Москву, коим угрожал арест и расстрел - инженеров К., С., А. и т. п. Лебедев мне говорил тогда, что они имеют между прочим (т. е. Ксандров собственно) поручение из Москвы надеть намордник на Лациса, но что это операция очень тяжелая и рискованная - можно быть при этом жестоко покусанным. Лучше на это время всем угрожаемым выехать в Москву. Я тоже получил от Ксандрова прикомандирование к Высшей Инспекции в Москве, чтобы спастись от Лациса, пока на него наденут намордник. Намордника так-таки надеть и не удалось. Между прочим, на ультимативное требование Ксандрова на имя высшей власти освободить в 24 часа инженера Н. Н. Вейса,64 бывшего управляющего М.К.В. железной дорогой, Лацис это распоряжение не подумал даже исполнить и ничего с ним не могли сделать. Это называется власть на местах.

Как слаба была по отношению к ЧК даже высшая власть в Киеве и Москве, видно из следующего. Упомянутый Н. Н. Вейс бежал из Киева от большевиков вместе со мною в феврале 1919 г., эвакуироваться далее из Одессы, так же, как и мне, ему не удалось, пришлось лавировать, чтобы спасти жизнь. Когда Раковский - бывший тогда председатель Совнаркома Украины - прибыл на несколько дней в Одессу, Вейс, будучи с ним знаком по работе, как эксперт на мирной конференции большевиков с гетманским правительством в Киеве в 1918 г., явился к Раковскому, который предложил ему ехать с ним в Киев в его собственном вагоне, где он его и реабилитирует. Однако же две недели спустя по приезде в Киев Вейс был арестован, и потребовалось все влияние Раковского, чтобы через две недели его освободить. Поэтому, когда Вейс, освобожденный из тюрьмы, встретился со мною в Киеве на улице, он перепугался за меня так, что не верил своим глазам, что это я, рискнувший приехать в такое пекло, и советовал мне немедленно спасаться бегством в Москву, где такого террора нет.

Действительно, было удивительно, что спасало меня от ареста и расстрела, когда люди с такой протекцией, как Вейс или мой помощник Раль,65 которому я сдал, убегая из Киева, дорогу, сидели все время в тюрьме под угрозой расстрела. Одни объясняли тем, что у меня не было личных врагов, которые бы на меня донесли, ибо аресты почти исключительно производились по доносам, другие объясняли тем, что я, занимая даже при царе видные посты, жил дома как студент, не имея почти никакой обстановки и имея на своем иждивении кучу молодежи - родных; третьи приписывали это моей смелости и пренебрежению опасностей, что импонировало большевикам, которые могли думать, что я в их лагере. Ходил я по городу франтом в путейской летней форме, причем часто сзади меня раздавались возгласы: «Вот разгуливает проклятый петлюровец». Пока не справишься с нервами - дрожь в таких случаях пробегала по коже. Тогда быть петлюровцем было весьма опасно, их ловили и расправлялись жестоко. Безумная смелость, иногда просто дерзость и нахальство весьма уместны в обхождении с большевиками, и впоследствии не раз меня спасали от гибели. С ними надо было бороться их же оружием, звериной хитростью и обманом.

Из Москвы меня обманным способом завезли на Колчаковский фронт, назначали насильно начальником дороги в Екатеринбурге, от чего я сумел отказаться, искренне как будто рисуя весь вред, который я им принесу, не желая того. Саботируя, надо было очень хитрить, чтобы не пострадать. Пришлось голодать, страшно бедствовать, но удалось не продаться им душой и телом, продавая минимум своих знаний и способностей, только чтобы не погибнуть с голоду.

Во время упомянутого выше неудачного надевания намордника на Лациса в Москве по всем учреждениям Министерства путей сообщения ходили упорные слухи - сначала что Ю. И. Лебедев расстрелян Лацисом, догадавшимся, зачем он приехал в Киев, затем стали говорить, что он пока только арестован, причем сам Ленин по прямому проводу лично требует от Лациса его освобождения, и Лацис упорствует. Потом оказалось, что и это - плод больного воображения Москвы служилой, - Лебедев не был арестован и при занятии Киева Деникиным остался у него. Это был большой удар для большевиков.

При наступлении на Киев в апреле 1920 г. поляков и украинцев большевики, покидая Киев на две-три недели, как хвастались они, а именно до подхода кавалерии Буденного, несколько запоздавшей, приказали под угрозой расстрела эвакуироваться с ними нужным им спецам - инженерам и врачам, причем не только искали их на квартирах, но и по всему городу и даже среди тяжко больных в госпиталях, причем были случаи увоза тяжко больных при температуре до 40 градусов, даже сыпных и оперированных. Я решил не эвакуироваться и прятался у знакомых, причем главный врач Георгиевской лечебницы дал мне свидетельство, что у меня резкое обострение аппендицита, который он будто бы лечит у меня уже 3 года и мне надо немедленно делать операцию. Я должен был вечером лечь в лечебницу будто бы в ожидании операции, но что-то меня задержало, и я пришел в лечебницу только утром на другой день. Врач поздравил меня с минувшей опасностью, ибо ночью в лечебнице был обыск, и увезли несколько тяжко больных, увезли бы и меня, если бы я пришел на ночлег, даже если бы мне сделали операцию аппендицита. Конечно, пришлось бросить мысль о лечебнице и операции и спасаться иначе, пока в Киев не вошли поляки.

К счастью для всех, коим угрожали расстрелы, что у большевиков не было связи между отдельными ЧК, что давало возможность спасаться, переезжая из одного города в другой, причем, напр., бежавшие от расстрела из Киева по приезде в Москву получали иногда назначения на высокие посты. Так, напр., один из указанных выше инженеров, К. был назначен Главным инспектором Управления железных дорог и инженеры С. и Св. - старшими инспекторами того же учреждения. Вообще сыск и осведомленность Чеки были слабы, работали главным образом по доносам либо захватывали добычу при облавах, сплошных обысках целых кварталов, а иногда мобилизовались все силы для одновременной облавы во всем городе. При таких обысках часто спасали людей смелость и самообладание. В 1919 г., получив в Киеве предупреждение об аресте, ночевал не дома, а у знакомых, постоянно их меняя, чтобы не навлечь беды на хозяев. Во время одного из таких ночлегов попал в облаву, причем офицеры коммунистического полка, производившие обыск, нашли мои документы в полном порядке и даже не сообразили, что я ночую не дома.