Папа и море - Туве Янссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это серое, совершенно неподвижное утро мама нашла на отмели раковину. Это была большая тигровая раковина, внутри розовая, а снаружи бежевая с коричневыми пятнами.
Мама удивилась и очень обрадовалась. Раковина лежала на песке, хотя прилива не было уже целую неделю. А чуть подальше она нашла белую раковину — такими обрамляют клумбы в саду. Факт тот, что внезапно на берегу появилось множество раковин, больших и маленьких. А самое невероятное, что на одной из них было красными буковками написано: «На память о западном побережье».
Мама еще больше удивилась и собрала все раковины в передник. Потом она отправилась показать их папе, который прочищал дно в Черном Оке.
Папа лежал, свесив мордочку через борт. Сверху он казался очень маленьким, как и его лодка с болтающимися в воде веслами.
— Иди сюда, я тебе что-то покажу! — крикнула Муми-мама.
Папа подогнал лодку к мысу.
— Погляди-ка, настоящие раковины! — воскликнула мама. — Они лежали на отмели, а вчера там не было ни одной!
— Очень странно, — сказал папа и выбил пепел из трубки о камень. — Это одна из загадок моря. Иногда меня просто пленяет мысль о таинственных путях моря. Ты говоришь, они лежали на отмели, далеко от воды, а вчера их не было. Это значит, что море может подняться на метр за несколько часов и снова отступить. Хотя у нас не бывает прилива и отлива, как в других местах, о которых мы слыхали. Это очень интересно. Что же касается надписи, то она открывает просто-напросто неслыханные возможности.
Он серьезно посмотрел на маму.
— И ты понимаешь, — продолжал он, — это так важно, что я подумаю и, возможно, напишу диссертацию. Обо всем, что касается моря, настоящего большого моря. Я должен познать море. Пристани, дорожки и рыбалка — все это для мелких людишек, которых не волнуют глобальные процессы. — Он повторил: — Глобальные процессы. — Это звучало красиво. — Именно Черное Око подало мне эту идею.
— А здесь глубоко? — спросила мама, широко раскрыв глаза.
— Очень. Лот едва достает до дна. Сегодня я поднял жестяную банку, что подтверждает мои предположения.
Мама кивнула. Немного помолчав, она сказала:
— Я, пожалуй, пойду и обложу клумбы раковинами.
Папа не ответил, мысли его были далеко.
В это время Муми-тролль сжигал ободранную шкатулку в маминой плите. К чему было хранить ее, раз он отковырял с нее все раковины. Он нашел шкатулку в нижнем ящике комода, мама там никогда не рылась, потому что там, по всей вероятности, лежали самые сокровенные предметы, принадлежавшие Смотрителю маяка.
Жестяная банка была ломаная и ржавая. По-видимому, в ней никогда ничего не хранили, кроме скипидара или бензина. Но это было доказательством. Черное Око было тайником моря, его черным ящиком. Папа с отчаянной уверенностью надеялся, что все лежит на дне и ждет его. «Все» означало — все, что угодно. Он думал, что стоит ему все это поднять, как он познает море и все встанет на свои места. И он сам тоже. Такое у него было ощущение.
Поэтому папа упрямо тралил дно и измерял глубину лотом на самой середине, которую он называл бездонной.
— Бездонная, — шептал он про себя и чувствовал, как от магии этого слова по спине у него бегут мурашки.
Почти везде лот останавливался на одной глубине. Но иногда канат опускался до бесконечности, как папа его ни надвязывал. Лодка была завалена перепутанными канатами и веревками. Он тащил сюда каждый обрывок веревки, который только мог найти (хотя все они были, разумеется, для чего-нибудь другого. Но так уж всегда бывает с веревками).
Папа развил гипотезу о глубокой дыре, которая идет к центру земли, — о кратере погасшего вулкана. Под конец он стал записывать свои предположения в старую тетрадь в клеенчатой обложке, которую он нашел на чердаке. Несколько страниц были заняты записками Смотрителя маяка. Он писал маленькие слова, оставляя между ними большие промежутки, как будто по бумаге прополз паучок.
«Волна одинока, луна вступила в седьмую фазу, — читал папа. — Сатурн встречается с Марсом». Может быть, все же у Смотрителя маяка бывали гости. И ему бывало повеселее. Но все остальное место занимали цифры. Папа не мог в них разобраться. Он перевернул тетрадь и стал писать с другого конца.
В основном он чертил карты Черного Ока — сверху и в разрезе — и углублялся в сложные объяснения перспектив и расчеты.
Папа теперь не слишком много говорил о своих исследованиях. Постепенно он перестал тралить дно, а сидел в уединенном местечке Смотрителя маяка, погруженный в раздумье. Иногда он делал записи в тетради с клеенчатой обложкой о Черном Оке или о море.
Например, он писал: «…морские течения — явление удивительное и замечательное, которому не уделяется должного внимания…» или «…движение волн есть нечто, неизменно вызывающее у нас восхищение…» Потом он откладывал тетрадь и погружался в размышления.
На остров прокрался туман. Он приполз с моря незаметно. Внезапно все заволокла бледно-серая дымка, и уютный выступ скалы, служивший ему скамейкой, сиротливо поплыл в пустом и каком-то мягком шерстистом пространстве.
Папа любил прятаться в тумане. Он ненадолго заснул, но вдруг закричала чайка, и он со страхом проснулся, вскочил и пошел бродить вокруг острова, беспомощно размышляя о происхождении течений и ветров, штормов и дождей и о бездонных впадинах в море.
Мама видела, как он ныряет в туман и снова показывается и шагает, опустив мордочку на живот. «Он собирает материал, — думала она. — Так он говорил мне. Наверное, вся тетрадь исписана его наблюдениями. Вот будет здорово, когда он соберет весь материал».
Она выложила пять полосатых карамелек на чайное блюдечко. Потом поставила его в верхнюю каморку, чтобы легче работалось.
Муми-тролль лежал на полянке, поросшей вороникой, уткнувшись мордочкой в мамин кувшин. Он макал подкову в прозрачную коричневую воду и смотрел, как серебро превращается в золото. Ягоды вороники и метелочки трав отражались в кувшине, превращаясь в маленький опрокинутый пейзаж. Веточки так красиво выделялись на фоне тумана, ясно и отчетливо было видно, как самая маленькая букашка ползет по травинке.
Желание поговорить о Морской лошадке становилось все сильнее и сильнее. Просто описать, как она выглядит. Или вообще поговорить о Морских лошадках.
Вот по одной травинке ползут две букашки. Муми-тролль помешал в кувшине, и миниатюрный пейзаж пропал. Муми-тролль поднялся и поплелся к зарослям низкоствольника. Как раз на опушке начиналась узенькая тропка, протоптанная во мху. Очевидно, здесь жила малышка Мю. В кустах что-то зашелестело, значит, она была дома.
Муми-тролль сделал шаг, опасное желание довериться кому-нибудь застряло пробкой у него в горле. Он присел и пополз под елями. Она сидела здесь, свернувшись в клубок.
— Я вижу, ты дома, — простодушно сказал Муми-тролль. Он сел на мох и уставился на нее.
— Что это у тебя в лапе? — спросила Мю.
— Ничего, — ответил Муми-тролль. — Она сбила его с мысли, и он не сумел сказать заготовленную фразу. — Просто я проходил мимо.
— Ха! — сказала малышка Мю.
Он смотрел по сторонам, не желая встречаться с ее критическим пронзительным взглядом. Ее дождевик висел на ветке. Рядом стояла чашка с черносливом и изюмом и бутылка с соком.
Муми-тролль подскочил и наклонился. Под развесистыми елями у самых стволов земля была устлана коричневой хвоей, и, насколько он мог рассмотреть в сером тумане, повсюду стояли ряды крошечных крестов из сломанных палочек, связанных шпагатом.
— Что это ты сделала? — воскликнул Муми-тролль.
— Уж не думаешь ли ты, что я похоронила своих врагов? — засмеялась довольная малышка Мю. — Это могилы птиц. Кто-то устроил здесь большое птичье кладбище.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Муми-тролль.
— Я проверила, — ответила Мю. — Тут зарыты маленькие белые скелеты. Такие же, как те, что мы нашли внизу у маяка в первый день. Месть Забытых Костей, помнишь?
— Это сделал Смотритель маяка, — сказал Муми-тролль после долгой паузы.
Малышка Мю кивнула так энергично, что пучок волос у нее на затылке подпрыгнул.
— Они летели на свет маяка, — медленно продолжал Муми-тролль. — У птиц такая привычка. И разбились.
— Смотритель маяка собирал их каждое утро. Это огорчало его все больше и больше. В один прекрасный день он погасил маяк и уехал…
— Но ведь это просто ужасно! — воскликнул Муми-тролль.
— Это было так давно, — ответила малышка Мю и зевнула. — А теперь маяк не светит.
Муми-тролль кисло поглядел на нее.
— Что у тебя за привычка всех жалеть! — сказала Мю. — Уходи-ка отсюда. Мне надо причесаться.