Стоянка поезда – двадцать минут - Мартыненко Юрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тоже вер
но.
Сёс
тры
помолчали.
— На
верное,
все сплошь
холостые?
— сделала
неуверенное
предположение
Юлька.
— Не сп
лошь.
— Что? И же
натики?
— По
чему бы
и нет? Тоже ведь люди.— Же
натики
другим
должны
заниматься,
пользуясь
случаем.
— Ка
ким
случаем?
— Что в го
род
вырвались.
Здесь такие
большие
магазины.
Покупали бы
подарки
жёнам
и ребятишкам.
— По
дарки!
— Лида рассмеялась.
— Чего смеш
ного?
— Глу
пенькая
ты ещё, Юлька.
— А что я не так ска
зала?
Дома с подарками,
что ли не ждут?— Это по
нятно,
что ждут.— Ну, вот. И я о том же. А тебе ха-ха. Зато я глу
пая,
ты умная.
— Лад
но,
доедай
своё мороженое,
а то растает.
— Что? По
едем?
— Да-да. Пора на ав
тобус.
Пошли
на остановку.
Кстати,
пока в училище
занятия
не начались,
надо тебе домой
съездить
за осенней
одеждой.
— Надо бы. Я уж и по маме с пап
кой
соскучилась.
Че
рез
два дня Лида собрала
сестрёнку,
купила
билет
на поезд.
Собрала
гостинцы
родителям.
— Что, Юль
ка,
поступила?
— спросила
первым
делом,
встретившись
на улице,
соседка
тётя Таня, извечная
доярка.
— Пос
тупила.
— Сту
дентка,
значит?
— Типа того…
— Кем бу
дешь-
то? Слыхала,
что ткачихой?
— Тка
чихой.
— Тоже неп
лохо.
Не наше дело, навоз
резиновыми
сапогами
месить.
В городе-
то ловчее
жизнь?
— Пока не знаю. На
верное…
— Лов
чее, —
уверенно
сказала
тётя Таня. Зубы у неё изъедены
дешёвым
табаком.
Курит
с пятого
класса.
Отец Матвей,
тоже фронтовик,
бывало,
лупил
солдатским,
ещё с фронта,
ремнем.
Зажмёт
меж колен,
задерёт
юбчонку
и по заднице
в сатиновых
трусишках.
Жена Маруся
набежит,
отнимет.
Ругает
мужа своим
самым
любимым
в адрес
его ругательством:
— Охо
лонись,
контуженый!
Забьёшь ребёнка!
!!Тот, бу
дучи
в сильном
гневе,
но по душе отходчивым,
махнёт
ещё пару раз ремнём
в воздухе
и мало-помалу
успокоится.
Начинает
прикидывать,
куда бы папиросы
подальше
спрятать,
чтобы
малая
не достала…
Хоть на чердак,
а лестницу
убрать.
Но тоже неразумно,
всякий
раз на чердак
за пачкой
лазить.
Это с калечеными-
то рукой
и ногой?
Дядя Мат
вей
умер давно.
Взяли
своё фронтовые
четыре
года. Танька
маленькая
была, но помнит,
как на похоронах
несли
на сшитых
наскоро,
красного
цвета,
подушечках
медали.
Тётя Маруся
сильно
причитала
над могилой.
Соседки
держали
её под руки. Пузырёк
с нашатырем
давали
нюхать.
Голосила
истошно:
— Как же те
перь
жить-то буду, голубок
ты мой, ненаглядка
моя?! А-а-а, Матвеюшка!
!!Вот ведь на клад
бище
выясняется
истина.
А в жизни,
что не так, сразу:
«контуженый»!
Поз
днее,
когда
в школе
организовали
музей
боевой
и трудовой
славы
односельчан,
учительница
истории
попросила
у семьи солдатский
ремень
фронтовика.
Спустя
годы, тётя Таня, бывая
в школе,
где чествовали
по осени,
на День сельского
хозяйства,
передовиков
колхоза
и проводили
экскурсию
в школьный
музей,
не без гордости
признавалась:
— Пом
нит
моя попа этот папин
экспонат…
Над
садно
прокашливаясь,
доярка
хрипло
жаловалась
Юльке
посреди
улицы: —
«Прима»
какая-
то горькая
попалась…
У са
мой
Тани, может
быть, вспыхивали
отблески
некоей
зависти
или, скорее,
грусти
в разговоре
с молодой
соседкой,
у которой
ещё не всё потеряно,
точнее,
наоборот,
ещё ничего
не потеряно.
А Тане надо растить-
поднимать
детвору.
Их у неё двое. Парнишки.
Но отцы разные.
Мужа посадили.
Срок немалый
дали. Всё-таки человек
погиб.
Ладно,
ещё не групповую
припаяли.
Одни поговаривали,
что взял всё Пашка
на себя, другие,
что он и вовсе
не при делах.
А ментам?
Лишь бы скорее
дело раскрыть-
закрыть
и перед
начальством
отчитаться…
Осталась
Таня с малым
парнишкой
на руках.
Прошло
года два. Письма
из зоны приходили
всё реже. Как-то, в конце
апреля,
приехала
бригада
шабашников
из «Агропромстроя»
строить
новый
коровник.
У старого,
ещё послевоенной
постройки,
прогнили
углы и прохудилась
кровля.
В дождливое
время
прямо
беда. Скот стоял
в воде. Пробыли
строители
в деревне
до середины
лета. Таня снюхалась
потихоньку
с одним
из приезжих.
Коровник
построили,
и уехала
бригада.
А у Тани вскоре
перестали
быть критические
дни. А там и живот
начал
расти.
Прошло
девять
месяцев.
Родила
второго
пацана.
Хва
лилась
сыновьями
перед
доярками
на ферме: —
Маленькие,
а такие
хорошие
помощники.
И дома приберут,
и стайки
почистят,
и грядки
прополют,
и за бабой
Марусей
присмотрят.
Только
ещё корову
доить
не умеют.
Старший
сынок
научился
варить.
Как щи приготовит,
так ещё вкусней
получаются,
чем у меня!..А в один из дней из ко
лонии
пришло
письмо
от Павла.
Мол, сроку
конец
подходит,
скоро
выходить
на волю. Татьяна без утайки,
как есть, написала
всю правду.
А что поделаешь?
Когда
мужик
вернётся,
ребенка
набеганного
всё равно
ведь не утаить.
Написала
и, сжавши
сердце,
в тревоге
стала
ждать ответ:
как-то на этакую
новость
муж из зоны отреагирует?
Потянулись
медленные
дни тягостного
ожидания.
Прошли
томительные
недели
три. Получила
казённый
конверт.
Ответ
был удивительно
прост и спокоен:
ничего,
мол, вырастим.
Ты, главное,
Танюха,
жди. Одну тебя любил
и люблю.
Только
одно это и помогло
зону оттоптать
от звонка
до звонка.
У Татьяны от
легло
от сердца…