Мамба в Афганистане - Алексей Птица

сможешь забрать снадобья и всё остальное, что мы тебе отдали, кроме тех лекарств, что помогают моему сыну.

— Хорошо. Я оставлю все инструкции, отвары и эликсиры для восстановления его сил. Через пару дней его можно везти в больницу.

— Мы так и сделаем, аль-Шафи, — странно, я назвал так себя только Аббасу, — вы поедете вместе. Моего сына повезут в больницу, а тебя туда, куда ты и держал свой путь. Я дам тебе ещё денег, и за мной долг крови.

— Деньги возьму. Долг крови — ценный дар, но думаю, что мне от вас больше нужно другое.

— Что же?

— Я, помимо странствий, выполняю волю своего господина, а ему нужны бесстрашные воины и инструкторы, которые смогут научить его солдат воевать. Ему нужно оружие и люди, через которых можно приобрести вооружение напрямую. Не здесь, а в Африке. Здесь есть те, кто привозит его, они общаются с посредниками и смогут вывести на людей, контролирующих его потоки. Мне нужно оружие и люди, которые продадут его в Африке.

— Не ожидал! Но и не удивлён. Я так и знал, что ты котелок с двойным дном, а то и с тройным. Воинов и инструкторов я могу найти и посоветовать, но они поедут с тобой только за большие деньги. Что касается оружия, то тебя сведут с нужным человеком, а дальше ты сам договаривайся. Но ты уезжаешь?

— Да, но я обязательно вернусь.

— Хорошо, тебя увезут отсюда с завязанными глазами, чтобы ты не смог никому рассказать о нашей базе. Связь можно поддерживать через владельца караван-сарая — он теперь наш человек и передаст нам то, что ты ему скажешь. Не успеют пройти сутки, как к тебе придёт мой человек и объяснит всё, о чём ты его спросишь.

— Я понял, меня это устраивает.

— Вот видишь, мы оказались полезны друг другу, аль-Шафи. А сейчас прими от меня подарок — вот этот автомат и деньги.

Автомат оказался китайским, и мне его показали, спрятав в кусок кошмы, а денег в пересчёте оказалось около пятисот долларов. Не густо! Недорого же они ценят мои услуги.

— Я могу забрать все свои вещи и травы с отварами?

— Они твои. Через два часа мы выезжаем, ты должен успеть.

Я стал собираться, задумчиво смотря на полевой лагерь, в котором так и не побывал. Некогда, да и неинтересно. Одно я понял — здесь не было пленных. Если бы были русские, то пришлось бы их спасать, потому как тоже долг крови. Но в этом районе тянулись сплошные горы, а афганская провинция Нуристан малонаселённая, так что боевые действия тут не практиковались. Медвежий угол, дальше уже Памир.

Собравшись, я пошёл к пикапу, на котором меня собирались увезти, и принялся забрасывать в него свои вещи.

— Аль-Шафи! — послышался женский голос. Я обернулся, позади меня в сопровождении двух вооружённых пуштунов стояла Марика — жена военного вождя клана.

— Слушаю!

На мгновение обернувшись, я снова отвернулся и стал укладывать вещи. Она заговорила по-пуштунски, но я не понимал её.

— Донт андестэнд, — проинформировал я женщину, продолжая заниматься своими делами.

Она что-то пробормотала про себя и ушла. А я залез в кузов пикапа и стал ждать отправки. Вскоре под руки вывели Вакила, который, посмотрев в мою сторону, что-то сказал жене и своему отцу, после чего последовал дальше к джипу, что ожидал его, тихо урча дизельным двигателем. Как только он сел, ко мне снова подошёл старик вместе с Марикой.

— Мой сын благодарит тебя за своё спасение, а его жена присоединяется к его словам.

Я молча прижал руку к сердцу и склонил голову. Что мне от их благодарности? Привезли сюда под дулом автомата и ещё что-то хотят. Вспомнился яд, спрятанный в одном маленьком мешочке. Всего лишь одна щепотка, пущенная по ветру, и я буду в расчёте с этими пацанами. Но не стоит, их слишком много.

Марика внезапно заговорила. Старик выслушал её и перевёл.

— Она говорит, что ты не только знахарь, но и колдун. В её роду многие могут чувствовать колдовство и ведовство. Его она чувствует и в тебе.

— Я знахарь, целитель, травник, воин и врач. Всё вместе может оказаться сильнее всего, что я перечислил. Как я могу разделиться? Это невозможно. Если от меня и исходит что-то, то только из-за того, что я слишком много видел смерти и дарил её другим.

Старик задумчиво кивнул и передал эти слова Марике. Та скривилась и на мгновение подняла на меня глаза. Наши взгляды встретились и тут же разошлись. Я увидел молочно-белую мглу, клубящуюся в её взгляде, а что увидела она, я не знал.

Женщина вздрогнула и тут же нырнула за спину старика. Тот удивлённо посмотрел на неё, ласково похлопал по плечу, и они ушли, оставив меня одного раздумывать о том, что бывают же такие совпадения. Вскоре пришли мои сопровождающие, повязали на глаза плотную чёрную повязку, и мы покатили вниз по извивающейся, словно змея, дороге.

* * *

— Что с тобой, Марика? — удивлённо спросил старик.

— Нам повезло.

— Да, Вакил выжил, и лекарь его спас. Это действительно большая удача. Аллах тому свидетель!

— Нам повезло, что он нас всех напоследок не убил.

— Что ты говоришь, я не понял?

— Он мог бы всех нас убить, если захотел.

— Всех?! С чего ты это взяла? Ты слишком много пережила за эти дни, Марика, я понимаю.

— Почти всех, кто находился рядом с ним, — проигнорировала слова старика женщина. — О чём он тебя просил?

— Ему нужны люди и инструкторы.

— Понятно теперь, мы просто ему нужны.

— Он хотел нас убить?

— Хотел бы — убил, — вяло произнесла Марика.

— Я сейчас пошлю вдогонку людей, чтобы они уничтожили его.

— Зачем? Он помог нам и уехал по нашему желанию.

— Тогда зачем ты всё это говоришь?

— Чтобы ты знал, с кем имеешь дело.

— Ты уверена в этом, Марика?

— Я когда-нибудь ошибалась? — усмехнулась женщина.

— Нет, — скривился старик. — Он колдун?

— Хуже. Он человек, умеющий убивать колдунов и любую нечисть. В его глазах я увидела отблеск ярости старых богов.

— Но ведь он правоверный мусульманин?

— Старые боги не мешают новым. Человеку с двойной душой можно служить одновременно и старым богам, и Аллаху.

— Ты слишком сложно говоришь, Марика, я тебя не понимаю. Давай забудем всё, что ты сейчас наговорила, и будем просто радоваться жизни и тому, что мой сын и твой муж живой и идёт на поправку.

Женщина склонила голову и, больше не говоря ни слова, отправилась к себе. Она и сама не понимала,