Подвиг Ширака - Булат Жандарбеков

Один из закутанных арабов произнес короткую речь. Сидящий напротив Креза человек в белом одеянии перевел сказанное на арамейский язык, а уже Крез, почтительно склонившись перед Камбизом, на персидский. Камбиз не сразу ответил, хотя знал и арамейский. Он с изумлением узнал, что к нему обращается царь арабов!

Суть сказанного заключалась в том, что царь бедуинов согласен считать персидского царя своим другом и, если царь персов не возражает, готов скрепить священную дружбу договором. Уже оправившийся Камбиз изъявил согласие. Царь арабов протянул Крезу руку, и тот, вероятно надлежащим образом проинструктированный, взял в руки заранее приготовленный острый камень и осторожно надрезал им ладонь арабского царя у подножия (основания) большого пальца. Камбиз, по выжидательному взгляду переводчика и посредника понял, что от него требуется, и без колебания протянул свою руку. Посредник без раздумий и церемоний полоснул камнем по ладони перса, и нервный Камбиз, вздрогнув, закусил губу, а арабский царь при подобной же операции даже взглядом не моргнул. Теперь Крез и его напарник по церемониалу оторвали каждый у того, кому он сделал надрез, по куску плаща, смочили материю кровью и отметили кровавыми пятнами каждый камень, лежащий между персами и арабами. Атар-Али (так звали царя бедуинов), вскинув руки, призвал бога Оротальта и богиню Алилат быть свидетелями святости заключенного договора. Камбиз призвал Ахура-Мазду убедиться в том же.

Затем Атар-Али стал торжественно представлять свою свиту, подробно рассказывая о каждом из присутствующих и обязательно поясняя, в каком он находится с ними родстве. А затем с величайшим вниманием собрался выслушать Камбиза, но тот представил своих приближенных коротко и небрежно. Арабского царя чрезвычайно поразило высокомерное отношение Камбиза к своим ближайшим соратникам, состоящим к тому же в своем большинстве из Ахеменидов, то есть прямых сородичей самого царя. Камбизу же все надоело — и смехотворная церемония договора о дружбе, и сам нищий царь со своей нищей свитой, и он стал сожалеть, что из-за своего упрямства согласился на встречу с этим неотесанным дикарем, оскверняющим высокий царский сан. И вдруг этот нищий бедуин заявил, что поможет своему другу — царю персов преодолеть гибельный Синай, снабдив его славное и многочисленное, как песок этого самого Синая, войско в изобилии водой и провиантом. Камбиз с явным недоверием попросил "друга" не беспокоиться о провианте, достаточно только воды. Царь бедуинов с достоинством ответил, что араб для друга готов отдать жизнь, а не только скот. Правда, племени придется немного поголодать, но пусть персидский друг не тревожит свое благородное сердце тяжелыми заботами о своем друге и его народе — набатеи добудут скот в набеге на соседние племена. Камбиз вовсе не отягчал свое "благородное" сердце заботами о существовании нищего племени своего новоявленного «друга», которому без его скота грозила голодная смерть, он просто не верил в Атар-Али. Откуда этот араб добудет столько воды, чтобы напоить неисчислимую армию Камбиза? Да если все члены его племени, включая стариков и грудных младенцев, принесут по полному бурдюку воды, — ее не хватит напоить одних "бессмертных", а ведь "бессмертных" всего лишь десять тысяч — песчинка в его несметной армии. Но упрямый Камбиз не показал своего разочарования, так как он сам вопреки всем настоял на этом дурацком свидании, и персидский царь, превозмогая самого себя, как можно сердечнее простился с Атар-Али.

Атар-Али доказал, что существует такие понятия, как дружба, честность и благородство, о которых начали уже забывать при персидском дворе.

Засадив за работу всех женщин своего племени, вождь приказал им сшить из сыромятных шкур длинный-предлинный шланг-рукав, при помощи которого водами из ближайшей к пустыне реки Корис наполнил три заранее вырытых мужчинами племени обширных водоема на пути к Египту!

Сарбазы со вздохом вспоминали в походе, сколько им пришлось вылить на землю драгоценной влаги — вина, опорожняя глиняные сосуды, которые, не доверяя своему арабскому другу, приказал собирать со всех домов, хранилищ и складов Камбиз. Он решил, наполнив их водой, погрузить на верблюдов, ослов, лошадей и выдавать в ограниченном количестве при переходе через Синай, Но все эти меры, принятые недоверчивым Камбизом, оказались совсем излишними — армия персов в изобилии была снабжена питьевой водой.

Тревожно было в Египте. Смерть Амасиса лишила страну смелого правителя и опытного воина, а измена Уджа-Гор-Рессента — могучего флота. К тому же восшествие Псамметиха III на престол ознаменовалось неприятным знамением — в Верхнем Египте хлынули проливные дожди, чего не наблюдалось в жарком Египте уже в течение многих столетий, и суеверные обитатели Та-Кемт восприняли это как предвестие большой беды.

Богомольный Псамметих мог делать хорошо только одно дело — молиться, что он и делал денно и нощно. Оборона Египта была возложена на бездарного Петиса лишь только потому, что он носил звание главного военачальника его величества, хотя это звание Амасис дал представителю египетской знати как уступку, притом насмешливый фараон выбрал из среды вельмож самого тупого и трусливого сановника, так как не воспринимал эту комедию всерьез. Судьба сыграла злую шутку, превратив комедию в трагедию!

Растерявшийся Главный военачальник его величества не знал, с какой стороны подступиться к своим, совершенно ему непонятным обязанностям. Ну и, как водится, враз появилось множество советников, возомнивших себя великими стратегами. Они своими советами — самыми противоречивыми, а зачастую просто нелепыми совсем заморочили и без того слабую на здравую мысль голову "главнокомандующего". Он, стараясь не показать того, что просто из него выпирало, то есть свою непроходимую глупость, сделав, по его мнению, умное выражение лица, важно поддакивал и соглашался со всяким и каждым, издавал самые дикие приказы, рассылал бессмысленные указания, которые были или невыполнимыми, или же настолько вопиюще глупыми, что командиры священных корпусов (носивших имена египетских богов), командиры полков, начальники наемных отрядов, совершенно одурев от этих бестолковых и дурацких распоряжений, махнули на все рукой и делали все по-своему, каждый как умел и мог.

Созданная и взлелеянная Амасисом прекрасная бесподобная армия в один миг превратилась в неорганизованный сброд. А враг подходил все ближе и ближе, вопреки ожиданиям, преодолевая гибельный Синай почти без потерь.

И вот дозорные на крепостных стенах Пелусии увидели вдали темное пятно, которое все ширилось и ширилось и вскоре застлало весь горизонт. Это неисчислимое воинство Камбиза, вздымая пыль к самому поднебесью топотом сотен тысяч ног, шло грозовой черной тучей на страну большого Хапи.

Персы обложили крепость плотным кольцом, после того как первый штурм, затеянный с ходу нетерпеливым Камбизом, был отбит. Уставшие от длительного марша по раскаленным пескам Синая персы дрались вяло, неохотно и после неудачной стычки отступили.

К удивлению греков, пренебрежительно относившихся к египетским воинам, те дрались отчаянно, ни в чем не уступая и грекам, и персам. Вот на это и рассчитывал умный Амасис, зная о глубокой и какой-то трепетной любви египтян к своей земле. И кто знает, как повернулись бы события, будь жив этот фараон, умевший лихо воевать.

Когда был отбит и пятый штурм, Камбиз впал в транс. Ему становилось ясно, что мечты превзойти своего великого отца в качестве полководца смешны и нелепы. Пелусия далеко не Вавилон, а он, уложив вдесятеро больше сарбазов под этой по сравнению с Вавилоном — крепостишкой, не смог овладеть хотя бы одним бастионом. Неуравновешенный Камбиз быстро переходил от одного состояния в другое — от эйфории к подавленности духа. Положение осложнялось еще и тем, что в отличие от общительного, находившегося в постоянном окружении людей Кира, Камбиз поставил себя над всеми, и о каком-то совете ему со стороны приближенных не могло быть и речи. Да и кто бы решился на подобное самоубийство? Даже опытные военачальники боялись раскрыть рот, хотя им-то было что сказать своему верховному горе-полководцу. В отличие от Петиса Камбиз был умен, но нарушать установленный им же самим порядок был уже сам не в силах. Придворные обращались к Крезу, носившему звание советника царя царей, с просьбой в осторожной деликатной форме намекнуть на истинное положение дел, но старый лис дал себе зарок никогда не соваться с непрошеными советами к Камбизу, а тот просить кого-то о чем-то не имел привычки.

Вот так, как отверженный в своем собственном лагере, сидел в полном одиночестве в роскошном шатре Камбиз и мучительно думал — что делать дальше? В шатер без спроса вошел Дарий и пал ниц.