Эпоха зрелища. Приключения архитектуры и город XXI века - Том Дайкхофф

гам лишь единожды преградил наш путь. На оживленной улице было тесно тогда от лошадей и повозок, мужчин в кепках, женщин в турнюрах и корсетах, мелькающих в лондонском тумане, который качала дымовая машина: киногруппа работал над съемками исторического фильма в готовых декорациях. Для того чтобы представить себе на этих реальных улицах Феджина и Шерлока Холмса, много воображения не требовалось.

После часа-другого бесцельной прогулки по руинам прошлого мы обычно оказывались в Ковент-Гардене. В пятидесятые отец часто слонялся тут со своими приятелями-пижонами. Теперь и этот район был столь же пустым и тихим. Знаменитый старый фруктовый и цветочный рынок в Ковент-Гардене, как и всё прочее в этом городке, казалось, закрылся и покинул город вместе со своими грузчиками, шумом и тарарамом. Здания одно за другим заколачивали; стены их покрывали граффити. Были, конечно, и здесь свои ростки жизни. Пара бывших складских зданий были окрашены в самые развеселые цвета. Помню сады с неровными границами. Было кафе, в котором продавали кофе в зернах. Прежде я никогда не видел кофейных зерен. Были еще магазины, которые отец называл «бутиками». Бутиков я раньше тоже никогда не видел. В Ковент-Гардене, очевидно, наступали перемены.

Город страха

Когда сегодня я пишу эти слова, на силуэте Лондона искрятся новые башни и небоскребы, население его теперь больше, чем когда-либо за всю историю, и трудно представить что, некогда люди подумывали о том, чтобы покинуть это место. Но они на самом деле подумывали об этом и затем покидали его. История моего отца едва ли была чем-то особенной. С 1939 по 1979 год население Лондона сократилось на два миллиона – на четверть[26]; в частности, только за десятилетие с 1961 по 1971 год – на шестьсот тысяч. Многие уехали в другие города, благодаря политике правительства по борьбе с трущобами в центре города за счет уменьшения плотности населения. Иные даже оставили родные края вовсе и присоединились к исходу хиппи в Америку. В 1970-х годах население Великобритании впервые за века сократилось: сотни тысяч людей, сытых по горло рецессией и ощущением нависшего над страной рока, покидали Соединенное Королевство в поисках более радостных краев.

История Лондона была далеко не уникальна. В упадке пребывали тогда города во всех уголках западного мира. В тот момент мы вообще едва не отказались от самóй идеи большого города. Сегодня мы тревожимся о тающих городах вроде Детройта, где природа отвоевывает целые кварталы и улицы. Но старые наши города таяли десятилетиями. Население восьми из десяти крупнейших городов Америки, например, с 1950 года сократилось как минимум на пятую часть[27], шести же из шестнадцати крупнейших – Детройта, Кливленда, Буффало, Нового Орлеана, Питтсбурга и Сент-Луиса – более чем наполовину. Как пишет экономист Эдвард Глейзер, «век индустриального города закончился, по крайней мере, на Западе»[28].

Как центры производства и потребления – промышленности, торговли и развлечения – города существовали тысячелетиями. Но промышленная революция и изобретение в Великобритании индустриального города – средоточия фабрик и фабричных рабочих, нарушили равновесие. Западные города сделались в первую очередь центрами промышленного производства, в которых, удовлетворяя потребность огромных фабрик в рабочих руках, беспрецедентно многочисленное население ютилось в беспрецедентной тесноте. Пока, конечно, эта потребность сохранялась.

Оглядываясь назад, я вспоминаю яркие моменты из моего детства. Годы моей юности сопровождали сводки новостей, исполненные тревоги о «старом городе» после беспорядков из-за закрытия предприятий и жестокой безработицы в Мосс-Сайде в Манчестере, Брикстоне в южном Лондоне или Токстете в Ливерпуле. Из предыдущего десятилетия, семидесятых, в памяти у меня сохранились не только поездки с отцом на встречу с апокалипсисом большого города, но также сводки о забастовках, волнениях, закрытии фабрик. Семидесятые были тревожным десятилетием, и эта тревога у нас в городах была почти декларативной. В Соединенном Королевстве после короткого периода экономического роста нефтяной кризис 1973–1974 годов вызвал к жизни или кошмары из антиутопии, или утопические мечты о бегстве из города ради пасторального будущего в гармонии с природой, вдохновленные сборником эссе Э. Ф. Шумахера «Малое прекрасно» (1973). Как пишет Энди Беккет в книге «Когда погас свет» – альтернативной истории семидесятых, «роман „Обитатели холмов“ был опубликован в 1972. Лора Эшли продавала в огромных количествах платья в народном стиле. Фольклорными интерлюдиями разбавляли свои альбомы „Лед Зеппелин“ и другие рок-группы. Люди смотрели телесериал „Хорошая жизнь“, а на выходных ездили по деревням в Котсуолдсе. Пробовали сами варить пиво. Перебирались из опустевших городков в Восточную Англию и на юго-запад – в два уникальных английских региона, демонстрирующих устойчивый рост населения»[29].

Один момент в этом десятилетии антиурбанизма, однако, перевешивал все остальные. В 1975 году Нью-Йорк – Готэм-Сити, образец того самого, чем должен быть современный город, располагающий самым большим городским бюджетом в мире, находился на грани банкротства. В кинокартинах этого времени, таких как «Злые улицы», «Собачий полдень», «Серпико», «Побег из Нью-Йорка», «Опасные пассажиры поезда 123», Нью-Йорк предстает уже не тем величайшим городом в мире, по тихим тротуарам которого бродят Джимми Стюарт или Гари Грант, а юдолью преступности, безработицы и аморальности, городом, опасные улицы которого жестокими методами очищает от скверны Трэвис Бикль. Во время налогового кризиса Нью-Йорк сделался «городом страха», где повседневностью были разбой, насилие, угон автомашин и перестрелки, где удвоилось количество убийств, где в темных уголках укрывались торчки, где обыватели каждую ночь просыпались от воя пожарных машин: Нью-Йорк сделался местом, в котором ветхая инфраструктура олицетворяла разрушающийся социальный порядок. После 1969 года в городе было сокращено полмиллиона рабочих мест. В продолжение двух предшествующих столетий промышленные города зависели от экономического роста, поскольку доход, который они производили, реинвестировался в виде налогов в бюджет города. Величайший город в мире был не в состоянии теперь платить по счетам.

Однако перемены в городах готовились задолго до фискального кризиса в Нью-Йорке. Начались они в Америке, которая теперь была движущей силой капиталистического мира, но быстро распространились по всему Западу. Глубоко под поверхностью, незримо, словно океанское течение, росло влияние международной экономики и геополитики: сперва едва заметно, постепенно набирая силу, пока под его напором не затрещали экономические институты, веками лежавшие в основе государств Запада. В результате радикально поменялись сами формы существования и цели промышленных городов, происходившие из этих экономических условий.

В конце 1960-х годов некоторые американские экономисты обнаружили едва заметную, но зловещую тенденцию. После экономического бума 1950-х, когда казалось, что американские предприятия не успевают производить посудомоечные машины, «Шевроле» и пригородные домики, чтобы удовлетворить запросы американских потребителей, норма накопления в американской экономике стала падать.