Раиет (ЛП) - Коул Тилли

Долгий, полный нужды стон пронзил воздух, и я стиснул зубы, когда мой возбужденный член начал пульсировать. Повернувшись на бок, я сосредоточил внимание на углу и увидел, что распростертая фигура моны начала двигаться. Затаив дыхание, я наблюдал, как ее ноги стали подрагивать. Ее глаза все еще были закрыты; она явно еще спала. Но когда я напряг свое зрение, то заметил, небольшие движения браслета на ее запястье. Что-то давило на ее кожу.

Наркотики наполняли ее вены.

Я сжал в кулаке простыню, когда с ее губ сорвался еще более громкий, отчаянный стон. На этот раз спина моны выгнулась, и даже при таком тусклом свете я увидел, как напряглись ее соски, едва коснувшись прозрачной ткани.

Моя челюсть болела от напряжения, член стоял по стойке смирно и упирался в штаны. Но я не двигался. И не стану этого делать. Я не подчинюсь плану Господина.

Я не мог. Не мог отдать ему последнюю часть своей воли.

Движение в коридоре привлекло мое внимание, и охранник крикнул:

— Тебе лучше ее трахнуть, 901-ый. Единственный способ остановить ее мучения — это войти в нее.

Я зарычал низко и угрожающе, и охранник отошел назад, оставив нас наедине. Когда снова посмотрел в ее сторону, то обнаружил, что ее глаза были открыты. Ее зрачки расширены, и она смотрела прямо на меня. Ее широко открытые глаза, свинцовые от похоти и желания, обжигали мои, затем она вскрикнула. Ее руки двигались, чтобы обхватить полные сиськи.

Я не мог сдержать стон, вырвавшийся из моего горла при виде девушки, извивающейся на полу. Но я взял себя в руки. Это пройдет. Ее потребность пройдет. Я бы сопротивлялся.

Но прошли минуты, а ее похоть становилась все сильнее. Мона все больше и больше корчилась, лежа на полу. Ее крики усилились. Они стали такими болезненными и громкими, что я вскочил с матраса и ударил кулаками по металлическим прутьям.

— Убери ее к чертовой матери! — взревел я охраннику, который, как я знал, был поблизости.

Я больше не мог этого выносить.

Но никто не пришел. Затем я снова услышал шипение, и каждый мускул в моем теле напрягся, когда дыхание моны остановилось, а затем она закричала так громко, что я вздрогнул от боли в ее криках.

Отойдя назад, я врезался плечом в металлические решетки, слыша, как они скрипят от моей силы. На этот раз охранник повернулся с высоко поднятым пистолетом.

— Назад, — приказал он.

Я оскалил зубы.

— Уведи ее отсюда, — повторил я и схватился за прутья решетки.

Я сжимал их так сильно, что пальцы болели, а вены на мышцах вздувались от напряжения.

— Уведи ее отсюда, — пригрозил я.

Охранник направил на меня пистолет, затем опустил его, наклонился вперед и приказал:

— К черту ее. Я не могу больше выносить ее стенания. Господин отдал ее тебе, так трахни ее и заткни эту суку!

Охранник ушел, и я закричал:

— Вернись! — но я слышал звук закрывающейся двери и понял, что он оставил нас одних.

Мона снова закричала, и я закрыл глаза, прижавшись лбом к прутьям. Холодный металл остужал мою горячую кожу, но мой член все еще был твердым и испытывал меня на прочность.

Когда она снова закричала, я сдержал рык.

— Тебе нужно ей помочь, — раздался глубокий голос с другого конца коридора.

Открыв глаза, я посмотрел на камеру 667-ого и заметил его, стоящего у решетки. Когда наши взгляды встретились, он сказал:

— Она нуждается в твоем освобождении. Будет только хуже, если ты этого не сделаешь.

— Я не стану, — прорычал я, злость пронизывала каждое слово. — Я не стану играть по правилам Господина.

— Она не контролирует это, — повторил он.

Я смотрел на него. 667-ой был широкоплечим, с темно-русыми волосами до плеч. Его голубые глаза не отрывались от моих, и он добавил:

— Ей больно, — он покачал головой, когда я не пошевелился. — Помнишь наркотики, которые нам давали в детстве? Помнишь, как они заставляли нас страдать и кричать от боли? — он указал на мою камеру. — Именно это она сейчас и чувствует.

Не сводя с меня глаз, он продолжил:

— Моя мона чувствует это каждую ночь, поэтому я забочусь о ней. Я не позволяю ей чувствовать эту боль.

— Я не буду ничего делать, — огрызнулся я, в то время как она закричала.

Я рискнул обернуться и увидел, как она прижимает руку к своей киске. От этого зрелища боль в моем члене взмыла вверх. Но это было неправильно. Я не хотел ее, она не хотела меня. Не стану трахать ее из-за того, что ее накачали наркотой.

Я повернулся назад к камере 667-ого, когда он спросил:

— Она вспотела?

Я нахмурился, услышав его вопрос. Мне было все равно, что там с ней происходит, но как бы ни старался абстрагироваться от ее криков, я не мог. Не мог разглядеть ее со своего места, где стоял, поэтому повернулся и подошел ближе. Когда приблизился, ее расширенные глаза уставились на меня, и я увидел ее раскрасневшееся лицо. Оно было мокрым от пота. У нее был жар, кожа покраснела.

— Так что? — спросил 667-ой.

Я грубо ответил:

— Да.

Затем снова схватился за прутья камеры и закрыл глаза. Я пытался вдохнуть сухой спертый воздух коридора, но соблазнительный запах моны заполнял мои легкие и нос.

Я мысленно выругался.

— Слушай меня, — потребовал 667-ой.

Я повиновался его строгому приказу. Мои губы скривились, но ему было все равно.

— Ты должен трахнуть ее, — сказал он спокойно. — Если она вспотела, значит, наркотик слишком сильный, чтобы ее организм мог справиться с ним самостоятельно.

Он помолчал. Затем, убедившись, что донес до меня свою точку зрения, добавил:

— Некоторые моны умирали, если их отказывались трахать.

Мой живот будто вспороли, но скрывая свою реакцию, я ответил:

— Значит, она умрет.

Лицо 667-ого вытянулось в недоумении. Он ударил рукой по решетке и прошипел:

— Если бы я смог выбраться отсюда, то сделал бы это сам, — его лицо вспыхнуло от гнева. — А затем я бы убил тебя.

Он ткнул пальцем сквозь прутья решетки и выпалил:

— Эта женщина такая же пленница, как и мы, — он плюнул на пол коридора. — Ты может быть и чемпион, но ты нам не брат. Я надеюсь, что Господин убьет тебя медленно и мучительно.

С этими словами он отошел от двери своей камеры, а я в отчаянии закрыл глаза, когда крики моны стали такими быстрыми, что она едва успевала делать вдох между ними. Не в силах больше стоять здесь, я повернулся и начал расхаживать перед ней. Мои руки были сжаты в кулаки.

Я позволил себе взглянуть на женщину, извивающуюся на полу, и на пот, капающий с ее лба. Ее кожа была бледной, а руки дрожали. Затем мое сердце почти остановилось, когда она начала биться в конвульсиях, болезненный крик почти оглушил меня.

Я услышал разочарованные крики из коридора и понял, что мой отказ трахнуть ее бесит не только 667-ого. Другие самцы поблизости тоже начали реагировать на ее крики.

Я остановился, как вкопанный, борясь с тем, что делать, когда женщина внезапно замолчала. Мой взгляд метнулся к ней. Она смотрела на меня, тяжело дыша. Затем протянула свою руку в мою сторону и прошептала:

— Помоги мне… пожалуйста.

Ее мягкий голос был слабым и хриплым. Я зажмурился от отчаяния в ее голосе. Моя решимость ослабла, когда я увидел ее прекрасное лицо, смотрящее на меня с такой надеждой.

Через секунду я понял, что план Господина сработал. Каким бы холодным ублюдком я себя ни считал, я не мог видеть ее такой страдающей и слабой.

Я не стану причиной ее смерти.

Медленно, размеренными шагами я приблизился к тому месту, где она лежала. Я в отчаянии прикусил язык, когда тишину нарушил шипящий звук и в ее вены было введено еще больше наркотика.

Новый крик сорвался с ее полных губ, такой мучительный, что я тут же упал рядом. Мое огромное тело возвышалось над ней. Я понятия не имел, что делать дальше. Но не раздумывая долго, мона потянулась к моей руке и положила ее прямо себе между ног.

Она снова застонала, но на этот раз в ее крике был намек на облегчение, когда мои пальцы встретились с ее влажностью. Я сглотнул от ощущения ее тепла.