Газета Завтра 483 (8 2003) - Газета Завтра Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЛЮБИМЫЙ ГОРОД МОЖЕТ СТАТЬ ПОМОЙКОЙ...
Михаил Наумов
25 февраля 2003 0
9(484)
Date: 25-02-2003
Author: Михаил Наумов
ЛЮБИМЫЙ ГОРОД МОЖЕТ СТАТЬ ПОМОЙКОЙ...
Иногда я чувствую себя Колумбом нового Замоскворечья. Хмурым утром, едучи на трамвае по Дубининской улице и обнаружив симпатичный двухэтажный домик снесенным, я понял, что уже в который раз открыл Америку. Еще в сентябре он радовал сердце своим сугубо московским обликом и висящим на стене велосипедом, рекламой ремонтной мастерской, и вот…
Нет его. За чаем поделился горем с доброй знакомой, и история убиенного строения зримо предстала пред моим мысленным взором. Дом был построен в 1914-м, и в нем с тех самых пор жила семья подруги Марии Сергеевны. "Навестила в Светлую Седмицу. На столе — блюдо с пасхальными яйцами, и на каждом обозначен год — с 1914-го".
Лет 15 тому назад знаток Замоскворечья Андрей Иванович Гуренко дважды испытал сильнейший шок. Скалывая лед и подметая осенние листья, художник с вожделением ел глазами неправильной формы особнячок на Малой Ордынке (тогда — улице Островского). "Такой хорошенький, как камодик какой-то!" — делился он впечатлениями со знакомыми дворниками. Написать, однако, особнячок Андрею Ивановичу не удалось. Поскольку в результате капитального ремонта оказалось, что здание есть, а особнячкового шарма нет. Но Андрей Иванович присмотрел другой скромный памятник московской архитектуры: деревянное жилище мещанина в Первом Монетчиковском переулке. Друзья убеждали мечтательного художника немедленно запечатлеть домик. "Я напишу его, когда повалит снег", — отвечал Андрей Иванович. Но снег не успел еще выпасть, как домик разобрали и "приступили к реконструкции". Зато в переулке теперь можно встретить гончаровского Захара с большими мочальными бакенбардами и поглазеть на выхваченный из вечерней тьмы зеленоватым трупным светом барельеф Ильи Ильича Обломова на фасаде одноименного предприятия элитарного питания.
История исчезновения радовавших душу художника зданий грустна, но во оправдание чиновники из памятникоохранительных организаций пожмут плечами: не всякая реконструкция удается, а в Замоскворечье, мол, много чего осталось.
Ну да. Например, палаты каменные XVII столетия. В них — "Елки-палки", "Едрены Матрены" и прочее. Благоустройство продолжается. Во Втором Кадашевском переулке из гадкого бомжатника (тоже палат) сделали еврошедевр архитектуры периода поздней распальцовки — не то особняк в колониальном стиле, не то пряничный домик… Нельзя же требовать, чтобы все работали, как сам П.Д.Барановский! Кому это надо, кому это интересно? Действительно, мало кому. Как-то раз мне захотелось порадовать охранника из "36,6" тем, что он стоит на посту над белокаменным подвалом со сводами. И служивый так на меня посмотрел, что пришлось быстро ретироваться ( ведь терроризм кругом — какие подвалы!).
О садах Замоскворечья много писано. Раньше жалел о вытоптанных пустырях между домами: вот бы там насадить растения, а теперь и пустырей нет, и газонов нет, и посаженные московским генерал-губернатором кн. Долгоруким липы засохли, и знаменитого Марфо-Мариинского сада нет тоже . В саду обители, памятнике архитектуры, восстановленном и взлелеянном обитающими пока в Покровском соборе реставраторами, еще два года назад был маленький ордынский рай. Помню, удалось там побывать на экскурсии. Хорошо, что сделал несколько фотографий. Сада, повторяю, теперь нет, а есть глубокие рытвины, грязь, мятые банки из-под пива и чувство собственного бессилия. Замоскворечье "заказано".
ПАРК КУЛЬТУРЫ ЮРСКОГО ПЕРИОДА
Андрей Фефелов
25 февраля 2003 0
9(484)
Date: 25-02-2003
Author: Андрей Фефелов
ПАРК КУЛЬТУРЫ ЮРСКОГО ПЕРИОДА
"В своем разрастании город не волен…"— писал в середине ХХ века русский поэт Даниил Андреев. Это чистейшая правда. Но правда и то, что острейший градостроительный и гуманитарный кризис, в который, как в омут, погружен главный город России, есть результат определенного способа управления уникальным культурным, экономическим и социальным комплексом, имя которому — Москва.
Резкие, драматические повороты истории страны, случайные обстоятельства, а также дыхание разнородных стилей, эпох и общественных и политических тенденций превратили Москву в неповторимую и порой парадоксальную градостроительную структуру. Ее синкретичный, мозаичный характер стал притчей во языцех, отражен в шедеврах национального искусства. Но то, что происходит с городом сегодня, никак не укладывается в парадигму "неровного" развития Москвы. Некогда один из красивейших и сложнейших мировых городов испытывает удар за ударом, постепенно превращаясь в серую унылую агломерацию, лишенную прошлого и будущего.
Ранним утром, когда расклеится, треснет и рухнет стеклянная лужковская пирамида, придут сонные люди с мешками и метлами, соберут, вывезут на свалку оставшиеся от нее мусор и осколки. Но никогда больше не возродятся десятки старинных усадеб, особняков и зданий, что были уничтожены, стерты с лица земли, изуродованы и исковерканы за десять минувших лет. Никогда мы больше не увидим каменных палат XVII века, что стояли еще вчера на Софийской набережной, на Тверской улице или на Страстном бульваре. Их нет потому, что их снесли... Никогда не встретим домик оберполицмейстера в Столешниковом переулке (туда вызывался Пушкин для дачи показаний по поводу появления его рискованных стихов) и никогда не зайдем в дом Герцена в Сивцевом Вражке. Они также снесены. Не стало дома Сухово-Кобылина на Страстном. Своевременно сожжены дотла дома драматурга Островского, поэта Майкова и композитора Алябьева (последний дом одновременно являлся выдающимся памятником русского деревянного классицизма). Мы не положим цветы на низкий карниз окошка дома Есенина. Это потому, что к столетию поэта дом снесли, а на его месте появился бетонный новодел. Исчез с карты Москвы и "Соловьиный дом", где жил композитор Варламов, у которого останавливался в 1843 году великий Ференц Лист. После лета 2002 года нельзя уже пройти мимо главного дома усадьбы Трубецких на улице Усачева. Это старейшее деревянное строение Москвы было разрушено с попустительства московских властей, благо Александр Сергеевич Пушкин в 1829 году успел в нем отобедать в обществе историка Погодина (кстати, это уникальное здание, в качестве памятника архитектуры состоявшее под охраной государства, погибло вместе с прекрасно сохранившимися старинными интерьерами). В конце ХХ—начале ХХI века Москва лишилась творений гениев русской архитектуры: Баженова, Казакова, Быковского, Шехтеля, Мельникова.
Мартиролог убитых в последние годы московских памятников можно продолжить. Их уничтожено более 76. К тому же снесены сотни ценнейших объектов исторической застройки.
Что же происходит? Может быть, мятежный дух наркома Кагановича вырвался из коллектора московского метро и вселился в робкие души несчастных московских чиновников и стал им мстительно нашептывать: "Взорви, снеси, разрушь!.."
Или бульдозерно-планировочные подходы Посохина-старшего завладели умами столичного начальства (благо, его сын сегодня — краса и гордость столичного архитектурного истеблишмента)?
Или Главный архитектор Москвы, господин Кузмин сошел с ума, сделался футуристом и стал немедленно проводить в жизнь концепцию "бумажных городов"?
Нет, друзья, не первое, не второе, не третье… Ответ прост и, как шарада, состоит из двух ключевых, но на первый взгляд не связанных между собой слов. Слова эти: "коммерция" и "плебейство". Судите сами, ведь не всякий коммерсант — плебей. И не каждый плебей есть коммерсант. Но когда эти свойства совмещаются в одном лице (или группе лиц), получается характерный, неповторимый сплав жадности и варварства, отлитый в типический образ распоясавшегося управдома.
Иные фаталисты скажут: "Да, Москва уничтожается, выхолащивается. Но при чем здесь управдом? Он — лишь сломанная игрушка в руках жестокой судьбы. Сегодняшняя пошлая эпоха всей своей меркантильной синтетической мощью навалилась на московскую старину..."
Нет уж, благодарю покорно. Не надо такого фатализма. Если вас грабят, надо кричать "караул!", а не философствовать о превратностях судьбы. Уличный бандитизм ведь тоже есть "примета времени", он тоже, так сказать, является частью Вселенной...
Автору этих строк неизвестно: существует ли на бумаге общая концепции развития Москвы, или ее не существует вовсе, или же она, вместе с Генпланом, представляет собой нечто предельно абстрактное и невнятное. Доподлинно известно другое: типичной приметой строительной деятельности московского руководства последнего десятилетия стала реконструкция зданий исторического центра. В результате в заповедных зонах появились десятки адресов коммерческого строительства и доходных объектов, возводимых в расчете на дальнейшую окупаемость. Это привело к сносу большого числа зданий, состоявших под охраной государства в качестве памятников истории и культуры. Очередной владелец, выкупивший здание-памятник или участок, на котором он находится, стремился выжать из него максимум коммерческой выгоды. Поэтому необходимую по Закону реставрацию памятника он с разрешения Правительства Москвы превращал в реконструкцию, которая в свою очередь "конвертировалась" в снос и уничтожение строения.
