Ненавидящий полицейских - Эд Макбейн

Сантес моргнул.

– Ведите их вниз и проведите там перекличку, – сказал Бернс. – Потом задержите всех, кого здесь не окажется.

– Давайте, пошли, – сказал Хэвиленд. Он начал теснить подростков к выходу.

Мисколо, полисмен из канцелярии, проложил себе дорогу через толпу и подошел к лейтенанту.

– Лейтенант, тут вас хочет видеть один парень, – доложил он.

– Кто?

– Его фамилия Сэведж. Утверждает, что он из газеты. Желает знать, что это за шум был сегодня днем в ба...

– Спустите его с лестницы, – проворчал Бернс и вернулся к себе в кабинет.

Глава тринадцатая

Убийство – если оно не касается вас слишком близко – вещь очень занимательная.

Интересно бывает расследовать убийство, потому что это редкий случай в повседневной жизни участка. Это самое захватывающее преступление, ибо оно отнимает то, чему нет цены, человеческую жизнь.

Правда, обычно на участке приходится работать с менее увлекательными и более будничными делами. На таком участке, как 87-й, эти повседневные дела занимают много времени. Изнасилования и азартные игры, бродяжничество и поножовщина, хулиганство и грабежи, и еще угон автомашин, и уличные драки, и кошки, застрявшие в сточных трубах, – ну и тому подобное. Многими из этих происшествий сразу же начинают заниматься специальные отряды в рамках полицейского управления, но первоначально жалобы все же поступают в полицейский участок, на территории которого было совершено преступление, и эти жалобы могут заставить человека побегать.

А в жару бегать нелегко.

Дело в том, что, как ни странно, полицейские – тоже люди. Они потеют, как и мы с вами, и не любят работать, когда жарко. Некоторые из них не хотят работать, даже когда холодно. И никто не хочет идти на сбор, особенно в жару.

В четверг 27 июля Стив Карелла и Хэнк Буш должны были идти на сбор.

Им было особенно досадно, потому что сборы проводились только с понедельника по четверг включительно, и если бы их не послали на это мероприятие в четверг, они могли бы не думать о нем до следующей недели, а тогда, может быть, – если такое возможно – жара могла бы ослабеть.

Как обычно на этой неделе, утро началось обманчивой прохладой, как бы обещавшей восхитительный день вопреки прогнозам разных телепредсказателей. Это снова породило напрасные надежды. Однако уже через полчаса стало ясно, что опять будет жарко, как в бане, что знакомые будут спрашивать: «Ну как, жарко?» – или информировать вас о том, что «дело не в жаре, а во влажности».

Как бы то ни было, стояла жара.

Жарко было и в пригороде Риверхед, где жил Карелла, и в центре города, на Хай-стрит, где находилось Главное управление и где должен был происходить сбор.

Так как Буш жил в другом пригороде – Калмз Пойнт, к востоку от Риверхеда, – они решили встретиться у Главного управления в восемь сорок пять, за пятнадцать минут до начала. Карелла пришел точно.

Буш появился в восемь пятьдесят. Он с трудом дотащился до того места, где Карелла стоял и курил, и замер рядом.

– Теперь я знаю, каково в аду, – сказал он.

– Подожди, пока солнце начнет светить по-настоящему, – откликнулся Карелла.

– Люблю бодрячков, – ответил Буш. – Дай сигарету.

Карелла взглянул на часы:

– Нам пора идти.

– Подождут. У нас еще есть пара минут. – Он осмотрел сигарету, которую ему дал Карелла, зажег ее и выпустил клуб дыма. – Сегодня никаких новых трупов?

– Пока нет.

– Жалко. Я уже привык получать труп к утреннему кофе.

– Ну и город, – сказал Карелла.

– Что?

– Посмотри на город. Какое чудище.

– Большущий, дьявол, – согласился Буш.

– А все-таки я его люблю.

– Угу, – вяло отозвался Буш.

– Для работы сегодня слишком жарко. Сегодня пляжный день.

– На пляжах столпотворение. Ты приятно проведешь время на сборе.

– Ну конечно. Кому нужен песчаный пляж, прохлада, шум волн и...

– Ты что, китаец?

– Почему?

– Хорошо умеешь пытать.

– Пошли.

Они бросили сигареты и вошли в здание Главного управления. Когда-то дом привлекал взгляд ярким красным кирпичом и модным архитектурным стилем. Теперь кирпич покрывала копоть, скопившаяся за пять десятилетий, а архитектура была столь же современна, как пояс целомудрия.

Они прошли через облицованный мрамором вестибюль на первом этаже, мимо комнаты детективов, мимо лаборатории, мимо различных картотек. В полутемном холле на двери матового стекла значилось: «Комиссар полиции».

– Держу пари, что он уж точно на пляже, – сказал Карелла.

– Он здесь, прячется за своим столом, – возразил Буш. – Боится, что маньяк с 87-го до него доберется.

– Ну, может быть, и не на пляже, – передумал Карелла. – По-моему, тут в подвале есть бассейн.

– Два, – сказал Буш. Он вызвал лифт. Несколько минут они молча ждали. Дверь лифта открылась. Полисмен в лифте был весь мокрый.

– Добро пожаловать в железный гроб, – сказал он.

Карелла усмехнулся. Буш вздрогнул. Они вошли в лифт.

– На сбор? – спросил полисмен.

– Нет, в бассейн, – проворчал Буш.

– Я в такую жару шутки не воспринимаю, – сказал полисмен.

– Тогда не напрашивайся на них, – сказал Буш.

– Ну прямо комики, – ответил полисмен и замолчал.

Лифт полз вверх, скрипя и потрескивая. На стенках оседала влага от дыхания.

– Девятый, – сказал полисмен.

Дверь открылась. Карелла и Буш вышли в освещенный солнцем коридор. Одновременно они достали кожаные футляры, к которым были приколоты их значки, так же одновременно прикололи значки к вороту и подошли к столу дежурного полисмена.

Взглянув на значки, дежурный кивнул, и они прошли мимо стола в большую комнату. Главное управление использовало ее в различных целях. Комната имела размеры спортивного зала, и здесь действительно были две корзинки для баскетбола. Окна, большие и высокие, затягивала металлическая сетка. Тут занимались спортом, читали лекции, приводили к присяге новичков, а также проводили собрания Благотворительной полицейской ассоциации, встречи членов Полицейского почетного легиона и, конечно, сборы.

Для проходившего с понедельника по четверг «смотра» нарушителей закона в дальнем конце комнаты, под балконом, рядом с баскетбольной корзиной, была оборудована постоянная сцена. Сцена была ярко освещена. Позади была белая стена с размеченной черным шкалой, чтобы узнать рост стоящих у стены арестантов.

Между сценой и входом в зал стояло около десяти рядов складных стульев. Когда Буш и Карелла вошли, большинство стульев было занято детективами со всего города. Шторы на окнах уже спущены, начальник детективов – уже на своем месте на помосте с микрофоном в заднем ряду, и через несколько минут должна была начаться «демонстрация». Слева от сцены стояла группа правонарушителей под наблюдением тех полисменов и детективов, которые произвели арест. В это утро на сцене должен был появиться каждый нарушитель закона, задержанный в городе накануне.

Вопреки распространенному заблуждению, «смотры» производились совсем не ради опознания преступников потерпевшими – на практике это удается гораздо хуже, чем в теории. Целью «смотров» было ознакомление возможно большего числа детективов с правонарушителями города. Конечно, было бы идеально, если бы на каждом «смотре» присутствовали все детективы каждого участка, но это было невозможно из-за других неотложных дел. Поэтому всякий раз каждый участок направлял на сбор двух человек, исходя из принципа, что если нельзя собрать всех людей одновременно, то можно собрать хотя бы некоторых из них.

– Так, – сказал в микрофон начальник детективов, – начали!

Карелла с Бушем сели в пятом ряду, а первые двое преступников вышли на сцену. Обычно правонарушителей показывали так, как задержали: парами, группами по трое, по четыре и так далее. Просто чтобы установить модус операнди. Если преступник один раз «работал» в паре, чаще всего он и потом так действует.

Стенографист-полицейский приготовился. Начальник детективов провозгласил:

– Дайамондбэк, номер один, – называя район, где был произведен арест, и номер правонарушения по этому району на данный день. – Дайамондбэк, номер один. Ансельмо Джозеф, 17 лет, и Ди Палермо, Фредерик, 16 лет. Взломали дверь квартиры на Кэмбридж и Гриббл. Хозяйка позвала на помощь, полисмен забрал их. Показаний обвиняемых не имеется. Как насчет показаний, Джо?

Джозеф Ансельмо был высокий, тонкий юноша, черноволосый, с темно-карими глазами. На белом как полотно лице глаза казались еще темнее. Бледность объяснялась тем, что Джозеф Ансельмо боялся.

– Как насчет показаний, Джо? – повторил начальник детективов.

– Что вы хотите знать? – сказал Ансельмо.

– Взломали вы дверь той квартиры?

– Да.

– Зачем?

– Не знаю.

– Ну если вы ломаете дверь, то должна быть причина. Вы знали, что в квартире кто-то есть?