Средневековая история. Граф и его графиня - Галина Гончарова

– Ты про Эдмона и Амалию?

– Да.

– Не знаю. Но вот то, что они держали свои отношения в тайне – спокойно. Эдмон ненавидел всех Иртонов. И наверное когда полюбил Амалию, сам себе не поверил.

– И что? Пришли бы к родителям, поговорили…

– К отцу, которого он терпеть не мог?

– Пришел бы к Джайсу…

Алисия задумалась.

– Лилиан, может быть, ты просто не понимаешь. Эдмон ненавидел Иртонов. Обратиться ко мне или к Джайсу для него тоже было нереально…

– А Амалия?

– А ты бы пришла к отцу с заявлением, что любишь мужчину, ждешь от него ребенка и хочешь за него замуж?

Вообще-то Аля Скороленок с таким заявлением и к президенту бы явилась. А вот Лилиан…

– Вряд ли…

– Он бы просто тебя убил.

– Надеюсь, что нет. Но…

– А мы бы вообще… выход только один – вытравить плод – и отправить Амалию в монастырь.

– Шикарно. Ладно, Алисия, мы сейчас можем гадать сколько угодно, но ответ знает только Амалия.

Алисия закатила глаза.

– Лилиан, а ты понимаешь, какой опасности ты себя подвергаешь?

– Какой опасности? – Лиля смотрела наивно.

– Ты теперь знаешь…

– О заговоре? Знаю. И что?

– То есть…

– Алисия, я собираюсь молчать. Ты – тоже. Лэйр Ганц никогда не признается, что рассказал нам. Больше никто ничего не узнает. А те, кто посмеют обсуждать короля… что, палачи в стране закончились?

Алисия рассмеялась.

– В чем-то ты права. Вот что делать с Ивельенами…

– Устроить им несчастный случай, – буркнула Лиля. – Есть варианты?

– А дети?

Лиля почесала нос. Вот это она не продумала. Дети…

– Не знаю. Определенно безопасна младшая девочка. Она не даст здорового потомства, вообще слишком долго не проживет.

– А старшие? Джес? Сэсси?

– Зависит от того, сколько им сказали родители…

Лиля вздохнула.

– Не знаю. Не хотела бы я быть на месте короля.

Никто не хотел бы… Эдоард и сам бы сейчас с кем-нибудь поменялся. Противно ныло в груди, болели виски, боль захватывала то плечо, то правую руку…

Не первый раз. Но… он сильный, он справится.

Эдоард лежал на кровати и смотрел в стену.

Очень хотелось ударить тревогу, поднять на ноги дворцовую стражу, перевести дворец на осадное положение…

А вот нельзя. Никак нельзя. Если сейчас начнется тревога – заговорщики либо удерут, либо ударят первыми. Нет, тут никак нельзя бить во все колокола. Лучший способ – это по-тихому взять Ивельенов, допросить в Стоунбаге – и решить по результатам допросов.

Лишившись основных претендентов, заговорщики невольно сцепятся. Никого достаточно знатного, чтобы претендовать на престол – там нет. То есть хотя бы дней десять времени они выиграют. А время сейчас самое главное.

А еще Ганц предлагал создать еще службу королевских ассасинов. И пожалуй, надо будет так поступить.

Есть вот человек. Казнить его нельзя. В живых оставлять опасно. Что же делать?

Либо несчастный случай, либо дуэль, либо… да что угодно! Но кто это может устроить?

Вот и завести специальных людей. Вырастить из части его мальчишек и девчонок… почему нет?

Подловато?

А вы подумайте, что иначе эти мальчики-девочки сдохли бы на улице. А так их ожидает работа на благо государства, хорошая зарплата и пенсион. А может – и титулы. Вот Ганцу точно надо барона дать за его работу. Заслужил.

Скажете – работа бесчеловечная? Убивать людей?

Тебя убьют, – а ты не злоумышляй против государства. Есть ведь люди, которых надо убить, без всякой оглядки на Альдоная. Просто – надо. Ибо если они живы останутся – крови прольется…

Есть такие…

Дочка, за что?!

Ночевать Лиля осталась у Алисии. Улеглась на вежливо предложенную жесткую кровать, укрылась плащом (одеяло было грязноватым), Нанук (не хотела, но пришлось взять собаку с собой) всей тушкой упал на ноги, отлично их согревая.

Она свое дело сделала. А воевать – это к мужчинам.

Пусть лэйр Ганц отдувается. Глядишь, бароном станет… хороший он мужик. Джесу бы его характер – жили бы душа в душу…

Ганц Тримейн и отдувался. За всех.

Вирмане, плюс королевский ордер делали чудеса.

Королевский ордер?

Золотая бляха, щедро украшенная самоцветами. Таких всего штуки три. Или четыре. И все хранятся у короля. Так что подделать их невозможно.

Но на время предъявления этой игрушки каждое слово Ганца становится словом короля.

Как если бы Его величество сам приказывал.

И Ганц пользовался от души. Не в своих интересах, нет. Всегда в интересах короны. Первым делом принявшись, с помощью вирман и людей Лейса, за дворцовую гвардию.

– Капитан, вы арестованы…

– Лэйр, вы арестованы…

Заговор надо было давить в зародыше. И чем скорее, тем лучше.

Все делалось без шума и пыли. Оглушить, связать, вставить кляп – и в карету. Закрытую. А там – довезут их вирмане до Стоунбага, ничего не случится. Написать письмо коменданту, пусть допросит подлецов как следует.

Написать письма нескольким своим… знакомым.

Королевские доверенные не то, чтобы дружат. Нет среди них такого. Но есть те, кому они доверяют чуть больше – и те, кому доверяют чуть меньше. Вот более доверенным Ганц и слал весточки. Чтобы на местах либо арестовали таких-то, либо организовали их убийство.

Безжалостно?

Он слишком много на себя берет?

Плевать на все!

Тут речь идет о язве, которую надо каленым железом выжигать. Как можно скорее, пока не прорвалась.

Летели птицы, мчались гонцы…

А Ганц тем временем отправился к Ивельенам.

Для любого заговора нужна голова. И если ее отсечь… нет, может быть и так, что найдется новая. А может и не быть.

В любом случае – их надо взять и поместить в Стоунбаг. А уж потом разбираться…

Амалия и Питер сидели у открытого окна. Близняшки устроили матери безумную ночь. Обычно детей отсылали в другое крыло, но Питер не мог расстаться с младенцами. А у них то ли колики приключились, то ли еще что… орали – вдохновенно. А по жаркой поре окна были открыты, и слышимость – идеальная. Питер, не вынеся детского крика, зашел к кормилице, потом к Амалии, да так у нее и остался.

Женщина смотрела в окно на звезды.

– О чем ты думаешь, родная?

Амалия словно не сразу его услышала. Но потом…

– О мести, Питер.

– Столько лет уже прошло…

– Сколько?! – синие глаза сверкнули гневом. – Сколько? У меня отняли любимого мужа, у детей – отца, у тебя – друга… разве можно тут говорить о давности?

Питер вздохнул.

– Нельзя.

Жену он любил. Но сильно подозревал, что она его не любит. Так, как Эдмона – нет.