Девушки начинают и выигрывают - Натали Крински

— Нельзя ли побыстрее? — кричу я, стараясь перекрыть шум льющейся воды.

— Спокойно, Хло! — доносится ответ. Это Горячий Роб.

Ну, это утро обещает хотя бы одно приятное зрелище.

— Давай, давай, давай. Я опаздываю!

— По-моему, ты всегда опаздываешь.

— Я из Нью-Йорка. Ты у меня узнаешь, что опаздывать — страшно модно!

Он выключает воду и выходит, абсолютно голый, мокрый и, должна добавить, с хорошей эрекцией.

— Вообще-то, Роб, об этом ты должен заботиться в душе, — замечаю я, указывая на его «дружка». Хотя, честно говоря, не знакома с правилами мастурбации в общественных душевых.

— Я думал, ты мне поможешь, — говорит он улыбаясь.

— Я спешу.

— Я тоже.

— Катись отсюда, — бормочу я, краснея.

— Не вопрос.

Он ухмыляется и вразвалочку покидает ванную, явно очень довольный собой и своим каменным членом. Должна признаться, что зрелище мне понравилось, хотя Горячего Роба я видела обнаженным не один раз.

Впервые это произошло в день заселения на первом курсе — вероятно, это были самые напряженные сутки в моей жизни.

Как только мои родители удалились (а под словом «удалились» я подразумеваю, что я вытолкала их и загнала пинками в машину), а я познакомилась с Бонни, мы с ней отправились бродить по коридору в поисках новых друзей. Нас занесло в комнату Горячего Роба и Активиста Адама, и, никого вначале не увидев, мы распахнули дверь в спальню. Там находился совершенно голый Роб, вешавший над кроватью постер с изображением Анны Курниковой. Активист Адам еще не приехал, потому что все лето работал на органической ферме в Тоскане и его рейс задерживался. Бонни чуть не закричала, когда Роб протянул ей руку для приветствия, но справилась с собой, и теперь его голый вид совсем не кажется нам странным.

Я прыгаю в душ и включаю водонепроницаемый радиоприемник, установленный Альфредом, помощником дежурного с нашего этажа, после того, как я пообещала поместить в своей колонке статью под названием «Помощники дежурного — лучшие любовники». Насколько мне известно, помощникам дежурных требуется всевозможная помощь, а я рада быть полезной.

Настраиваю радио на частоту 107,3. Я считаю, что утренние программы могут быть хорошим источником информации, и этот выпуск не стал исключением.

По сведениям всегда надежной 107,3, несколько дней назад в аэропорту Нью-Йорка была задержана женщина с подозрительным багажом. Ее чемодан, как ей сказали, вибрирует, а потому необходимо вмешательство службы безопасности. Слегка смутившись, женщина пыталась объяснить охраннику, что причиной является спрятанный в чемодане… м-м-м… вибратор.

Сотрудник, не желая рисковать, настоял на том, чтобы она открыла чемодан, и лично проверил его содержимое. И действительно, под несколькими футболками и парой туфель он обнаружил сильный источник вибрации. Женщина же, униженная и раздосадованная, решила, что единственным достойным ответом станет подача в суд на авиакомпанию и требование компенсации за моральный ущерб!

Завершая макияж, я все еще размышляю о достоинствах вибратора и очевидных неприятностях открытого слушания в суде. Присяжные по-прежнему ничего не решили. К сожалению, у меня нет времени, чтобы прийти к какому-либо серьезному решению, потому что часы сообщают мне: «Восемь тридцать две. Ты опаздываешь, ты опаздываешь на очень важное свидание».

Когда через семь минут двенадцать секунд я, опоздав на девять минут, наконец проскальзываю в аудиторию в Харкнесс-Холле, где мы занимаемся итальянским, меня приветствует наша преподавательница Ракелла и второй ледяной взгляд за это утро.

Я сажусь на единственное свободное место — рядом с Джорданом, парнем, рядом с которым никто не хочет сидеть. Он не плохой мальчик, просто от него отвратительно пахнет. Кроме того, он имеет обыкновение очень близко наклоняться, чтобы задать вопрос. Я постоянно предлагаю ему «Тик-так», от которого он постоянно отказывается, потому что он диабетик.

Джордан улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ.

Ракелла все еще кипит. Я опаздываю на каждое занятие по итальянскому, которое, по случайному совпадению, бывает каждый будний день.

— Хлоя, — низким голосом произносит она.

— А, да? В смысле, si[11]?

— Siete in ritardo![12]

— Si, — отвечаю я, энергично кивая и надеясь, что вид у меня сокрушенный.

— Ancora[13], — холодно добавляет она.

— Si, — повторяю я, протягивая домашнюю работу.

Я хотя бы в какой-то мере могу искупить свою вину. Я очень щепетильна насчет домашних заданий. Конечно, они делаются в четыре часа утра, но всегда делаются.

— Grazie[14], — говорит преподавательница, забирает листки, быстро их пробегает и одобрительно кивает.

— Не волнуйся, — шепчет Джордан, наклоняясь ко мне.

— Спасибо, — отодвигаюсь я, пытаясь не дышать. Что этот парень ест на завтрак? Корм для рыб? Моя подруга (и время от времени соучастница преступлений) Вероника с ухмылкой смотрит на меня через круглый стол, чувствуя мой дискомфорт.

Джордан думает, что она заигрывает с ним, и подмигивает.

Кто же в наше время подмигивает девушкам? Мне кажется, что это очень характерно для пятидесятых годов — как в фильме «Бунтарь без цели»[15]. Джордан же скорее персонаж «Мести придурков» восьмидесятых.

— Как думаешь, я ей нравлюсь? — спрашивает он.

— «Тик-так»? — с надеждой отзываюсь я.

— Это из-за диабета. Я же тебе говорил! — сердито отвечает он.

— Извини. — Когда же найдут лекарство от диабета?

Остаток занятия мы проводим, спрягая глаголы и отвечая на ломаном итальянском на вопросы Ракеллы о том, как провели выходные.

Проходит, кажется, целая вечность, и вот часы наконец показывают десять тридцать.

Я вскакиваю со стула и направляюсь к двери, когда Ракелла еще выкрикивает нам задание на завтра.

Каждый день после итальянского мы с Вероникой идем в «Аттикас» (который мы с ней называем «Аттикус», потому что в таком виде это звучит более по-итальянски) — книжный магазин-кафе, где предлагают лучший хлеб на всей территории от Парижа (или по крайней мере от Нью-Йорка). Остаток утра мы проводим, заправляясь кофе и размышляя над заданием по итальянскому или над другими заданиями, которые мучат нас на данной неделе. Еда в «Аттикусе» — это мой первый ленч (когда ты посещаешь занятия, которые начинаются в 8.30, требуется два ленча), и мы на пару с Вероникой съедаем фантастический домашний салат с дижонской горчицей и две полные корзинки того самого хлеба, макая его в соус.

Вероника относится к тому типу девушек, которые просто источают чувственность. Она не потрясающе красивая или худая, но очень сексуальная. У нее грудной смех. Она неизменно красит губы красной помадой (даже когда надевает тренировочный костюм), и всегда — блестящей. Задавая вопрос, она изгибает идеально выщипанную бровь и смотрит на тебя пытливым взглядом. Когда она хочет казаться невинной, то широко раскрывает глаза и смотрит на тебя из-под густых темных ресниц. Но всем известно, что под ее черным кружевным лифчиком «Уандербра» не осталось ни унции невинности.