Шуттовской рай - Роберт Асприн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя Шутт и Клыканини не были единственными ночными совами в роте, легионеры вообще-то любили общество и стремились собираться вместе в свободное время, и насколько ему было известно, Габриэль не составлял исключения. Тем не менее, этот легионер находился не в одном из обычных мест сборищ на корабле, а сидел один, без книги или какого-то другого занятия, даже без колоды карт.
Отказавшись от плана поспать, командир вернулся обратно в гостиную.
Габриэль все еще сидел там, вытянувшись в кресле и откинув назад голову, и смотрел в потолок.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Габриэль? — спросил командир мягко.
Хотя некоторые легионеры были почти ипохондриками, другие больше походили на детей, скрывая плохое самочувствие, и избегая обращаться к корабельному врачу.
— Что? Ах, нет. Я чувствую себя хорошо, сэр, — ответил Габриэль, внезапно осознав, что он уже не один.
— Тебя что-то беспокоит? — настаивал Шутт. — Не хочешь поговорить об этом?
Легионер заколебался.
— Это… ну… я боюсь, сэр. Вот этого.
Он сделал непонятный жест, проведя рукой по воздуху перед собой.
— Я… не уверен, что понял, — нахмурился Шутт. — Чего именно ты боишься? Нового задания?
— Нет… вот этого, — ответил легионер, повторив свой жест. — Знаете… космического перелета.
— Понимаю, — сказал командир. Он уже встречал нервных путешественников, но давно, и ему казалось, что все так же привыкли к космическим перелетам, как и он. — Ты раньше бывал на кораблях?
— Конечно, — сказал легионер. — Пару раз. Но на меня это всегда так действует. Я все время думаю, что произойдет, если что-то испортится. Спасательные шлюпки, может, и годятся для межпланетных перелетов, но в межзвездных они не спасут. Единственный выбор будет стоять между быстрой смертью и медленной.
На мгновение Шутт задумался, затем вздохнул.
— Прости, Габриэль, — сказал он. — Тут я тебе помочь не могу.
— Все в порядке, сэр, — ответил легионер, слегка повесив голову. — Наверное, это глупый страх, в наше-то время.
— Я этого не сказал, — резко возразил командир, проводя рукой по глазам. — Не приписывай мне, пожалуйста, того, чего я не говорил, Габриэль. Меня и так очень огорчает то, что я и в самом деле говорю.
— Простите, сэр.
— Глупых страхов не существует, — продолжал капитан. — Если ты чего-то боишься, это настоящее, и влияет на твое мышление и действия не зависимо от того, считают другие твой страх обоснованным или нет. Так же, как не бывает незначительных планов, если они твои. Если уж болит, так болит. Тебе только надо придумать, как с этим справиться, а не тратить энергию в попытках решить, настоящее это, или нет.
Шутт прислонился к стене, скрестив на груди руки так сильно, что почти обнял сам себя.
— Я только хотел сказать, что ничего не могу сделать, чтобы тебя успокоить. От того, что я буду призывать тебя не бояться, ничего не изменится. Я могу сказать, что опасности нет, но мы оба знаем, что могут быть неисправности, и я не могу сделать для уменьшения опасности ничего такого, что и без меня уже не было сделано. Могу привести статистику малого числа аварий в космических полетах, но ты уже и так это знаешь, и это ничего не меняет. Понимая все это, мне почти ничего другого не остается, как только поспешно удалиться — для собственной безопасности.
— Для собственной безопасности, сэр?
— Страх заразителен, — объяснил командир, пожимая плечами. — Если бы я поговорил с тобой об опасностях комических перелетов, то возможно, это только привело бы к тому, что я и сам начал бы тревожиться, а я не могу себе этого позволить. Видишь ли, Габриэль, нашей жизни многое угрожает, и мы ничего не можем поделать, — дорожные аварии, плохая пища — вероятность осуществления этих угроз мала, — но если такая беда нас настигнет, нам придется плохо. Все, что я могу, — и все остальные тоже — это постараться выбросить все из головы. Может показаться, что бороться со страхом таким образом все равно, что сунуть голову в песок, но я вижу этому единственную альтернативу: позволить беспокойству съесть тебя живьем, парализовать до такой степени, что перестанешь действовать. По-моему, это значит умереть, дышишь ты или нет. Лучше я сосредоточусь на том, что могу сделать. Я не могу сделать вселенную безопасной, не могу даже гарантировать свою личную безопасность. Нет никакого способа предсказать наверняка, сколько продлится моя жизнь, но я твердо решил, что пока жив, буду действовать, работать, а не беспокоиться, сложа руки.
Он замолчал, осознав, что от усталости стал чересчур болтливым.
— Во всяком случае, — сказал он, заставляя себя закруглиться, — мне жаль, что я не могу помочь тебе, Габриэль, но откровенно говоря, это не в моей власти.
— Да вы уже помогли, капитан, — улыбнулся легионер.
— Помог?
— Ну, по крайней мере, вы дали мне пищу для размышлений. Спасибо, сэр.
* * *Как ни странно, из всех проблем, которые преследовали его в тот день, именно последний разговор с Габриэлем не шел из головы Шутта и не давал ему уснуть, когда он, в конце концов, попытался это сделать. Несмотря на уверения легионера, что беседа с командиром ему помогла, Шутт чувствовал, что его помощь и советы были не на должном уровне.
Динамика группы, личный имидж, военная стратегия и, разумеется, финансы — командир чувствовал, что разбирается во всем этом, может помочь вверенным ему людям и обучить их. Но более глубокие проблемы? Затрагивающие душу?
В приливе озарения Шутт решил поступить так, как всегда поступал, когда сталкивался с проблемой, выходящей за рамки личных возможностей: найти специалиста. Соскользнув с постели, он подошел к письменному столу, включил свой компьютер «Мини-мозг» и, словно в тумане, составил запрос в штаб Легиона. Если его легионеры нуждаются в духовном руководстве, то, Бог свидетель, он достанет для них специалиста по духовной части. Капеллана!
Нажимая клавишу «отправить», он почувствовал, как с души у него свалился весомый груз, но тут же навалился сокрушительный груз усталости. Шутт нетвердой походкой пересек каюту, рухнул на кровать и погрузился в глубокий сон без сновидений.
6
«Практические занятия и лекции, организованные во время полета моим боссом, преисполнили легионеров уверенности в том, что они вполне готовы к выполнению задания. Это убеждение, разумеется, поддерживалось командиром и другими офицерами, которые тщательно скрывали свои подозрения и опасения от солдат. Поэтому после прибытия на место, легионеры с нетерпением ждали начала дежурств, а руководство роты так тревожилось, что страдало от недосыпания.
Однако, ни инструктаж, ни записи на пленках, ни брошюры не подготовили их как следует к встрече с самой Лорелеей».
Дневник, запись номер 209 * * *Космическая станция, известная в галактике под названием «Лорелея», была официально признана предметом старины. Когда-то она была одной из первых частных станций и называлась «Оазисом». Ее построили по старому проекту в форме колеса со спицами в качестве аванпоста для снабжения отдаленных колоний и дальних исследовательских кораблей — и наверняка очень дорогого аванпоста, так как при отсутствии на ней конкуренции некому было сбивать цены.
Однако, по мере распространения цивилизации так называемая граница передвинулась дальше, и станции пришлось конкурировать со все растущим числом космопортов и баз снабжения, которые имели более современную конструкцию и, следовательно, более низкие затраты на эксплуатацию. В этот период только одно спасло станцию от уничтожения: ее традиционная репутация «безопасного рая» или «порта свободы». То есть, хотя люди жили и работали в других колониях и космопортах, но когда им хотелось поиграть или отдохнуть, они отправлялись на Оазис.
Правила на этом Оазисе устанавливало не правительство, а владелец, и почти все, что могло пополнить сундуки станции было разрешено и законно. Не удивительно, что одним из основных развлечений, не только разрешенным, но и поощряемым, были азартные игры.
В конце концов группа инвесторов оценила возможности станции и выкупила ее у наследников первоначального владельца. Сотни миллионов вложили в реконструкцию и модернизацию станции, не говоря уже о грандиозной рекламной кампании, предпринятой с целью поменять имидж станции и представить ее, как курортное место для семейного отдыха на дальних рубежах. Станции дали новое имя — «Лорелея».
Этим новым названием они была частично обязана маяку, который, по слухам, был настолько мощным, что мог создавать помехи в соседних солнечных системах. Если постоянно передаваемой рекламы было недостаточно, то маяк следил за тем, чтобы никто не пересек этот сектор пространства, не узнав об искушениях и прелестях Лорелеи. «Хоть раз посетите Лорелею, — кричала броская реклама, — и вам больше не захочется ее покинуть!»