Восхождение. Кромвель - Валерий Есенков

Однако Оливеру уехать было не суждено. Провидение распорядилось иначе. Совершеннолетие уже наступило. Пришла пора утверждаться в правах наследования, без чего всё равно нельзя было ничего предпринять, ведь на переезд и обзаведенье в Америке нужны были деньги. Провидение явило свой знак через тёток. Тётки пошушукались, посовещались и постановили, что для племянника настала золотая пора обзаводиться семьёй, нельзя же здоровому, крепкому парню обходиться без женщины, долго ли до греха. У тётки Гемпден имелись владения в Эссексе. Её соседом был торговец из Тауэр-Хилла рыцарь Бушье, человек состоятельный и почтенный. Дочь Бушье давно засиделась в невестах: Элизабет шёл двадцать четвёртый год. Эта вторая Элизабет была точной копией матери Оливера. Она была воспитана в духе строжайшей пуританской морали, решительно во всём полагалась на Бога, была покорна родителям, любила добро и сама была добродетельна в той высшей степени, какой отличались все пуритане, редко выходила из дома и никогда не сидела без дела. К тому же девушка была привлекательна, высокий лоб, излучавший невинность, обрамляли пышные светлые волосы, широко расставленные прозрачные огромные глаза лучились юмором и умом, на губах нередко появлялась насмешливая полуулыбка, а на здоровых свежих щеках появлялись милые ямочки. Добродетели и приятная внешность дополнялись солидным приданым, и если она долго не выходила замуж, то единственно оттого, что папаша Бушье искал для неё подходящего жениха.

После непродолжительных закулисных переговоров Оливер был представлен папаше Бушье. На этот раз разборчивый отец нашёл жениха, достойного руки дочери, в порочной жизни молодой человек не был замечен, его добродетели были признаны безукоризненными, его состояние было хоть и не очень большим, однако вполне достаточным для того, чтобы горячо любимая дочь не нуждалась ни в чём. Двадцать второго августа 1620 года жених и невеста обвенчались в церкви святого Джайлса на Криппос-гейт, вблизи дома Бушье. Живя в Лондоне, часто бывая в домах богатых людей, Оливер так и не приобрёл ни расшитого бархатного камзола, ни плоёного воротника, ни перьев на шляпу, и торжество, по обычаю пуритан, было скромным. Вскоре молодожёны покинули Лондон, и Оливер возвратился в родной Гентингтон.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Он возвратился с женой. В старом тесноватом доме отца появились две женщины. Человек семейный, привязанный к доброй добродетельной матери, он спрашивал себя, как-то старая Элизабет уживётся с молодой и не станет ли молодая Элизабет относиться пренебрежительно к ней, почувствовав себя в доме хозяйкой. Одинаково воспитанные в строгом духе христианской морали, обе женщины легко и просто поладили. Такая же добродетельная и добрая, спокойная и уступчивая, деловитая и неболтливая, как и старая, молодая Элизабет взяла на себя все заботы и хлопоты о домашнем хозяйстве, а старая, рано поседевшая Элизабет без упрёков и возражений отошла в сторону и занялась воспитанием подрастающих дочерей в том же духе строгой христианской морали, в каком воспитала её в свою очередь добродетельная и добрая мать. Рождение внука, названного в память о дедушке Робертом, окончательно их примирило. Молодая Элизабет часто рожала, старая Элизабет принимала на руки нового внука или новую внучку, и чем больше разрасталась семья, тем она становилась дружней.

Оливер оказался необыкновенным отцом, был нежен с детьми, привязан к ним так, что готов был отдать им всё, что имел. Он оказался таким же верным и преданным мужем. Элизабет любила его той непритязательной кроткой любовью, от которой таяло и замирало его беспокойное сердце и сильные, не находившие выхода страсти рядом с ней утихали хотя бы на время. Глядя на заботливое, сосредоточенное лицо жены, отвечая на её быструю нечаянную полуулыбку, он с каждым годом чаще, уверенней думал о том, что нет у него на свете существа дороже и ближе милой Элизабет.

На самом деле этот счастливейший человек был глубоко несчастен и не находил себе места. Оливер с утра до вечера не покладал рук, бился как рыба об лёд, бывал на пастбище и на покосе, следил за каждым шагом наёмных рабочих, а дела шли вполовину хуже, чем у отца, и с каждым днём всё ухудшались. Конечно, наследство он получил небольшое: пахотный надел под зерно, пастбище не более десятины и лугов около двух десятин. Он выращивал хлеб, у него было дойное стадо и отара овец. Всё было как у отца, однако у отца в доме был прочный достаток, а у него концы едва сходились с концами, и, если принять во внимание, что семья беспрестанно росла, им грозила неприкрытая бедность.

Он старался и мог бы себя оправдать. Случались неурожайные годы; медленно, но неуклонно понижались цены на мясо, на хлеб, англичан с внешних рынков всюду вытесняли испанцы, голландцы, французы, с победой Католической лиги были потеряны и восточные рынки, правительство короля запретило вывозить необработанное сукно, надеясь высоким качеством вернуть стране рынки, однако деревенские прядильщики и ткачи в своём мастерстве далеко отставали от европейцев, к тому же они не имели красителей, которые европейцы, в особенности испанцы, везли из колоний, производство сукна сразу упало, спрос на шерсть сократился, у многих, не у него одного, доходы катились стремительно вниз. Отец не ограничивался своим скромным владением. Имея большие доходы, он арендовал соседские и общинные земли и благодаря этому упрочивал своё состояние. Оливер зарабатывал мало, аренды ему были не по карману.

Это было зловещее указание, ибо избран лишь тот, кто успешен в делах. Оливер впал в беспокойство. Он мало ел, мало спал, много думал, разъезжая верхом по делам и ночами, когда вдруг просыпался и нередко уже не в состоянии был уснуть до утра. Тогда он тупо глядел в немой, невидимый потолок и с раздражением слушал ровное дыхание Элизабет. От непривычки и несклонности к размышлению его мысли разбегались и своей неопределённостью ещё больше пугали. Будущее представлялось глухим и бездомным. Вновь единственным выходом представлялось переселение на американские обильные вольные земли, со своими законами, с истинной верой, которую там никто не стеснял. Оливер верил, что там, на просторе, не стеснённый никем, он развернётся, покажет себя, преуспеет в делах, оправдает себя перед Господом, однако препятствия возникали и тут. Эти препятствия едва ли можно было преодолеть. Как он выяснил, слоняясь по лондонским портовым тавернам, место на корабле стоило дорого, а ему надо бы было купить десять мест, если согласятся ехать незамужние сёстры и матушка, ещё больше денег требовалось на обзаведение в новых, незнакомых, почти безлюдных местах, под вечной угрозой нападения строптивых индейцев. Где ему взять столько денег? Даже если продать землю и дом, едва ли наберётся и половина нужной суммы.

Не видя проку в собственных размышлениях, он всё чаще отлучался из дома. Верхом на верном коне колесил по грязным осенним и зимним дорогам, укрываясь под тяжёлым плащом с капюшоном от непрестанных, тягучих, моросящих дождей, навещал приятелей, вместе с которыми в Сидни-Сассекс-колледже гонял мяч и слушал проповеди Сэмюэля Уорда. Знакомые были владельцами таких же крохотных пастбищ, покосов и пашен и, проводя дни в неустанных трудах, тоже бились как рыба об лёд. Они радовались его появлению, друзья подолгу сидели за столом, пили пиво, вспоминали весёлые времена ранней юности и толковали об урожаях, овцах и ценах, и, с кем бы он ни встречался, выходило всегда, что дела идут плохо, что суровая бедность стучится в окно, что нечем становится жить и никому не известно, что предпринять.

Несколько раз побывал в Хинчинбруке. Дядя всё так же шутил и кутил, но его толстое лицо пожелтело и взгляд с каждым годом становился печальней. Пышный замок ветшал, Хинчинбрук разорялся, сэр Оливер жил в долг, лавина долговых расписок и закладных всё нарастала и нарастала и готовилась его раздавить.

Оливер пробовал искать спасения в Лондоне, но только больше запутывался и мрачнел. Рыцарь Бушье, его тесть, торговец мехами, жаловался на трудные времена. Шведы, голландцы, французы хозяйничали на северном торговом пути и на Балтике, их пираты грабили английские корабли, драгоценные меха из Московии поступали всё реже и становились дороже, а у лордов и кавалеров, главных его покупателей, денег становилось всё меньше. Только те сколачивали громадные состояния, кто содержал пиратов и снаряжал их корабли или занимался контрабандной торговлей, особенно солью, которая становилась ценнее мехов. По мнению тестя, Англии была необходима сильная и умная власть, чтобы на рынках, на всех торговых путях защищать её интересы либо выгодными союзами, либо силой оружия, а король Яков, похоже, трус и круглый дурак.

У Гемпденов, Баррингтонов, Сент-Джонов и Хэммондов толковали о том же. Для людей, мыслящих трезво, пример европейских, католических стран убедительно демонстрировал необходимость сильной власти. Единоличная самодержавная власть торжествовала в Испании, в королевствах и княжествах Католической лиги, а в самое последнее время укрепилась во Франции. Результат был налицо. Во всех этих странах никем и ничем не ограниченная монархия служила интересам дворянства и горожан, под сенью её процветали ремесла, торговля, горожане обогащались неслыханно и вместе с ними богатело дворянство. Королевская администрация работала превосходно, обеспечивая строгий порядок, во все времена необходимый для процветания. Королевская армия, большей частью наёмная, обеспечивала победы Испании, победы Католической лиги, а в последнее время и Франции на континенте, на всех морях и в колониях, так что Испания, одержав полную победу над Португалией, нынче владела половиной мира, и куда бы ни направился английский корабль, он всюду бывал атакован двумя или тремя испанцами или французами.