Обвинение предъявлено - Николай Жогин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все яблоки, лимоны, апельсины, мандарины, виноград, груши и бананы, которые поступали в плодосекцию, приходуются только по весу, а естественная трата устанавливается куда больше, чем есть на самом деле.
А результаты? На понижении сортности выгадали 162 тысячи рублей, да на естественной трате — 40 тысяч.
А что же дальше? Куда деваются десятки тысяч килограммов фруктов? Что делается с этими так называемыми «излишками»?
На допросе Сахно, Зарецкий.
— Несовершенство системы учета.
— Я думаю, просто халатность некоторых работников. Не более.
Но Василевский уже прекрасно понимал, что здесь ни то ни другое. С помощью экспертов он установил, что в магазины фрукты отпускались по временным фактурам. В них указывались высшие сорта, стандартные. Потом эти документы уничтожались, а вместо них ловкие люди выписывали другие, где те же яблоки, мандарины и апельсины превращались в нестандартные, а лимоны — в малокалиберные.
Обэхээсовский Сергей добыл весьма ценные сведения. Прямо с вокзала, проводив Диму в Кишинев, он проследил за юрким человечком с личиком, напоминавшим печеное яблочко. Он оказался довольно любопытным типом. Сергей сразу же понял, что человечек явно опасается преследования. Он бесцельно петлял по городу, на ходу прыгал в троллейбус, шмыгал в какие-то переулки. Тем не менее Сергею удалось довести своего подопечного до самого дома.
На утро следующего дня юркий человечек поднялся рано. Он вышел из дому с кирзовой сумкой на плече. Через час в подъезде дома на тихой улочке он встретился с гражданином в серой косоворотке и белой летней шляпе. Гражданин в косоворотке сунул юркому в его сумку какой-то большой сверток. Между ними не было произнесено ни слова.
Сергей последовал за кирзовой сумкой, держась все время на определенном расстоянии. Неожиданно человечек с сумкой нырнул в стоящую у самого тротуара голубую «Волгу». Сергей запомнил номер: 48-52. Такси поблизости не было, и он остановил «Москвич».
— Скорей! — крикнул Сергей. — Я из милиции.
«Москвичу» догнать «Волгу» не просто. Но Сергей был уверен, что человек с кирзовой сумкой не подозревает о погоне. Они мчатся один квартал, другой, третий. «Волги» 48-52 не видно. И вдруг Сергей почти машинально схватился за тормоз. Стой!
— Товарищ следователь, — сказал водитель «Москвича», — мы так с вами можем запросто в столб врезаться.
— Извините, — сказал Сергей, а сам, не отрываясь, смотрел на «Волгу». Почему она остановилась именно здесь? Он поглядел по сторонам. «Управление бытового обслуживания», «Пельменная».
И тут он увидел маленького человечка с кирзовой сумкой на плече. Он выходил из сберкассы.
— Едем за «Волгой». Не теряйте ее из виду, — попросил Сергей.
«Волга» остановилась снова. И снова у сберкассы. «Ага, это уже любопытно, — подумал Сергей, — он кладет деньги на книжки в разных сберкассах. Почему же не в одной? Наверное, слишком много денег. Чтобы не вызвать подозрения».
«Волга» остановилась у восьми сберегательных касс и только после этого направилась в знакомый переулок. Сергей выскочил на углу из «Москвича», поблагодарил водителя и кинулся бегом разыскивать милиционера. Знакомый старшина дежурил на обычном месте.
— Надо задержать двоих, пошли, — сказал Сергей.
Они подошли к тому подъезду в тот самый момент, когда юркий человечек передавал мужчине в косоворотке пачку сберкнижек, а тот отсчитывал ему деньги. Старшина подошел к ним.
— Пройдемте, граждане.
— А что такое, в чем дело?
— Распивать спиртные напитки в подъездах воспрещено, — сказал Сергей.
— Да мы и не пили. Обнюхайте, — завертелся человечек с сумкой и тут же попытался выбросить сверток.
— Сорить здесь, папаша, не полагается, — сказал старшина, поднимая сверток и возвращая его владельцу, — а насчет того, пили или не пили, в отделении разберемся. Пройдемте.
Человек с сумкой, Абрам Семенович Ронин, отнекивался недолго.
— А чего там, я человек маленький. Мне говорили: Абрам, ты должен развезти эти деньги по разным сберкассам и сделать там вклады. Ты за это будешь иметь свой процент. Ну, раз надо развезти, так надо развезти. О чем тут разговор? Это же не какое-нибудь уголовное преступление, я так понимаю, гражданин следователь?
— Чьи это деньги?
— Как это чьи деньги! Наши деньги, советские. Не керенки же, гражданин следователь. И не доллары, я вас уверяю.
— Кому они принадлежат?
— Это другой вопрос. Мне давал их вот он, Ленька, кто же мне их еще мог давать. Ленька.
Ленька, Леонид Татарцев, тот самый человек в серой косоворотке, был не кем иным, как племянником Маевского.
Надо немедленно изолировать Сахно, Зарецкого, Притыцкого и Маевского. Операция проводится быстро, так, чтобы они не могли замести следы преступления. И тут же самый тщательный обыск. Волнуются члены семьи Маевского — не успели спрятать концы, ах, не успели! А концов многовато. Сто двадцать шесть сберегательных книжек на предъявителя на сто тридцать восемь тысяч рублей, наличными — девять тысяч, облигаций трехпроцентного займа — на тысячу двести рублей. И все-таки значительную часть ценностей успели передать родственникам.
Теперь пришла пора Маевскому-младшему отблагодарить Маевского-старшего за свадебные подарки. Еще до ареста отца сообразительный сынок спрятал десять сберегательных книжек на девять тысяч рублей и восемь с половиной тысяч наличными.
И Леве ужас как не хотелось добровольно с этим расставаться.
— Слушайте, Маевский, — предупредил следователь Маевского-старшего на очной ставке с сыном, — я вам советую не ломать комедию. Пусть ваш сын вернет все вами похищенное. Иначе я немедленно арестую и его за укрытие краденого и привлеку к уголовной ответственности.
У Зарецкого были изъяты двадцать четыре сберкнижки на двадцать восемь тысяч рублей, и наличными пять тысяч, и облигаций на восемь тысяч. Кроме того, довольно много монет царской чеканки, золотые кольца, серьги с бриллиантовыми камнями. Незадолго до ареста скромный кладовщик купил дом за пятнадцать тысяч.
Крупные суммы наличных, много сберкнижек изымается у товароведа Сахно и завбазой Притыцкого.
Но следствие продолжалось. Разоблачены еще далеко не все члены этого апельсинового концерна. Ведь созданный резерв фруктов надо было продать. Где? Конечно же, в магазинах. Без самой тесной связи с работниками прилавка здесь не обошлось. Апельсиновые короли из плодосекции особыми милостями оделяли магазины № 7 и № 9, которыми руководили Иванов и Атаманчук. У них фруктов было всегда невпроворот.
Иванов избрал не очень оригинальную, но совершенно непробиваемую, как ему казалось, методу защиты. На допросах и на очных ставках он категорически отрицал какое-либо свое участие в апельсиновом деле.
— Ничего не знаю. Мне давали продукты, я их реализовал. Всю выручку сдавал инкассатору. Можете проверить.
— Проверено, — говорит следователь и показывает директору магазина десятки документов, — смотрите — это фикция, это обман, другой документ уничтожен.
— Я не виноват, — твердит Иванов, — все документы правильные.
— Где же они там правильные, — говорит Савельич, — когда вы сами переоформили более пятидесяти временных фактур, в которых занизили сорта? Вот полюбуйтесь. По временной фактуре значится, что вы получили 1482 килограмма яблок первого сорта по рублю за килограмм и 237 килограммов нестандартных на общую сумму 1541 рубль. Было?
— А что дальше? — продолжает уже Игорь Ильич. — Первоначальный документ уничтожается, а вместо него другая фактура. Количество то же, но... Что за фокусы? Первого сорта стало теперь 237 килограммов, нестандартных — 1482 килограмма. Алле, гоп! И сорта поменялись местами. Разница же в стоимости — 933 рубля — в кармане у фокусников. Не так ли? А всего присвоено таким образом шестьдесят тысяч.
Иванов долго молчит, кряхтит и наконец отвечает:
— Нет. Я не виноват.
— Ну, вы смотрите на него, — не выдерживает даже уравновешенный Савельич, — ему плюй в глаза, а он говорит — божья роса.
Василевский улыбается.
— Ну, этого мы в протокол заносить, я думаю, не будем.
— Извините, товарищ следователь, — спохватывается Савельич, — не стерпел.
Другой директор магазина, Атаманчук, поделил таким же путем вместе с Маевским и с Зарецким около ста тысяч рублей.
Припертые к стенке неопровержимыми фактами, десятками, сотнями документов, показаниями свидетелей, преступники начинают давать показания без виляний, без вывертов.
— За то, что Ронин сдавал деньги в сберкассы, мы ему платили из расчета один процент от сданной суммы.
Нелегкая старость была у пенсионера Ронина. Заведовать казной апельсиновых воротил, учитывать каждый украденный ими рубль — дело сложное. Да еще в его возрасте. Надо объехать все сберкассы, а они разбросаны по всему городу. Одной пользоваться неудобно, и так уж многие сотрудники сберкасс стали признавать богатого старичка, чего доброго... Шутка ли, в его годы вести такие расчеты, подсчитывать проценты, покупать и распределять облигации да еще оставаться незамеченным...