Войнуха - Виталий Забирко

Нордвик: В каком тогда плане вы расцениваете действия Кирша?

Ратмир: Я считаю, что его действия на Сказочном Королевстве следует расценивать так же, как расценивает человечество эксперименты фашистов, прививавших людям болезнетворные вирусы. Гадко, мерзко и дико. Все, что здесь пытался внедрить Кирш, похоже либо на откровенную дремучую глупость воинствующего фанатика, возомнившего себя неким новым миссионером-проповедником земной цивилизации, действующим по иезуитскому принципу «цель оправдывает средства», либо на откровенный циничный садизм. Что двигало им, предположить трудно. Возможно, желание таким жестким образом подстегнуть цивилизацию в своем развитии, но, не имея ни малейшего представления о ее социальной структуре, ее направленности, эта попытка была заранее обречена на провал. Поняв свою ошибку, он прекратил производство оружия, обесточил всех киберов, кроме некоторых, имеющих автономное питание, прекратил строительство домов, дорог… Короче, свернув всю свою программу. Это, конечно, при условии, что она у него была. Действия его носили сумбурный, нервный, я бы даже сказал, психически надломленный характер, что, вероятно, связано с тем, что спровоцированная им война, или, как ее здесь называют, — «войнуха», с самого начала вышла из-под его контроля. Большего, чем все вышеперечисленное, он сделать не смог, это было не в его силах. Да, я думаю, и не в наших.

Нордвик (со вздохом): И откуда он выкопал такую дикую идею…

Ратмир: Откуда? Я тоже долго думал над этим вопросом и пришел к странному выводу. Из нашего воспитания. Вот уж двести лет, как человечество живет без войн, забыло, что это такое, что они собой представляют. Мы ничего не помним о них, да и не хотим вспоминать — неприятно вспоминать о темных пятнах на совести цивилизации. И поэтому, когда вот такой вот, «не отягощенный памятью войн» энтузиаст, как Кирш, сталкивается с отсталой, по его мнению, цивилизацией и, в благородном порыве своего дремучего невежества, хочет помочь ей в ее развитии, то может произойти все что угодно… Что и произошло. Насколько я понял, Кирш в поисках такого катализатора, могущего послужить толчком в развитии цивилизации Сказочного Королевства, обратился за помощью к истории Земли и, просмотрев огромное количество материалов, имеющихся в информатории, пришел к неутешительному для нас и нашей системы воспитания и чудовищному по своей сути выводу, что войны являлись самым действенным двигателем прогресса человечества.

Нордвик: Вы предлагаете изменить нашу систему воспитания?

Ратмир (жестко): Я нахожусь здесь всего двое суток. И не могу делать столь скоропалительных выводов. Хватит с нас и одного такого — скорого на решения.

Нордвик (после некоторого молчания): Скажите, Ратмир, какого вы мнения о войне. То есть, «войнухе?»

Ратмир: По своей сути — это игра. Веселая, если здесь уместно упоминание этого слова, многоходовая, где выигрывает сила, ловкость, хитрость, чутье, а проигравший ставит на кон свою жизнь. Человечков совсем не привлекает социальная или даже моральная проблема этого явления, как хотелось бы Киршу. Очевидно, это в какой-то степени связано с их физиологией, почти полным отсутствием нервно-болевых центров и окончаний, откуда следует совершенно безразличное, бесчувственное отношение к насильственной смерти.

Нордвик: Как вы думаете, можем ли мы если не прекратить «войнуху», то хотя бы приостановить военные действия, заморозить, насколько это возможно?

Ратмир (вздохнув): Я думал над этим всю ночь и целый день. Но кроме такого убогого решения, как ловить их поодиночке отбирать оружие и изолировать, у меня никаких других предложений нет.

Нордвик: Возможно, и не такого убогого… Слушайте, Ратмир, во время утреннего сеанса связи вы сообщили мне, что в Деревне находятся человечки. Насколько я понял, они не принимают никакого участия в военных действиях. Вы могли бы подробнее обрисовать причины, побудившие их остаться или вернуться в Деревню а также определить возможность через них повлиять на судьбу всего народца?

Ратмир: Это исключено. Дело. в том, что у каждого из оставшихся в Деревне свои, сугубо личные, причины, собственно и обусловившие раздел между ними и ушедшими в Город. Да и остались-то в Деревне всего двое — Айя и еще некто Райн. И то, Айя осталась в Деревне не по своей воле, а, как она сама говорила, Кирш ей строго-настрого запретил показываться в Городе, велел сидеть в Деревне и дожидаться Донована. Надо признаться, что это чувство товарищества более всего поразило меня в Кирше после всего увиденного здесь. Ну, а Райн… Тут причины более сложные и не совсем ясные. По его словам, эта игра, я имею в виду «войнуху», ему просто не нравится. Но я подозреваю, что для него просто приближается окончание его жизненного цикла — смерть или переход в следующую стадию метаморфоза (или как это там в докладе Лаобина?), — что выражается у него в стремлении к одиночеству, замкнутости, этаком несколько нетипичном для человечков отшельничестве.

Нордвик: Жаль. Значит, и этот вариант отпадает. Кстати, Ратмир, объясните, пожалуйста, если, конечно, можете. Я не совсем понимаю — что у Донована с Айей?

Ратмир: Я думаю, любовь.

Нордвик. Простите?..

Ратмир. Не вы первый, кто задает мне этот вопрос. Почему-то слово «любовь» в данном случае все склонны рассматривать в сексуальном аспекте, хотя физиология человечков вовсе не дает на это права…

Нордвик начал что-то тихо отвечать, но Донован уже не прислушивался. Вот и до нас с Айей добрались, подумал он. Он отошел от двери и огляделся. Все двери отсека, которые два часа назад, старательно пыхтя, запирал Ратмир, были приоткрыты. Вот как, подумал он. Добрый гений, добрый дух. Он вышел в коридор и увидел, что входная дверь тоже приоткрыта…

В пустыне мел сухой южный ветер, поднимал тучи песка и бросал его в лицо. Он ступил на песок, сделал несколько шагов, затем оглянулся. Купол со стороны был похож на большую казахскую кибитку, ветер шатал приоткрытые двери и, словно детским совочком, швырял в тамбур горсти песка. Донован немного постоял, посмотрел, как ветер заносит его следы — быстро, размашисто, с бесшабашной лихостью.

Теперь в Город, подумал он. В Город, в Город… Делать что-то нужно, а не трепать языком. Он вздохнул. Если бы только знать — что?

«Прощай», — безмолвно сказал он куполу, отвернулся и пошел против ветра в сторону Города.

Вначале идти было тяжело, ноги глубоко увязали в песке, но затем он выбрался на так называемый человечками тырпчан (застывшую смесь выступившей на поверхность нефти с песком), голым асфальтовым хребтом выступавший из песка, и теперь только ветер, который парусом раздувал куртку, мешал движению. То, что ты ничего не можешь, ты должен забыть, говорил он себе. И не только должен просто забыть, но и должен что-то делать. Что именно? Во-первых, немедленно вывести Айю из Города. Во-вторых… Во-вторых, сесть и хорошенько подумать. Хорошо подумать, что же я здесь все-таки смогу сделать. Но сперва Айя… Он вздрогнул. Нет. Сейчас самое главное — чтобы не догнали. Спохватились как можно позже и не догнали, не вернули.