Войнуха - Виталий Забирко

У Донована задергалась щека. Это хорошо, что у меня на голове шлем, подумал он. Я ведь как-то об этом и не подумал. Он шагнул вперед, схватился за дуло интегратора и, вырвав его из руки человечка, зашвырнул под синтетизатор.

— Вон! — заорал он, повернул человечка за плечи и дал пинка. — Мерзавец! Чтобы духу твоего здесь не было!

— Ты что? — возмутилась Айя. — Доновен, как ты мог? Ведь мы просто играли!

Донован на негнущихся ногах подошел к ней, осторожно потрогал ее волосы. Губы его дрожали.

— Причем тут он, — спокойно сказал Кирш. — Если уж кого по морде — так это меня.

Донован молча взял Айю на руки, перенес ее к стулу и посадил.

— Доновен, как же это ты? — тихо спросила она, глядя ему в глаза. — Что с тобой, тебе плохо, да?

Он снял с себя шлем, надел ей на голову и наглухо застегнул.

— Не снимай его, пока я не разрешу, — сказал он.

— Зачем? Это что — новая игра?

Донован вздрогнул.

— Нет. Но так надо.

— У-у, я тогда не хочу! — закапризничала Айя. — Он большой и болтается на голове.

— Ничего. Это ненадолго. До вечера.

Айя недовольно поморщилась.

— Да… Ты на всех будешь так надевать? — саркастически усмехнулся Кирш.

Донован повернулся к нему. В глазах у него была откровенная, ничем не прикрытая ненависть. Он подошел к Киршу, взял его за ворот комбинезона и рывком поднял на ноги.

— Послушай-ка, ты… — сцепив зубы, выдавил он и оттолкнул Кирша к стене. — Ты хоть понимаешь, что ты здесь натворил?

Кирш отвел глаза в сторону.

— Да, — сказал он. — Я научил их убивать.

— Кто, кто дал тебе на это право?!

Кирш передернул плечами.

— Риторический вопрос. Никто не может дать такого права.

Он впервые посмотрел прямо в глаза Доновану, и на его лице резко обозначились скулы.

— Да, я научил их убивать друг друга! — почти выкрикнул он. — Я рассказывал им о штыковой атаке, обучал окопной войне, партизанскому ведению боя… Я учил их закладывать мины, бросать гранаты, стрелять из противотанковых ружей, интеграторов, деструкторов…

В Доноване начала закипать ярость. Не отрывая взгляда от глаз Кирша, он нащупал в кармане арлет и вытащил его. Кирш все это видел, но, даже не пошевельнувшись, только чуть побледнев, продолжал говорить.

— …Я учил их хитрить, притворяться, пить воду из луж, пытать пленных, быть беспощадными…

(«Ты болен», — сказал Аол).

…Я учил их ненависти, скрытности, подозрению…

(«Ты заразен», — сказал Аол.)

…Я преподнес им все это, всю грязь человеческую, в виде аппетитного заманчивого торта, и они съели его, не заметив, что отравились…

(«Ты заразил меня», — сказал Аол.)

…А затем я построил им этот город и сказал — вот вам место для игры. Воюйте.

Все, — оборвал его Донован. — Я думаю, ты все сказал.

Он закрыл арлет. Кирш замолчал и, не отрываясь, смотрел на него. Тогда Донован медленно, как на дуэли, поднял арлет до уровня глаз и нажал на спуск. Кирш вздрогнул, но даже не сделал попытки отойти в сторону. Он так и остался, прислонившись к стене, ждать медленно ползущее к нему, переливающееся, как снег искрами, смертоносное облако.

«Ну уйди же, уйди!» — кричало, разрывалось на части сердце Донована. Но Кирш так и не ушел. Облако достигло его, впиталось в тело, и только на комбинезоне остались перемигивающиеся искорки. Губы его конвульсивно дернулись, видно, он хотел что-то сказать, но уже ничего не смог и только улыбнулся, устало и вымученно. Затем лицо его начало стекленеть, будто покрываясь глазурью.

Ведь ты все врал, подумал Донован и мешком опустился на пол. Ты ведь все врал! Специально, цинично, боже мой, до какой степени цинично!.. Чтобы я смог нажать на спуск.

Постепенно становясь прозрачным, Кирш стал медленно исчезать.

— Дылда! — возбужденно закричала Айя. — Это что, новая игра? — Она вскочила со стула и радостно захлопала в ладоши. — Как красиво, Доновен! Я тоже так хочу!

Донована затрясло.

И тут в зал вбежал Ратмир. Он увидел Донована, Айю и, тяжело дыша, остановился.

— Ох! — облегченно вздохнул он, огляделся, нашел глазами стул и тяжело опустился на него.

— Я уже думал, у вас что-то стряслось. То было слышно, а то вдруг раз — и как в воду… — Он еще раз обвел глазами зал, посмотрел на сидящего на полу Донована, и его охватило смутное беспокойство.

— А где Кирш? — встревоженно спросил он.

Айя рассмеялась:

— Он спрятался. Они с Доновеном играли, и Доновен его спрятал!

Донован неподвижно сидел на цементном полу и вокруг него разводами стояла сизая вода. Ратмир медленно, с тяжелым предчувствием встал и подошел к нему.

— Где Кирш? — спросил он.

Донован вздрогнул и выронил на пол арлет. Он со стуком ударился об пол, и по масляной воде пошли разводы.

— Нет его, — сипло сказал он.

Ратмир пошатнулся. Некоторое время он стоял так, с болью глядя на Донована, затем нагнулся и поднял арлет.

— Донован, — глухо, неумело, — непривычно для самого себя сказал он, — я объявляю вас арестованным.

— Хорошо, — свистящим шепотом ответил Донован и встал. Все вокруг словно изменилось, стало более рельефным, почти осязаемым. Он потрогал стену, где стоял Кирш, и она пылью начала осыпаться под его пальцами.

Так и нужно было, жестко подумал он. За всех человечков. В голове было необычно ясно и трезво. Только так. И совесть меня не будет мучить.

Глава пятая

Сквозь тревожную дрему Донован слышал, как за стеной кто-то монотонно и надоедливо бубнит. Не можешь ты ничего слышать, уверял он себя. Часа два назад, когда мы подъехали к куполу, поставленному еще вчера Ратмиром и Феликсом рядом с Деревней, Ратмир собственноручно запер тебя в отсеке на все межмолекулярные замки… Не можешь ты ничего слышать. Он очнулся от дремы, открыл глаза и стащил с себя шлем волновой психотерапии. Дверь в рубку была приоткрыта и оттуда слышался чей-то неторопливый обстоятельный разговор. Все-таки не галлюцинация, подумал он и прислушался. Похоже, что Ратмир докладывал на корабль о положении на Сказочном Королевстве.

Ратмир: …Дело в том, что законы развития нашего человеческого общества, тем более в том жестком виде, в котором их пытался приспособить здесь Кирш, неприменимы для Сказочного Королевства. Несмотря на внешнюю схожесть человечков с нами, физиология, психология и, естественно, вытекающая из этих факторов личная и общественная жизнь человечков в корне отличны от наших, что и составляет проблему несовместимости и неприменимости законов развития нашего общества по отношению к данной цивилизации.