Скандальные наслаждения - Элизабет Хойт

Геро поспешно отвернулась.

— И что вы решили? — вдруг спросил Рединг, а она от неожиданности вздрогнула. Выходит, он все это время притворялся спящим?

Гриффин сел и лениво потянулся, потом выглянул в окно.

— Едем обратно?

— Да.

— И как у вас обстоят дела?

— Хуже, чем я думала. — Геро помолчала. — Архитектор, судя по всему, скрылся.

Его это, видно, не удивило.

— А как насчет моего предложения?

— Вы хотите сказать — шантажа?

Он пожал плечами:

— Называйте это как хотите, но я стою на своем. Вы будете ездить со мной, либо вообще не будете ездить.

Геро опустила глаза на сложенные на коленях руки и сжала пальцы в кулаки. Она не сомневалась в том, что он действительно все расскажет и брату, и жениху, если она не согласится на «сделку». Мэндевилл будет недоволен, однако именно Максимус положит конец ее поездкам в приют и, возможно, запретит ей быть патронессой. Геро слушалась брата во всем, но не в этом случае. Она вспомнила маленькие трогательные лица, когда дети старательно пели гимн, специально выученный для нее.

Геро подняла голову. Рединг наблюдал за ней с таким видом, словно читал ее мысли.

— Зачем? — спросила она.

— Что зачем?

— Зачем столь неожиданное беспокойство о моей особе? Почему вы хотите заключить эту сделку?

Она ожидала, что он разозлится, но этого не произошло — Гриффин с еле заметной усмешкой снова привалился к мягкой спинке сиденья.

— Вы непредсказуемая женщина, леди Совершенство. Возможно, мое доброе сердце призывает меня спасать безрассудных дам.

— Я вам не верю.

— Вполне разумно. — Он насмешливо смотрел на нее.

Геро выглянула в окно. Какой у нее выбор, если она хочет продолжать свои визиты в приют?

— Хорошо. — Она повернулась к нему. — Вы можете поехать вместе со мной в следующий раз, когда я соберусь в Сент-Джайлз.

— Согласен. — Он зевнул, затем привстал, чтобы постучать в крышу кареты. — Вы можете послать записку ко мне домой в любое время, когда пожелаете. Номер тридцать четыре на Голден-сквер.

— Разве вы не живете в Мэндевилл-Хаусе, когда приезжаете в Лондон? — удивилась Геро.

— Нет. — Губы у него скривились.

Карета остановилась, и он уже в двери повернулся и сказал:

— Я буду у вашего дома завтра в девять утра.

— Но я не собиралась так скоро опять ехать в приют.

— Я думаю, что смогу решить ваши проблемы с архитектором, — пояснил он. — Ровно в девять. Договорились?

Зеленые глаза пронзили ее, и все, что она смогла, это молча кивнуть.

— Хорошо, — произнес он, выскочил из кареты и захлопнул дверцу. Карета рывком двинулась вперед.

Геро с облегчением выдохнула и в первый раз за всю дорогу спросила себя: «А что Рединг делал в Сент-Джайлзе?»

Геро, нервничая, спустилась по ступеням лестницы. Девять утра — это немыслимо ранний час для поездок любой светской дамы, и кузина Батильда этого не одобрит. И ей просто повезет, если ее не увидят в обществе пресловутого будущего деверя. Оглядев улицу, Геро никого не увидела.

Совсем никого.

У нее даже поникли плечи. Ей придется отпустить карету, поджидавшую перед домом. Да и чего ждать от повесы и распутника? Утренние прогулки с респектабельными дамами, вероятно, не в его правилах.

— Ждете меня?

Мужской голос прозвучал прямо у Геро за спиной, и она от неожиданности вскрикнула и чуть не подскочила. Она сердито посмотрела на Рединга. Он выглядел неопрятным и взъерошенным.

— Вы снова где-то разгуливали всю ночь? — не подумав, спросила она, а когда опомнилась, то краска залила ей шею.

Гриффин засмеялся и помог ей сесть в поджидавшую карету.

— Разумеется. Распутники не спят по ночам, а занимаются более интересными делами.

Геро ничего на это не ответила и опустилась на подушки сиденья. Странно, но, хотя его слова ужасно раздражали, она ощутила… радостное волнение от того, что он все-таки появился, как они договаривались.

— А вы, наоборот, — сказал Рединг, усаживаясь напротив, — выглядите свежей и отдохнувшей. Прелестная утренняя лилия.

Она недоверчиво на него взглянула. То, что можно было расценить как комплимент, в его устах прозвучало как оскорбление.

А Гриффин улыбался как ни в чем не бывало во весь свой большой рот, от чего на щеках у него залегли глубокие складки. Щетина на скулах казалась еще темнее от белого парика.

— А вы с успехом могли бы позировать для гравюры с предостерегающим названием «Распутник», — заметила она что ни на есть нежным голосом.

Рединг расхохотался:

— У моей лилии есть шипы, оказывается.

— У лилии нет шипов, и в любом случае я не ваша лилия.

— Конечно, нет. Вы просто моя дорогая будущая сестрица.

Геро собиралась его одернуть, снова попросить не называть ее своей сестрой, но потом поняла, что любое возражение с ее стороны скорее всего подтолкнет его к еще более вызывающему поведению. Поэтому она лишь вздохнула и поинтересовалась:

— Куда мы едем?

Рединг вытянул ноги, и его башмаки задели подол ее шелкового утреннего платья бледно-желтого цвета.

— У меня есть старый приятель. Хочу вас с ним познакомить.

— Зачем?

— Он архитектор.

— В самом деле? — удивилась Геро. — Где вы его встретили?

Он бросил на нее сердитый взгляд.

— Я раз от разу общаюсь с приличными людьми.

— Я не…

Рединг отмахнулся от ее извинений.

— Я познакомился с Джонатаном Темплтоном в Кембридже.

— Говорили, что вы ушли оттуда, проучившись только год.

— Вы назвали меня легкомысленным, — напомнил ей он, — но не все, с кем я учился в университете, были такими же безответственными. Отец Джонатана — священник с крайне скудными доходами. Ему удалось попасть в Кембридж исключительно потому, что друг их семьи взял на себя расходы по обучению Джонатана. А он отплатил ему за доброту тем, что с утра до ночи усердно занимался.

Геро, склонив голову набок, спросила:

— А что вы изучали в Кембридже?

Он хмыкнул:

— Хотите сказать, помимо шлюх и выпивки?

На этот раз она не попалась на крючок.

Рединг опустил голову и, помолчав, с улыбкой сказал:

— Не поверите — классическую историю.

— И вам это нравилось?

Он пожал плечами:

— Вероятно, не настолько, чтобы остаться там.

— Я читала Геродота[5] на греческом, — вдруг призналась Геро.

Он поднял на нее глаза:

— На самом деле? Вот уж не знал, что нынче греческий входит в курс обучения дебютанток.

— Конечно, не входит. — Зачем она это ему говорит? Геро уставилась себе на руки, сложенные на коленях. Ей надо следить за своим языком!