Вольный Флот - Старшина Тарасов против сил зла - Sgtmadcat
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Стенгазета у Коростылева получилась своеобразная. Сержант компенсировал недостаток навыков и материалов недюжинной выдумкой. Например, ему никак не удавалось, при помощи единственного зеленого карандаша передать разницу в цвете между советской полевой формой и немецкой. Так что позиции «наших», засевших за синей речкой, атаковали отборные эсэсовские орды в черной форме с красными повязками со свастикой. Крупные планы лиц и фигур Коростылеву тоже не давались, хотя он извел на это все черновики, так что большая часть сражающихся были представлены маленькими схематичными фигурками, а там, где без крупных планов было не обойтись, он просто вклеил вырезанные из газет и раскрашенные фото. И если политрука, поднимающего солдат в атаку, нашли относительно легко, то толстомордого немецкого Оберштурмбанфюрера, сделали пририсовав погоны и мундир на предвыборное фото. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что это было фото кандидата от «Партии Любителей Пива».
Приглашенный полюбоваться на эту наскальную живопись Начштаба долго протирал очки, а потом, так же долго, изучал этот шедевр милитаристского примитивизма. Потом, зачем-то, отошел, и посмотрел, как это смотрится издалека. Старшина и Ротный молча стояли рядом. За их спинами, из располаги, выглядывал волнующийся автор.
— Ну как вам, товарищ подполковник?
— А вы знаете… Нормально. Такая, знаете-ли работа… Искренняя. У нес же тут, все таки, не художественное училище? Вот план сражения изображен хорошо. Это нам надо. Это мы должны уметь. А все эти пропорции, композиции… Это все оставим профессионалам. Нам же главное что? Чтобы было, правильно? По теме и в срок. Да и ватмана у меня больше нет.
— То есть оставляем?
— Да. Хорошо. Пусть висит. Тем более, что в Автороте они там вообще… Там перевернуть и переделывать. А у вас хорошо.
Заложив руки за спину, Начштаба осмотрел развешанные в учебной и комнате отдыха плакаты, приказал поправить те, которые, на его взгляд висели криво и удалился. В располаге, со свистом, выдохнул Коростылев. Ротный поманил его к себе.
— Ну че, Малевич недобитый? А говорил что не справишься? Армия и не такие таланты в людях открывала! На увольняху. Если за оставшееся время не накосяпорешь — на праздник пойдешь гулять. Все, свободен… Рублев…
— Мнда… — Старшина посмотрел в след ушуршавшему сержанту, — Доброй души человек наш Начштаба…
— Да ладно те… По моему тоже неплохо. С душой. А что коряво, так у нас тут одни буратины… Не-не… Как ты их там? Дуболомы во! Блин — надо сходить в автороту — посмотреть, что они там такого накарябали, что на фоне этого наша — шедевр. Пойдешь?
— Я уже видел.
— И что там?
— Там Хазанов — долбоеб. Он решил, просто на весь ватман, «Родину-Мать» нарисовать, а по бокам — текст.
— И че?
— Да ниче… Говорю же: долбоеб. Он её с «Статуей Свободы» перепутал, жертва «ножек буша».
— Серьезно? Надо глянуть!
Ротный утопал. Старшина еще раз посмотрел на украшавший стену шедевр и пошел в учебную комнату, посмотреть как Коростылев убрал за собой творческий беспорядок.
— Вот не дуболом, а? — Тарасов заглянул в мусорную корзину, куда, до состояния камня, были утрамбованы газеты и обрезки, — А выносить это все кто будет?
Крикнув: «Сержант Коростылев — к ноге!», старшина принялся заглядывать в столы, и обнаружил в одном из них кучу вырезок.
— Ты кому корзину оставил? Уже слишком старый, чтоб до контейнеров донести? И что это за мусор в столе?
— Это не мусор, товарищ прапорщик! Это я что не пригодилось сложил…
— Зачем?
— Ну вдруг? Еще стенгазета или еще что.
Достав вырезки, Тарасов раскинул их на столе. Это были фото людей в с разных ракурсов и в разных позах. В теории действительно могли пригодится… Какой-то рабочий, неизвестный хер в костюме, девушка… Симпатичная… Еще какой-то хер в костюме, угрюмый мудак в белой олимпийке, дед с бородой, милиционер. В голове что-то щелкнуло.
«В спортивках, белая олимпийка» — всплыло в голове данное Ротным описание мужика, преследовавшего его на просеке. Судя по ракурсу, фото было вырезано из какой-то ориентировки. Из газеты, которой может быть лет десять. Старшина мотнул головой, но мысль, начавшая сверлить мозг, не отпускала. Детали. Всегда важны все детали. Даже случайны и невероятные. Газета! Быстро обернувшись, Тарасов скрипнул зубами… Коростылев уже уволок корзину. Сунув вырезку в записную книжку, Старшина выскочил из казармы, и быстрым шагом направился к бакам, чуть не взвыв, когда увидел сержанта выходящим из кочегарки. Сегодня — банный день. Так что Коростылев, поленившись гулять до мусорки, нашел более простой способ избавится от кучи бумаги. Увидев Тарасова с перекошенным лицом, он притормозил, соображая, где мог накосячить.
— Товарищ старшина… Я это…
— Я знаю, что ты «это»… — формально, ругать его было не за что — он не знал, что газеты могут понадобится, — Боялся, что ты их вместе с корзиной туда затолкаешь…
— Да не… — Сержант продемонстрировал пустую корзину, — Я что — совсем тупой?
— Учитывая, что вы не устаете открывать новые горизонты идиотизма, должен был проверить. Ты, вот, знаешь, чем «Родина Мать», от «Статуи Свободы» отличается?
— Так точно… Наша — с мечом.
— А вот твой коллега по художественному цеху из автороты не знал. А ты говоришь — корзина.
— Разрешите идти?
— Иди… — отпустил его Старшина лихорадочно соображая, где еще могут быть подшивки «Курьера».
***
На 9 мая, Тарасову выпало дежурство. Он, в принципе, не возражал, так как служба в праздничные дни легкая и ненапряжная, командование жрет мозг по минимум а, потом, дает выходной в качестве компенсации. Спокойно отдежурив и дождавшись субботы, Старшина поехал в город. Дежурка в этот день не ходила, так что он прогулялся до трассы, и поймал попутку, благо людей в форме подвозили охотно. Подобравший его дальнобой, маявшийся со скуки, присел на уши, и за полчаса, что они ехали, успел рассказать всю свою биографию начиная со рождения. Тарасов вежливо поддакивал, вовремя затравил анекдот, заполнив повисшую паузу и с облегчением выгрузился на светофоре у автобусной остановки почему-то называвшейся, «Речной Порт».
Первый попавшийся прохожий на вопрос о библиотеке махнул куда-то в сторону высившегося на обрыве Обелиска, в честь тридцатилетия Победы, но пойдя в указанном направлении, Старшина действительно нашел библиотеку, но детскую. К счастью, там его перенаправили по нужному адресу, который находился в самом центре города, рядом с краеведческим музеем и аллеей, которую местные метко обозвали «блядской». Так же, неподалеку, располагалась комендатура, так что количество патрулей тут зашкаливало. Один, пристроившись в кильватере,
