Газета День Литературы # 162 (2010 2) - Газета День Литературы

от скуки зарифмовал Сева.

– Ой, мне же с этой культурой нужно в библиотеку! – чуть не запамятовала Федотова.

– Торопитесь-торопитесь, пока её окончательно не прикрыли, – индифферентно подстегнул Верещагин.

– А что такое? – сердечно взволновался Авдошин.

– Да материал нужен про революционеров-демократов. Сочинение писать, – тоскливо поведала Зина.

– Про революционеров-демократов – это ОНИ не подумавши, – экспертно определил Верещагин. – Революционеры-демократы за народ были. А сейчас ИМ нужно как бы наоборот.

– И те были за права человека. И сейчас – за права человека, – ладно сходилось у Щепетовой.

– Сейчас дали только одно право – право на хамство, которым немедленно воспользовались хамы! – вновь закатилась Сорокина. – И теперь надо терпеть хамство на улице! В инстанциях! В СМИ! Везде и всюду! Везде торжествует хам!..

– Не всё безоблачно на нашем небосклоне!

Но пробивается и солнце иногда! –

несколько смягчил Сева.

– Пробьётся, как же! Только если в вашем министерстве вы навоспитаете кучу распрекрасных людей! – взвинченно сыронизировала Сорокина. – Только на вас и приходится уповать! Только вы один и можете изменить этот мир!

– О, это вы совершенно напрасно! – с жаром возразил Сева. – Аполлинарий Викентьевич как раз утверждал обратное: "Улучшить этот мир проще пареной репы! Достаточно самому стать хотя бы чуточку лучше!.." Жаль только, что ни одна сволочь этого делать не хочет!.. О присутствующих я, естественно, не говорю!..

– А про сволочь это что же – тоже Аполлинарий или это уже пошла отсебятина? – оперативно расследовал Верещагин.

– Виноват, это уже пошла отсебятина! – в струнку вытянулся Протасов.

– Оно и видно!.. – грубо шалыгнул Верещагин.

– Вот как раз это и было правильно! Вот именно, что не хочет! – восторженно подтвердила Сорокина.

– Если человек идиот, но из него сыплются гениальные мысли, то всё-таки приходится с ним считаться! – галантно расшаркался Сева. – Только вот улучшаться люди почему-то действительно не хотят!.. Почему-то это особенно их не греет!

– В последнее время я уже думаю, что нет хороших и плохих людей, а есть, которые умеют вести себя в обществе, и есть, которые не умеют, – после некоторой паузы натужно разрешился Авдошин.

– Ну да, – с сарказмом подхватил Верещагин. – И если бандюга сегодня вас укокошил, то это не означает, что он душегуб, убийца, головорез, а просто немного нехорошо повёл себя в вашем обществе.

– Вечно вы всё вывернете... – по-детски надулся Гена. – Все люди не идеальны... Идут на какие-то компромиссы. И даже не понять, что у кого по справедливости. А что нет... Но всему есть мера. А превышение этой меры – это и есть плохое поведение в обществе, – сбивчиво объяснил он.

– А главное, мы совершенно не ценим людей, которые на пути к исправлению! – идеализированно возбудилась Сорокина. – Пусть он был плох! И даже очень плох! Но он на правильном пути! Добрые начала уже начинают в нём побеждать!.. А мы этого не видим! И только видим остатки его плохоты!..

Эдуард Лимонов ВЕТЕР ИСТОРИИ

СПБ

Глухие улицы ночные

И мрачноваты и пусты.

Стоят дома, как домовые,

Как будто дамы пиковые…

Двоятся на Неве мосты.

Под брызгами дождя на стёклах

Автомобиля моего

Охранники сидят промокло

И ждут неведомо чего.

Но лишь приказа моего…

Когда-то этот город чудный

С одной актрисой рассекал.

Роман имел с ней непробудный,

На Пряжке жил; отель был мал,

"Матисов дворик" назывался,

А рядом – сумасшедший дом.

Дом сумасшедшим и остался,

А мы с актрисой не вдвоём.

У нас есть детки молодые,

У деток будет жизнь своя,

Но в том, что мы с тобой чужие,

Виновна ты, невинен я…

***

Я слушал пение кастратов.

Луна светила, падал снег,

То сер, то грязно-розоватов.

Один в ночи, вдали от всех

Я слушал пение кастратов.

Не диск таинственный винила,

С иголкою соединясь…

Мудей магическая связь,

Из Беловодия стремясь,

Ко мне межзвёздность приносила…

И дома нет, и нет семьи,

Утащены волною дети,

А я сижу при лунном свете.

Поют скопцы как соловьи,

Что им отъели штуки эти.

Заносится горячий нож,

Секущий горло ледяное…

Поёшь-поёшь, поёшь-поёшь,

Пока он падает, стальное

Сечёт им связки лезвиё,

И плачет, и скорбит зверьё…

Я слушал пение castrati –

Виттори, Сато, Фолиньяти.

Их визг, свистящий из ночи,

Поскольку режут палачи…

ЛЮДИ В КЕПКАХ

Мир был прост пред Первой Мировой:

Пышные короны у царей,

Сбруи драгоценные, конвой,

Ротшильды (зачем же им еврей?),

Каски и высокие фуражки,

Гретхены, смиренные Наташки,

Биллы, Гансы, Вани-замарашки…

Армии, как псы, всяк пёс – цепной.

Но когда счёт трупов под Верденом –

Восемьдесят тысяч трупов в сутки! –

Мир уверил, что по этим ценам

Смысла нет держать вас, проститутки!

Бросились свергать их, свирепея,

Русские, германцы, солдатня…

Выдирать царей из эмпирея

(Жаль, что рядом не было меня!).

Жилистые, страстные солдаты,

Обменяв шинели на пальто,

Были им пальто коротковаты,

Кепки впору были им зато…

Людям в кепках крепко надоели,

Люди в котелках и шишаках,

Балерины их, все их фортели,

Пьяные Распутины в соплях,

Все князья великие в усах,

Кайзер, канцлер, хруст в воротничках…

Вышли люди боевого склада,

Младших офицеров племена

Кепка покрывала как награда,

Их мужами сделала война.

Вышли и сказали: "Так не надо

С нами обращаться, куль говна!"

Взяли револьверы и винтовки.

Сбросили на землю трёх царей.

Ленин, Гитлер были им обновки –

Вышедшие из простых людей…

Лишь английский плебс лицом о лужу…

Все другие хорошо успели.

Вышли те, кто с пулемётом дружит.

Пулемёты выдавали трели…

Мясники, литейщики, артисты,

Вышибалы и торговцы жестью,

Криминал, студенты, журналисты –

Навалились все ребята вместе…

Власть схватили. Котелки бежали,

Шишаки и аксельбанты тоже.

Кепки управлять Европой стали.

В Дойчланд и у нас провозглашали

Власть такую, что мороз по коже…

СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ

Одевай свой пиджак и иди потолкаться под тентом,

Светской жизни пора послужить компонентом,

Чтоб с бокалом шампанского, в свете горящего газа,

Ты стоял. А вокруг – светской жизни зараза...

Ты пришёл за красивым, ужасного видел немало,