В поисках дракона - Дэвид Эттенборо

— Оранг ини, — распевал идущий впереди, — ада инггерис, тидак оранг беланда.

Последние слова я понял: «Этот человек — англичанин, он не голландец». Поскольку моя персона фигурировала в песне, я решил внести свою лепту в импровизацию. Мне понадобилось какое-то время, чтобы наскрести несколько слов из своего скудного лексикона и придать им видимость смысла. Как только запевала смолк, я смело затянул свой речитатив.

— Утром, — пел я, старательно имитируя мелодию, — я ем рис, вечером ем рис и завтра тоже, увы, буду есть рис.

Это был не шедевр, мое произведение не блистало юмором и не очень соответствовало теме, зато эффект оказался потрясающим. Группа остановилась, мужчины рухнули на лавовые глыбы и зашлись от хохота. Когда они успокоились, я вытащил сигареты, и мы дружно закурили. Была даже сделана попытка пообщаться, но, боюсь, они не много поняли из того, что я им сообщил; в свою очередь, я весьма смутно догадывался, о чем идет речь. Тем не менее лед растаял, и мы выступили в путь уже единой группой.

Наконец добрались до вершины. Главный кратер представлял собой огромное жерло; его усеянное камнями дно на глубине пятидесяти метров казалось совершенно безжизненным. Не знаю, почему Валиранг считался потухшим вулканом: чуть в стороне от кратера поднимался, клубясь, столб белого дыма. Мы подобрались поближе и заглянули туда. Дым вырывался не из одного жерла, а из сотен маленьких колодцев; каждое с шумом и свистом выбрасывало в воздух тонкую струйку, но в целом создавалось впечатление, что огромный склон охвачен пожаром. Воздух был наполнен едкими парами серы, царапавшими горло при каждом вдохе; нога уходила в толстый слой желтой серной пыли.

Сквозь стену дыма в отдалении маячили крошечные фигурки людей, работавших в самом пекле. Они заваливали большими камнями основные фумаролы[10], чтобы газы не улетучивались в атмосферу, а шли по расходящимся каналам, охлаждаясь по дороге и выделяя в осадок серу. Часть каналов была уже забита комьями серы, и люди разбивали их ломами. Другие соскребали серу прямо со стенок свистящих жерл, где она конденсировалась в виде сталактитов — рубиновокрасных от жары в середине и ядовито-желтых по краям.

Мои попутчики, перекликаясь сквозь неумолчный рев вулкана, исчезли в клубах дыма. Им предстояло нагрузить корзины. Похоже, удушающие пары не оказывали на них никакого действия: они появились, весело улыбаясь, с корзинами, доверху наполненными серой, и сразу же, даже не передохнув, заспешили по склону в свой лагерь. Я двинулся следом, с нетерпением предвкушая возможность глотнуть свежего воздуха.

Небо было безоблачным, а воздух таким прозрачным, что впереди отчетливо вырисовывались зеленые долины, лежащие в трех километрах ниже, и Яванское море на горизонте. На востоке поднималась еще одна горная цепь, над которой, как мне показалось вначале, клубилось облако. На самом деле это был султан вулканического дыма, более густого, чем над Валирангом. Я показал на него пальцем и спросил, как называется этот вулкан. Собеседник прикрыл глаза рукой.

— Бромо, — ответил он.

Далекое облако разжигало любопытство, и, когда вечером Даан рассказал нам, что знаменитый Бромо считается самым красивым из яванских вулканов, мы с Чарльзом твердо решили посетить его.

На следующий день мы двинулись из Третеса на восток вдоль побережья. С дороги Бромо выглядел скучной, бесформенной горой — он спрятался среди обломков более крупного вулкана. Несколько тысяч лет назад этот гигант взорвался подобно Кракатау, и большая часть его конуса взлетела на воздух. Сохранилось лишь основание в виде кольца вокруг гигантской чаши около пяти миль в поперечнике. Однако фантастическое извержение исчерпало не всю энергию могучего вулкана, и вскоре внутри кальдеры[11] открылись новые колодцы; вылетающий из них пепел нагромоздил новые конусы. Ни один из них, правда, не поднялся над стенами кальдеры и, за исключением Бромо, не является сейчас действующим вулканом. Поэтому, приближаясь к горному массиву, видишь не главный кратер, а неровные контуры окружающих его утесов.

Мы поднимались на джипе по каменистой дороге к маленькой деревушке на склоне кальдеры. Опускался вечер. Горы впереди были скрыты облаком. Владелец гостиницы, где мы решили заночевать, сказал, что вулкан виден только ранним утром. На следующий день мы поднялись в половине четвертого. Было темно и холодно. Кучка деревенских жителей сидела, поеживаясь в своих саронгах, возле лошадей. Как и сборщики серы, здешние горцы приземисты, темнокожи и совсем не походят на стройных жителей равнин. Один из них, старик с роскошными усами, согласился дать нам двух лошадей и проводить до кратера.

После неудачного опыта на Валиранге я с радостью констатировал, что лошади здесь могут быть бойкими и сильными. Босоногий проводник шел за нами, подгоняя лошадей ударами хлыста. Я пытался остановить его: моя лошадь и без того трусила достаточно быстро. Впрочем, волновался я напрасно: скотина добродушно игнорировала такое обращение. Правда, когда бежавший рядом старик кричал «ну!» прямо ей в ухо, она неожиданно пускалась в галоп.

Мы добрались до заросшего травой края кальдеры, когда уже полностью рассвело. Внизу расстилался пустынный, напоминавший лунный ландшафт. Плоское дно чаши частично закрывала дымная завеса. В центре кальдеры, примерно в миле от нас, поднимался пик Баток — совершенно симметричная пирамида с крутыми серыми склонами, изрезанными расселинами и оврагами. Бромо располагался слева от него и выглядел невысокой горкой, не такой островерхой, как Баток, но производившей куда более сильное впечатление: из его округлой вершины вырывался огромный столб дыма. За ним проглядывала еле различимая в утреннем свете зазубренная противоположная стена кальдеры. Мы простояли несколько минут, завороженные величественным зрелищем. В громоподобном реве Бромо тонули все остальные звуки.

Лошади, понукаемые горцем, спустились по обрывистой песчаной тропе на дно кальдеры. Поднимавшееся солнце окрасило клубящееся облако над Бромо чуть розоватым цветом. Воздух прогревался, рассеивая дымку и открывая широкую, идеально ровную поверхность у подножий Бромо и Батока. «Песчаное море» — так образно, но не совсем точно назвали ее голландцы. На самом деле она состоит из вулканической пыли, вылетающей из жерл и разносимой дождем и ветром по дну кальдеры. Постепенно пыль ровным слоем заполняет гигантскую чашу. В отличие от гавайских вулканов вокруг Бромо не видно застывших потоков лавы. Объясняется это тем, что для яванских вулканов характерна очень густая, вязкая лава, застывающая при относительно низкой температуре. Именно эта особенность делает здешние извержения столь катастрофическими: когда расплавленная лава из глубины земной коры поднимается к горловине вулкана, она слегка охлаждается и в результате твердеет, запирая жерло. Давление в забитой пробкой горловине все возрастает, и в конце концов гора взрывается.