Закон благодарности - Г. Котницкий

Вдруг кто-то постучал. Мать вышла и вернулась с отцом. Черное пальто его и большая шапка были запорошены снегом.

— Здравствуйте! — сказал он у порога.

— Здоров, здоров! — ответил дед.

Мать ничего не ответила, только как-то по-особенному взглянула на отца да зачем-то сняла фартук и стала поправлять перед зеркалом волосы.

Отец снял пальто, молча взял на руки Наталку.

— Большая стала!

Он дал ей конфет, усадил на колени.

— А ты чего молчишь? — обратился отец к Саньке. — Или не признаешь?

Он протянул пакет с подарками. Санька положил его на стол, даже не взглянув.

Веселье было нарушено.

— Ну, рассказывай, как живешь? — прервал тягостную тишину дедушка Мокей.

— Да так себе, помаленьку.

Отец разглядывал стены, кровати, словно никогда не видел их. А тут все было по-старому.

Мать прислонилась к неостывшей еще плите, зябко кутала плечи шерстяной косынкой.

— Отпросился или тайком ушел? — подала она голос.

Санька заметил, что голос матери не такой, как всегда, а ломкий, как бы дрожащий. «Чего она к нему лезет?» — подумал недовольно. Он ушел в другую комнату, сел на сундук.

Отец как-то виновато хихикнул:

— Что я, маленький?

— Ну что ж, Анна, давай гостя угощать, — предложил дедушка Мокей.

— Нет, нет, не надо, некогда мне… Я ведь на минутку зашел, детишек проведать, гостинцев принести… Ждут меня.

— Эх ты-и! — протянул дедушка Мокей с укоризной. — Я-то думал: образумился Прохор, насовсем пришел…

— Наташа, беги к Саньке! — резко приказала сестренке мать.

— Ну, пока, — стал прощаться отец. — Может, еще когда зайду. Разрешается?

— Только душу бередить, — вздохнула мать.

— А что это Санька спрятался? — вдруг вспомнил отец. — Не захотел даже разговаривать.

— Ты думаешь, он бесчувственный? Тоже сердце имеет…

После ухода отца стало тихо. Дедушка Мокей строгал что-то, мать сидела в задумчивости.

— Мама, а этот дядя еще придет? — спросила Наталка.

— Эх ты, глупая моя, — обняла ее мать и заплакала.

Отец приходил еще несколько раз. Санька, завидя его, запирался на крючок, прятался с Наталкой под кровать. Отец заглядывал в окна, звал детей, но они не откликались.

Наталка, сжавшись в комок, спрашивала шепотом:

— Мы с ним так играем, да?

— Да, — сердито отвечал Санька.

Матери об этих посещениях он ничего не говорил, но она как-то сама нерешительно спросила:

— Отец приходил, что ли? Что ж ты его не впустил?

Санька промолчал.

Он стал замечать в матери перемены. Завивку сделала, чаще в зеркало заглядывать стала.

А однажды нечаянно подслушал разговор матери с соседкой. Мать говорила о том, что новая отцова жена — Евгения обманула его в чем-то, что он теперь свободно может с ней разойтись.

— А какой интерес жить с потаскухой-то, — сказала соседка, тетя Клава.

— Вот и он так говорит. Простить просит. Да только и я теперь поумнела.

— Ой, девка, не прогадай. Опять, глядишь, метнется куда в сторону.

— А метнется, туда и дорога. Теперь я ученая — такой, как был, не нужен. Ты думаешь, с чего он спутался с этой Евгенией: из-за моей глупости. Ждешь с работы, волнуешься, стараешься угодить. Он кобенится, а я прощаю, дура. Вот и допрощалась. Пить стал, связался с этой стервой, опутала она его.

— Да, это уж верно. Таким только попадись в руки.

— Вот он и попался. На красоту польстился. А она хитрая, подпоит да сплетничает про меня, а подружки ей на заводе помогали. Вот и опутали. Все меня подозревал в чем-то, придет пьяный, выговаривает. Все требовал: признайся да признайся… А в чем? Вот так и ушел. А теперь жалуется, что обманула его Евгеша эта.

— Да, недаром говорят: сколь по свету ни ходи, а лучше и вернее первой жены не найти, — вздохнула тетя Клава, — Сколько таких-то бегунов было, а опамятуется, к первой жене возвращается.

Женщины замолчали. Санька сидел в сарае, боясь шелохнуться. Он словно дотронулся до чего-то запретного, что всегда от детей держат в тайне. Лицо его горело.

После этого случая Санька стал пристально наблюдать за матерью. Не все в подслушанном разговоре ему было ясно, но он догадывался, что отец может вернуться насовсем.

И Санька не мог понять мать — ведь отец тогда так крепко обидел ее. Неужели забыла? Но он же вот не забыл.

Как-то вечером Санька спросил у матери:

— Тебе плохо с нами жить?

— С чего ты это взял?

— А чего ж ты раньше все с нами да с нами была, а теперь по вечерам куда-то уходишь?

— В клубе у нас лекции интересные читают, вот и хожу.

Мать говорила тихо, словно хотела оправдаться. Возможно, это вызвало у Саньки какую-то непонятную ему самому злобу.

— И все обманываешь ты, ни на какие лекции не ходишь, а с отцом бываешь. Я все знаю!

Лицо матери вспыхнуло, она не нашлась сразу, что ответить.

А Санька продолжал:

— Плохо с нами жить, да? Ты хочешь, чтобы тебя отец опять бил, да?

Голос его задрожал, из глаз вот-вот готовы были брызнуть слезы.

— Успокойся, глупый! Еще неизвестно, придет к нам отец снова или нет. А если придет, то драться уже не будет. Он понял, что вел себя тогда нехорошо.

— А я не хочу, слышишь, я не хочу, чтобы он приходил! — резко крикнул Санька.

— Может, ты его заменишь? — не сдержалась мать. — Может, ты пойдешь работать? Ведь мы едва концы с концами сводим.

— И все равно не хочу…

— Ладно, иди спать. И перестань об этом думать. Тебе рано еще вмешиваться в дела взрослых.

— А мне не рано? — спросила Наталка.

— Нет, тебе не рано, — улыбнулась мать.

Санька не мог простить отцу обиды, сердился на мать, а потом вдруг жалел ее. Почему все так непонятно в жизни получается?

Вновь настали теплые дни. Дедушка Мокей перебрался работать во двор. Обнажив лысину, говорил, покряхтывая:

— Ага, печет солнышко. Греет!

Санька любил сидеть на золотистых стружках и читать вслух.

— Дедушка, а у меня уже целых десять книг, — сказал он, прервав чтение. — Сделай полочку.

— Сделаем. Только вместе с тобой. Вот школу кончишь, и займемся. Пора самому ремеслу учиться.

Вечером мать пришла с отцом.

— Ну, как дела? — весело спросил отец. — Перейдешь?

Санька промолчал, а когда отец отошел подальше, спросил:

— Дедушка, а чего мамка хочет, чтобы отец у нас жил? Он же опять драться будет!

— Не бойсь! — засмеялся дедушка Мокей. — Не будет. Он теперь умней стал. А с отцом оно легче жить будет. Вот такие дела, брат!

Санька забрался на крышу сарая и долго лежал там, глядя на кувыркающихся в небе голубей. В отблесках закатной зари они казались диковинными огненными птицами. И все думал, думал…

Однажды мать принесла с собой чемодан отца, который, как знал Санька из разговоров взрослых, уже несколько месяцев жил в общежитии. Вскоре пришел отец, веселый, возбужденный. Отцов брат, дядя Сергей, побежал за водкой…

Дедушка Мокей проговорил:

— Вот и хорошо, вот и ладно!

Санька залез на крышу сарая, спрятался под раскидистой кроной тутовника. Через раскрытые окна ему было видно все, что происходит в доме. Мать оделась, как в праздник, отец носил на руках Наталку.

Собрались гости. Скоро они нестройно запели. Потом завели патефон. Дедушка Мокей внимательно слушал, прихлопывал в ладоши и подпевал:

— Жена мужа недолюбливала…

Помолчав, он сказал Прохору:

— Хитрая пластинка. А вот если бы еще: «Муж жену недолюбливал»— совсем правильно было бы!

Прохор смотрел на деда голубыми пьяными глазами и говорил:

— Виноват я, дед! Понимаю свою вину перед ними. — И он целовал Наталку, — Почему я пришел? Соскучился по детям, вину свою понял.

Дед пел вместе с патефоном, а Прохор все говорил:

— Ну виноват я, дед! А простить меня надо. Потому, кто молод не был?!

Старик погрозил ему пальцем:

— Нет, брат, шалишь! Молодость твоя, она давно прошла. Ты думаешь, ерунда это: пришел, ушел, пожил, бросил! Нет, шалишь, не ерунда. Вон Александра-то до сих пор нету. А где он? Кто ж его знает? Ты, думаешь, он не понимает? Нет, брат, шалишь! Он все понимает!

Гости пели, смеялись. Физиономии их расплывались в сизом табачном дыму.

Анна успевала и подпевать, и подавать на стол новые закуски.

Дедушка Мокей смотрел на нее и говорил, стуча кулаком по столу:

— Вот ты ее бросил, Анну-то, пожил с другой, опять к ней вернулся. Она-то, может, и забудет это, да дети не забудут. Без детей вы птички вольные, а уж коли деток нажили, вместе их воспитывать надо. Узелочком связали они вас, понимаешь? И развязать его ой как трудно, брат ты мой… Как начнешь развязывать, так и поранишь в самое сердце коли не жену, так деток…

Дед колотил кулаком уже не по столу, а по склоненной голове Прохора.