Серебряный век: Часть первая - Джимми Хокко

веке делали это подростки нашего возраста. Над нашими головами светило солнце, яркое солнце нового дня.

– Рыжий, подъем, подъем, быстро! – кричал мне в ухо Джо. – Я забросил нас ближе, чем хотел. Мы должны укрыться. Рыжий, вставай!

Я не понимал, где я, как я здесь оказался. Лишь смутно помнил, что Рыжий это я, а рядом со мной мой очень хороший друг.

– Рыжий, на горизонте уже видны чистильщики! Рыжий!

– Джо? Это ты? – щурясь то ли от солнца, то ли от усталости, произнес я.

– Да-да, я, идем быстро! – Джо прыгал вокруг меня, пытался меня поднять. Я ничего не соображал, но то, что он делал, казалось мне забавным.

– Сердце… сердце болит.

– Рыжий, прошу тебя, пару шагов.

Я поднялся и, опираясь на плечо Джо, зашагал по осенней траве. Она была мокрой, очевидно, из-за прошедшего ночью дождя. Мою грудь выворачивало, что-то выжимало ее, как половую тряпку, словно там внутри когда-то что-то было, а потом вдруг его не стало, и пространство стало сплошной черной дырой, затягивающей в себя все, что не попадя. У меня были проблемы с сердцем, но я не думал, что это может быть настолько больно…

Чистильщики нагоняли, они становились все ближе и ближе, все больше и больше. Я понимал, что это конец, я понял это еще тогда, в Безликом городе, но Джо почему-то не сдавался. В нем внезапно появилась надежда на счастливое будущее, и он ни в какую не хотел ее терять.

– Джо! Джо, стой, – твердо сказал я, остановившись посреди поля.

Джо обернулся и взглянул на меня, явно чего-то ожидая:

– Давай же, Рыжий, впереди лес. Дойдем до леса, и чистильщики нас не найдут. Нас никто не найдет, мы будем жить вдвоем, так же счастливо, как жили раньше, – на глазах Джо блеснули слезы.

– Нет, Джо, такого никогда не будет, мы НИКОГДА не будем счастливы в этом мире. Это конец, сдавайся. Сдавайся, Джо! Сдавайся! Сдавайся! Сдавайся! – я кричал так сильно, что боль в груди стало невыносимой, и я упал на землю, захлебываясь в слезах. Я предал своего лучшего друга, я предал сам себя.

Чистильщики были в ста метрах, шум их двигателей, шум вертолетов не давал развязаться философской беседе.

– Убей меня, Джо, убей меня! – кричал я, что есть мочи. – Я не хочу быть их марионеткой, не хочу убивать невинных! Убей! Убей! Убей!

Прямо на меня ехал кровавый чистильщик грязно белого цвета, с кроваво-красными шестерками. Я прекрасно чувствовал это и знал, что умру. В мою спину стремились огни ослепительных фар. Джо щурился от их света, но мне было хорошо. Меня согревало солнце, по телу струился пот от высокой температуры, а глаза расплывались в слезах. Я так хотел умереть, так хотел…

Оставалось меньше тридцати секунд, меньше тридцати секунд жизни. Джо бросился ко мне, я испугался и вздрогнул. Он схватил меня за плечи и толкнул с такой силой, что я отлетел метра на два в сторону, упав спиной на землю. Грудь разрывало, сердце рушилось, как здание при землетрясении. Водопад слез лился на грязную рубашку. Джо смотрел на меня, счастливо улыбаясь, я смотрел на него, испуганно дрожа.

– Никогда не сдавайся, Сэм, – прошептал он, но я понял, понял по движению его губ.

Джо стоял на коленях, но вмиг исчез под колесами чистильщика, исчез так быстро, что я даже не успел ничего сказать. В его спину стремились огни, мокрые от пота волосы развивались на ветру, а бледно-розовые губы расплывались в улыбке.

А помнишь, Джо, как мы вечерами собирались в баре и играли в карты? А помнишь, как ты учил меня рисовать? Я потом разукрасил чью-то машину розовыми цветочками. А помнишь, мы бежали от охраны с кучей газировки? Или когда разбили кирпичом окно в чьем-то доме? А помнишь, когда мы ссорились? Конечно, помнишь, ведь ты учил меня спорить. А помнишь, того маленького рыжего паренька, который доставал тебя своими расспросами каждый божий день? Это был я, Джо, это был я. И я никогда тебя не забуду. Ни сегодня, ни завтра, никогда, ты слышишь? Ведь ты научил меня непросто выживать в этом жестоком мире, ты научил меня в нем жить.