Серебряный век: Часть первая - Джимми Хокко

class="p1">Мужчина исчез в темноте, а затем раздался негромкий щелчок, и склад озарил свет пыльных лампочек. Теперь можно было отчетливо рассмотреть незнакомца. Это был мужчина лет сорока с поседевшей в некоторых местах щетиной. Его скулы были остры, как лезвие ножа, а из-под густых, черных бровей выглядывали тускло-серые глаза. Он был одет в одну футболку, военные штаны и кожаные сапоги. Выглядел он красивым, но скрывал в себе все семь грехов человечества.

– И где же нам спать? – прищурившись, спросил Дик. Он явно не доверял незнакомцу.

– Там, за деревянными ящиками, есть несколько коек.

Они так спокойно разговаривали, пока я мучился от боли. Мою ногу разрывало. Пуля застряла где-то недалеко от поверхности, но, по ощущениям, прошла в самую глубь. Подо мной образовалась небольшая темно-красная лужа. Я предпочитал на нее не смотреть, потому что боялся крови. Единственными признаками моего существования служили лишь тяжелые вздохи. Именно они заставили Дика и Форда оторваться от взаимной ненависти и обратить хоть какое-то внимание на раненного:

– Пепел, ты жив? – в ужасе спросил Дик, подбежав ко мне и сильно нажав на больное место.

– Что ты творишь? – окликнул его Форд.

– Ты его ранил!

– Кажется, в нашу компанию вернулся Капитан Очевидность, – хихикнул в стороне Рыжий, прикрыв улыбку рукой.

Дик бросил на него озлобленный взгляд и продолжил осуждать Форда:

– А все по твоей вине. Если бы ты не стрелял, Пепел был бы в порядке. А что, если он умрет? Об этом ты не подумал?

– В процессе стрельбы я как раз на это и рассчитывал, – Форд саркастично улыбнулся в сторону Дика, а затем, достав из кармана жгут, затянул его чуть выше кровоточащей раны.

В данной ситуации, честно говоря, я больше поддерживал Форда, хоть и знал его, от силы, минут двадцать. Его действия казались мне правильными. Я даже и забыл, что это он прострелил мне ногу. Форд старался мне помочь, а Дик его останавливал, не думая обо мне. Были бы силы, я бы чуть поправил ситуацию, но пока выходило лишь молчаливо улыбаться…

– Ты что творишь, идиот? Так воздух не будет поступать в ногу! – кричал Дик, внимательно наблюдая за действиями Форда.

– Это называется «первая помощь», умник.

– Если он умрет, я тебя прикончу!

– Дик, – еле слышно произнес Рыжий. – Если бы не Форд, он бы давно умер…

– Паренек прав, хотя от такой раны еще никто не умирал.

– И с чего это ты так решил?

– Наверное, с того, что я хирург по профессии.

Двое моих друзей застыли на месте, а я онемел от неожиданности. Тот самый преступник, за которым гоняется правительство и хочет пристрелить, оказывается хирургом. По началу, максимум, что приходило мне в голову, было то, что Форд является не больше, чем автомехаником или же архитектором, но чтобы врачом…

– Я могу достать пулю из твоей ноги, – предложил он, вставая с пола.

Я, в свою очередь, лежал без движения с облупленными глазами. Мой мозг затормозил секунд тридцать назад и совершенно не собирался догонять происходящее. Первым из моих друзей одумался Дик, да и то только потому, что не считал столь важным менять мнение о Форде.

– Он отказывается.

– Если я не вытащу пулю, может случиться все, что угодно, – занервничал Форд.

– Я согласен, – вовремя спохватился я.

– Н-н-но… – попытался возразить ошарашенный произошедшим Дик.

– Тогда, ты, паренек с рыжими волосами, помоги-ка мне.

Рыжий взял меня за ноги, а Форд поднял за плечи. Ногу снова пронзила невыносимая боль, и я вскрикнул. Форд с улыбкой взглянул на меня сверху вниз, а я со слезами на глазах засмеялся. От этого человека исходила позитивная энергия, в которой нуждался каждый из нас.

Через несколько секунд мы оказались в маленькой комнатке. Меня осторожно положили на койку в углу. Помещение освещалось торшером у входа, там же стоял письменный стол и небольшой оранжевый ящик. В противоположной стороне расположился квадратный сейф, внутри которого могло быть все, что угодно, а рядом с ним стоял деревянный стул с огромной кучей грязной одежды.

Рыжий вышел из комнаты и зашептался с Диком, закрыв при этом дверь. Мы с Фордом остались наедине. Я понимал, что сейчас мне будет очень больно, но старался на этом не зацикливался. Меня больше интересовала жизнь того, кто должен был вытаскивать из моей ноги пулю.

– Будет больно, – предупредил Форд, вытирая пинцет и скальпель какой-то мокрой тряпкой.

– Ну, да, согласен. Вытаскивать пулю из ноги то еще удовольствие… – саркастично ответил я, с ужасом посматривая на хирургические инструменты.

– Как тебя зовут?

– Джо, – я назвал свое настоящее имя.

– Хорошо, Джо, – начал Форд, придвинув к койке еще один стул, на этот раз с колесиками. – Сразу хочу извиниться за то, что стрелял. Вы могли быть, кем угодно. Не суди меня строго.

– Хорошо. Договоримся так, если я все-таки выживу, тогда прощу тебя.

Форд улыбчиво кивнул.

– Так, сейчас будет очень больно. Видишь перед собой, на стенке, часы?

– Ага.

– Смотри на них, не отводя взгляда. Я буду расспрашивать тебя о разных вещах, и ты тоже, по сути, можешь задавать вопросы. В нашем деле главное отвлечься, понял?

– Д-д-да, – дрожащим голосом произнес я. Кровь для меня была главным страхом, и сейчас я должен был его преодолеть.

– Я режу.

И тут я почувствовал такую боль, которая не могла сравниться ни с чем существующим на планете. Сердце закололо, и я задержал дыхание. При каждом движении меня будто бы разрывало напополам, и не просто образным выражением, а по-настоящему. Мои мысли носились из одной части мозга в другую, зрачки следовали за ними. Еще бы пару секунд, и я бы потерял сознание, а то и еще хуже, меня бы поразил инфаркт, но вдруг сквозь невыносимую боль протиснулся тихий и спокойный голос Форда.

– Смотри на часы, Джо.

Этот голос, этот голос кого-то мне напоминал. Это был мой отец, но молодой, полный сил, мой отец, которого я так любил.

– Расскажи про себя, Джо.

Я взглянул на часы. Они были в форме большого круга, с золотой обводкой. Цифры в них были римскими и располагались чрезвычайно неудобно, так, что кружилась голова. Секундная стрелка плавно скользила, подскакивая на каждой цифре, будто на волне. Боль забылась.

– Мне шестнадцать. Я потерял родителей, когда мне было пять. Они погибли на войне с другим городом, с каким, точно сказать не могу. С тех пор обо мне заботился дядя. Но как только мне стукнуло двенадцать, дядя уехал на восьмисотый этаж по работе. Больше я его не видел. Мы переписывались до тех