Господа, это я! - Ваник Сантрян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Были ли в вашей семье случаи душевной болезни, алкоголизма, нервных заболеваний?
— Когда я был ребенком, я был горячим патриотом, никогда не интересовался своими родственниками. Одна тетка, сестра моей матери, была очень нервной.
— Какую школу вы посещали и сколько вам тогда было лет?
— Я посещал прогимназию в Тифлисе. Я был очень юн, мне было приблизительно 7 лет, а покинул я школу в 18–19 лет.
— Хорошо ли вы учились и легко ли давалось вам учение?
— Я был всегда страшным сорвиголовой, чему хотел, тому и учился: по географии и истории я всегда учился прекрасно, арифметику же я не любил.
— Были ли у вас всегда хорошие отметки за поведение?
— Я постоянно сердил учителей, они всегда: были мною недовольны за то, что я делал много глупостей.
— Что вы делали после того, как покинули школу?
— Я хотел продолжать учиться дома. Иногда я читал по 14–15 часов в сутки, читал все, что меня интересует, например, социалистические книги.
— Служили ли вы на военной службе?
— Я не служил никогда, меня не призывали к отбыванию воинской повинности. Я и не желал вовсе служить, так как не хочу служить ни разбойникам, ни убийцам, ни палачам.
— Страдали ли вы половыми болезнями?
— Об этом я не желаю говорить. Болезнями я не страдал.
— При каком случае и кто нанес вам те раны, рубцы от которых имеются на вашей голове?
— Все это от полиции. Я не боюсь, я хочу все рассказать. Для себя я никогда ничего не делал, все, что я делал — я делал для партии. Я был агитатором. Повреждения на голове нанесены мне отчасти ударами шашки, отчасти ударами приклада во время одного армяно-турецкого столкновения. Я упал без сознания, мои товарищи оттащили меня; я проболел, насколько помню, четыре месяца, а сколько еще до того, я не знаю.
— Страдали ли вы после повреждения головными болями?
— Я не помню, я только стал еще более раздражительным.
— Подвергались ли вы в зрелом возрасте еще другим болезням или повреждениям головы?
— Я очень часто страдал головной болью.
— С каких пор вы страдаете катаром желудка?
— Шесть-семь лет назад произошла большая стачка. Я был агитатором. При этом было убито 15–16 человек, я хотел умереть вместе с ними и потому принял сильный яд — азотную кислоту. С тех пор я страдаю болями в желудке и в нижней части живота. У меня в России много приятелей среди аптекарей.
— Каким образом произошло повреждение вашего правого глаза?
— Вы можете со мной делать, что хотите, я этого не желаю рассказывать. Когда я попаду в Россию, то русская полиция все будет знать.
— Почему вы были так возбуждены в подследственной тюрьме? Говорят, вы там буйствовали?
— Я лишь один раз был там возбужден, потому что там желали, чтобы я пошел на прогулку, а я этого не желал, так как у меня в голове были различные мысли. Меня арестовали совершенно беспричинно, я никогда не желал совершать здесь ничего дурного. Если меня теперь освободят и я смогу снять комнату, то у полиции не будет никаких оснований для того, чтобы меня арестовать. Я приехал сюда лишь для того, чтобы посмотреть Берлин.
— Как же обстоит дело с чемоданом с двойным дном?
— Это все проделки полиции; тут очень много русской полиции, и она на все способна, чтобы заслужить ордена.
— Вы и здесь часто были возбуждены и говорили, что полиция приходила сюда, чтобы вас сфотографировать.
— Однажды ночью я спал очень крепко, когда вдруг почувствовал, что кто-то хочет побрить мою бороду и придать ей остроконечную форму. Я открыл глаза и успел заметить, что полицейский убегал прочь. Я еще хотел бросить ему вслед кружку.
— Что вас заставляет думать, что это был полицейский?
— Я знаю этого полицейского в лицо.
— Сколько будет восемью девять?
— Представьте себе, вы этому не поверите, но я забыл. — После некоторой паузы: — Семьдесят два.
— Девятью девять?
После долгого размышления:
— Восемьдесят один.
— Назовите мне сибирскую реку, текущую к северу.
— Амур, Тобольск. — В заключение: — Я все перезабыл, раньше я мог показывать на карте с закрытыми глазами.
— Сколько в России губерний?
Нет ответа.
— Назовите мне город на Волге.
— Астрахань.
— Город на Крымском полуострове.
— Ялта.
— Сколько жителей в России?
Сперва он сказал: 2 миллиона. Затем засмеялся над этим и сказал: 200 миллионов.
— Сколько существует частей света?
— Пять: Европа, Азия, Африка, Америка, Австралия.
— Ходили ли вы прежде в церковь?
— Нет.
— Почему же нет?
— У меня есть свой бог, я не признаю полицейского бога. Я верю в истинного бога.
— Кто основал вашу религию?
— Я не принадлежу больше религии, моей религией является социалистическое государство. Я верю в Карла Маркса, Энгельса и Лассаля.
— Какая разница между деревом и кустом?
— Дерево — это дерево, а куст — это куст.
— Я хочу сказать, чем то, что мы называем деревом, отличается от того, что мы называем кустом?
— Дерево — это дерево, а куст — это куст.
— Можете ли мне вкратце объяснить устройство телефона?
— Чтобы друг с другом разговаривать.
— Как это происходит, когда говоришь в телефон, другой слышит это, хотя находится на далеком расстоянии от говорящего?
— Этого я не знаю.
— Каким образом происходит молния во время грозы?
— Я это забыл. Раньше я мог это объяснить.
— Не известно ли вам, что в воздухе имеется электричество?
— Воздух? Везде есть электричество: если потереть, два тела друг о друга, то получается электричество.
— Но ведь это наблюдается не у всех тел.
— Да, я думал так. Доктор, дайте мне маленькую комнатку, я покончу с собой, и никого в этом не придется винить.
Доктор Вернер аккуратно подписался под протоколом и то же попросил сделать присяжной суда Ольге Харшкампф.
— Вы свободны, — сказал он Камо и переводчице и позвал надзирателя, чтобы тот проводил больного в палату. — Черт побери, — произнес доктор, оставшись, один, — он же настоящий больной. Что они хотят от него?
Доктор Вернер обдумывал окончательное решение, которое должен был написать через три дня, 7 июня 1909 года.
7 июня доктор Вернер писал: «Все многочисленные констатированные у Аршакова болезненные явления истеро-неврастенического характера, с одной стороны, чрезвычайно типичны, с другой стороны, настолько сложны, что всегда верная симуляция их едва ли вообще возможна, в особенности для профана. Наконец, такие физические явления, как ускорение сердцебиения, дрожание век, вообще не могут быть симулированы. Я таким образом считаю совершенно невозможным, чтобы Аршаков симулировал или утрировал свои болезненные явления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});