Царское наследство - Мария Жукова-Гладкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В самом деле, что ли, контрабандисты? – задумчиво произнес следователь.
Его услышал один из фээсбэшников и заметил, что как раз вот такие вроде бы благонадежные на вид граждане обычно и являются контрабандистами и аферистами.
– Вот здесь была лавка, – финн ткнул пальцем в витрину, за которой шел ремонт. Там трудились трое мужчин какой-то восточной национальности, одетые в заляпанные краской комбинезоны.
– Вчера? – уточнили представители ФСБ.
Оба финна кивнули.
– А почему вы не проверили адрес на документах? – встрял один из фээсбэшников.
– Как они могли проверить адрес? – ответила я вместо финнов на английском языке, на котором шел разговор с ними. – Я тоже не знаю, как называется у вас большинство улиц, и далеко не всегда смотрю на таблички с названиями. К тому же, насколько мне известно, у вас могут не совпадать юридический и фактический адреса. В магазине дали документы с печатями, причем печати на русском языке. Также, как я понимаю, дали точные указания насчет того, что делать на таможне. Я правильно поняла?
– Да-да, – закивали финны. Они явно поняли, что я на их стороне, хотя бы как иностранка в России. – Нам сказали, что эти два креста обязательно нужно декларировать и предъявить чек и вот эти свидетельства, которые нам вручили. Мы не читаем по-русски. Только немного говорим.
Представители русских органов уверенно толкнули дверь в ремонтируемое помещение и вошли. Рабочие тут же потянулись за документами. Просто условный рефлекс какой-то! А ведь среди нас не было ни одного человека в форме. Однако такие рабочие, похоже, сразу определяют принадлежность человека к определенной организации.
Но фээсбэшники не стали смотреть у рабочих документы. Возможно, только пока.
– Ремонт давно идет? – спросили они.
– Должны закончить к первому числу.
– Я спрашиваю: когда начали?
Рабочие переглянулись.
– Вчера?
– Нет, что вы, начальник. Неделю уже тут. Или восемь дней? – говоривший посмотрел на товарищей. – Если нужно точно…
– Этого пока достаточно, – ответили фээсбэшники.
Финны начали доказывать, что были в этом помещении вчера и тут была лавка, заставленная антикварным товаром. Мне стало жалко финнов – хотя бы потому, что они, как и я, были иностранцами в России. А иностранцам тут не всегда бывает сладко. Более того, мне казалось, что они говорят искренне. Может, они набережную перепутали?
Я спросила у следователя, нет ли поблизости похожей набережной. Они же из машины показывали, куда заворачивать. А вдруг ошиблись? Как я поняла, они тут пешком ходили. Следователь пожал плечами. Фээсбэшник сказал, что до следующей речки, впадающей в Неву, довольно далеко. Так перепутать было нельзя.
– По этой стороне набережной шли от Невского? – уточнили у финнов.
– По этой, – ответили они.
– В эту сторону? К Неве?
Они прогуливались от Невы, по этой стороне и случайно увидели лавку, решили заглянуть. Их заинтересовали два креста, которые продавали очень дешево. Они их взяли. Про кражу коллекции, которую собирались выставлять в Эрмитаже, они не слышали.
– А если спросить в соседних магазинах? – предложила я.
– Здесь пустующие помещения рядом, если вы не заметили, мисс Тейлор, – ехидно ответили мне.
– Но какие-то организации находятся на этой набережной? И люди явно живут. Они же ходят каждый день по этой набережной от Невского проспекта. Никакого общественного транспорта и маршруток тут нет. Может, кто-то обратил внимание на лавку?
– Вы что, хотите сказать, что она открывалась на один день? – расхохотались представители ФСБ.
Я хотела сказать именно это, но промолчала. Финнов увезли, мы со следователем прокуратуры остались.
– Вы на самом деле считаете, что тут могли устроить шоу?
Я кивнула.
– Зачем?
Я пожала плечами и предложила прогуляться по набережной. Должны тут быть какие-то организации? Мы пошли в сторону Невы и набрели на маленькую гостиницу, на вид – довольно уютную.
Очень вежливый, очень приятный швейцар распахнул перед нами двери. Мы направились к стойке портье, где дежурила очаровательная девушка, моя ровесница, то есть лет двадцати пяти.
– Мисс Тейлор? – немного удивленно спросила она. – Вы хотели бы снять у нас номер?
– Возможно, я сделаю это в один из своих следующих приездов, – сказала я. – Не знала, что теперь здесь гостиница.
– Уже почти два года, – сказала девушка и вручила мне рекламную брошюру с ценами и предлагаемыми услугами.
Я объяснила, что меня интересует. Следователь молчал и удостоверений не предъявлял. Девушка сказала, что она сама работает в режиме сутки через трое, но сейчас позвонит горничным, которые ходят на работу каждый день.
Вскоре в холле появились две девушки в форме, и одна из них сказала нам со следователем, что удивлялась появлению и исчезновению антикварной лавки. Помещение долго пустовало, потом вдруг появилась вывеска «Антиквариат», лавка работала два дня, сегодня появились таджики, вывеска и весь товар исчезли. Вторая девушка призналась, что не обращала внимания – она с утра обычно бегом бежит на работу, так как постоянно опаздывает.
Мы поблагодарили всех девушек и ушли.
Следующей нашей остановкой стало таинственное помещение, в котором появляются и исчезают лавки. Но таджики твердо стояли на своем. Мы ушли.
– Кому вы верите, мисс Тейлор? – спросил у меня следователь.
– Горничной. И, думаю, можно еще кого-то найти, кто обращал внимание на лавку. Это поможет оправдать финнов. Но кто может сказать, зачем это делалось?
– А если толкнули все кресты? – посмотрел на меня следователь. – Лавку открыли под определенный товар. Сделали антураж из еще каких-то предметов. Но целью была быстрая продажа коллекции.
– По дешевке? Вы помните, во сколько она оценена?
– А если в пробитом чеке одна сумма, а на самом деле финны заплатили совсем другую? И были другие покупатели? Все продали – лавка закрылась. Не из-за этих же двух крестов ее открывали? Они, как я понимаю, одни из самых дешевых, и ценность представляют из-за старинной работы и истории, а не материала. Мне, кстати, очень интересно, где сейчас находится знаменитый олигарх-диссидент Борис Сигизмундович Доброчинский. Не его ли это детище? Появление и исчезновение фирм – как раз его стиль. Фирмы всегда исчезали с чужими деньгами.
– Вы считаете, что кражу коллекции и себя, любимого, организовал сам Борис Доброчинский?
– А кто еще? – посмотрел на меня следователь. – Вы можете предложить другие кандидатуры из людей, связанных с делом?
– Что-то про убийство Петра Ильича известно? – ответила я вопросом на вопрос.
Следователь вздохнул.
– Он мог организовать? Я понимаю, что о покойнике или хорошо, или никак, но он знал все организационные моменты. Был умен, оборотист, умел вертеться – раз столько лет просидел на высоких чиновничьих должностях.
– А Игорь Прохоров? – спросил у меня следователь. – Тоже все знал. Еще и в Англии находился при упаковке. Мог подать сигнал о приведении группы захвата в полную боеготовность.
– Слишком молод. Хотя… Не знаю. Но Петр Ильич явно что-то знал. И ведь просто так не убивают.
– Может, кто-то решил, что коллекция должна быть у него? Соседи же слышали, как он ругался с каким-то мужчиной. Оказалось, что у него ничего нет, и он даже не знает, где искать. Его и прикончили – потому что он видел человека, который задавал вопросы.
Следователь довез меня до дома, где я остановилась, распрощался и пообещал держать меня в курсе. Я отправила очередную статью в «Зарубежный репортер», потом созвонилась с Клавдией Степановной, изнывавшей от любопытства, и поведала ей о событиях прошедшего дня.
Глава 14
Ужинала я с Павлом Прокофьевичем Кривороговым, хозяином дома, в котором остановилась. Подавала еду его верная домработница, пережившая всех жен.
Павел Прокофьевич выполнил мою просьбу и разузнал все что мог о Вячеславе Анатольевиче Суравейкине, ныне большую часть времени проводящем в Англии.
Господин Суравейкин имел незаконченное высшее инженерное образование и вылетел из вуза за драку. Как сказал мой информатор, Суравейкин вообще обладает взрывным характером, а уж когда напьется, становится непредсказуемым и неуправляемым. Для опьянения хватает нескольких рюмок. Ведро просто не потянет. В общем, не нефтяник. Он очень хорошо вписался в рэкет в девяностые годы и состоял в одной известной в Петербурге группировке. Правда, одним из первых стал легализовывать бизнес. Потом решил перебраться в Англию. Однако в России остается несколько предприятий, где он является держателем крупного пакета акций, с которых ему капает неплохой доход. Он продолжает покупать и продавать акции в России и в Англии. Человек очень обеспеченный, хотя олигархом его назвать нельзя. У него нет ни своего самолета, ни своей яхты. Правда, имеется несколько объектов недвижимости в Петербурге и области, особняк в предместьях Лондона и квартира на Кипре.