Домик в прерии - Лора Инглз Уайлдер

— Это мои,— заявила она.

И тут Мэри сказала:

— А я свои подарю Кэрри.

Мама ждала, что скажет Лора. Но Лора ничего не хотела говорить. Она так хотела оставить эти красивые бусинки себе! Ей даже жарко стало. Почему Мэри всегда такая хорошая? Однако позволить, чтобы Мэри была лучше ее, она никак не могла и поэтому медленно выговорила:

— Я тоже свои подарю Кэрри.

— Я всегда знала, что вы хорошие добрые девочки! — воскликнула мама.

Она пересыпала Мэрнны бусинки в руки Мэри, а Лорины — в руки Лоре и сказала, что даст им толстую нитку, чтобы нанизать на нее бусинки. Из бусинок получится красивое ожерелье для Кэрри.

Мэри с Лорой уселись рядышком на кровати и стали нанизывать бусинки на нитку, которую дала им мама. Каждая сунула свой конец нитки в рот, послюнила его и крепко-накрепко скрутила. В каждой бусинке была дырочка. Мэри продевала в дырочки свой конец нитки и одну за другой нанизывала на нее свои бусинки. Лора тоже нанизывала свои бусинки на нитку.

Обе молчали. Может, Мэри про себя и думала, какая она хорошая и добрая, но Лора ничего такого не думала. Стоило ей глянуть на Мэри, как возникало желание ее стукнуть. И поэтому Лора старалась на нее вообще не глядеть.

Из бусинок получилось очень красивое ожерелье. При виде его Кэрри захлопала в ладошки и засмеялась. Мама надела ожерелье ей на шею, и оно ярко заблестело. Лоре стало немного легче. Ее бусинок все равно не хватило бы на целое ожерелье, да и Мэриных бусинок тоже не хватило бы, а из всех вместе получилось целое ожерелье для Крошки Кэрри.

Когда Кэрри надели на шею ожерелье, она схватила его и начала дергать. Она была слишком маленькая и могла порвать нитку. Мама сняла с нее ожерелье и спрятала. Пусть полежит, пока Кэрри подрастет и сможет его носить. Лора часто вспоминала о разноцветных бусинках и, как плохая девочка, жалела, что не оставила их себе.

Но день все равно был чудесный. Она всегда будет вспоминать об этой долгой прогулке по прерии и обо всем, что они видели на стоянке индейцев.

Лихорадка

Поспела ежевика, и мама с Лорой в жаркие дни ходили ее собирать. Большие черные сочные ягоды росли на кустах в русле ручья. Некоторые кусты были в тени деревьев, другие — на солнце, но солнце пекло так сильно, что мама с Лорой старались не выходить из тени. Ягод было очень много.

В тенистых зарослях лежали олени. Они смотрели на Лору и маму. Синие сойки летали вокруг и сердито бранили пришельцев, обрывающих ягоды. Змеи быстро от них уползали, а на деревьях просыпались белки и что-то лопотали. Когда мама и Лора продирались сквозь колючие кусты, оттуда взмывали тучи жужжащих комаров.

Комары густо облепляли крупные спелые ягоды и высасывали из них сладкий сок, но кусать маму и Лору им нравилось ничуть не меньше.

Пальцы и губы у Лоры стали лиловыми от сока. Лицо, руки и босые ноги были исцарапаны колючками и искусаны комарами. В тех местах, где Лора ухитрялась раздавить комаров, тоже оставались темно-лиловые пятна. Но зато они с мамой каждый день приносили домой полные ведра ягод, и мама раскладывала их сушиться на солнце.

Каждый день они вдоволь наедались ягод, а из сушеной ежевики мама будет зимой варить компот.

Мэри ни разу не ходила собирать ягоды. Она была старшая и поэтому оставалась с Крошкой Кэрри.

Пока было светло, в дом залетало не больше двух-трех комаров, но по ночам, особенно когда не было сильного ветра, комары роились тучами. В тихие ночи папа жег вокруг дома и конюшни сырую траву. Густые клубы дыма отгоняли комаров, но они все равно ухитрялись забираться в дом.

Из-за комаров папа вечером не мог играть на скрипке. Мистер Эдвардс больше не приходил в гости после ужина, потому что в пойме ручья было несметное множество комаров. Пэт, Пэтти, Зайка и корова с теленком ночи напролет топали ногами и махали хвостами в конюшне. А по утрам у Лоры было искусано все лицо.

— Это продлится недолго,— утешал их папа. — Скоро осень, и первый же холодный ветер их разгонит.

Лоре было как-то не по себе. Однажды ей стало холодно на солнце, и даже у горящего очага она никак не могла согреться.

Мама спросила, почему они с Мэри не выходят во двор поиграть, и Лора сказала, что играть ей совсем не хочется. Она устала, и у нее все болит.

— Где у тебя болит? — отложив работу, спросила мама.

— Сама не знаю, — ответила Лора. — Болит везде. Ноги болят.

— У меня тоже все болит,— сказала Мэри.

Мама посмотрела на них и сказала, что вид у них совершенно здоровый, но раз они сидят тихо, значит, с ними что-то не в порядке.

Лору вдруг охватила такая дрожь, что у нее даже зубы застучали.

— Не понимаю, почему тебе холодно,— сказала мама, приложив руку в Лориной щеке.— У тебя все лицо горит.

Лоре хотелось заплакать, но она, конечно, не заплакала. Плачут только маленькие дети.

— А теперь мне стало жарко,— сказала она. — И спина заболела.

Мама позвала папу.

— Посмотри на девочек, Чарльз, — сказала мама. — По-моему, они заболели.

— Я и сам неважно себя чувствую,— сказал папа. — Меня то в жар бросает, то в холод, и все у меня болит. И у вас то же самое, девочки? У вас тоже все кости болят?

Девочки ответили, что у них тоже все болит. Папа с мамой переглянулись, и мама сказала:

— Ложитесь-ка вы обе в постель,

Было так непривычно ложиться днем в постель! От жара Лоре казалось, будто все кругом колышется. Пока мама ее раздевала, она держалась за мамину шею и спрашивала:

— Что со мной случилось?

— Ничего, все обойдется, ты только не беспокойся,— весело сказала мама.

Лора забралась в постель, и мама укрыла ее одеялом. В постели ей стало лучше. Мягкой прохладной рукой мама погладила ей лоб и сказала:

— А теперь постарайся уснуть,

Лора, казалось, не спала, а просто долго-долго не могла как следует проснуться. Ей чудилось, будто кругом творится что-то непонятное. Среди ночи она увидела, что папа скорчившись сидит у очага, потом вдруг ни с того ни с сего солнечный свет больно ударил ей прямо в глаза, а мама принялась кормить ее с ложечки бульоном. Все было словно в тумане. Вещи то съеживались, то вдруг начинали раздуваться и постепенно заполнять собой весь дом. Два голоса, перебивая друг друга, что-то бормотали, потом вдруг послышался третий. Он так медленно растягивал слова, что Лоре стало совсем невмоготу. Слов она не понимала и слышала только голоса.

Мэри лежала рядом. Она была такая горячая, что все время сбрасывала с себя одеяло, и Лора начинала плакать от холода. Потом жарко стало ей, и папина дрожащая рука протянула ей кружку с водой. Вода пролилась Лоре на шею. Жестяная кружка так стучала о зубы, что она почти совсем не могла пить. Потом мама укрыла ее одеялом. Ее горячая рука обожгла Лоре щеку. Вдруг она услышала голос папы:

— Ложись в постель, Каролина.

— Но ведь тебе еще хуже, чем мне, Чарльз, — отозвалась мама.

Лора открыла глаза. В окно светило солнце.

— Пить хочу! Пить хочу! Пить хочу!— всхлипывала Мэри.

Джек метался от большой кровати к маленькой.

Вдруг Лора увидела, что папа лежит на полу около кровати. Джек трогал его лапой и скулил. Он вцепился зубами в папин рукав и стал его трясти. Папа чуть-чуть приподнял голову и пробормотал:

— Я должен встать. Должен. Каролине и девочкам очень плохо.

Потом голова у него снова упала на пол, и он затих. Джек поднял кверху морду и завыл. Лора попыталась встать, но у нее совсем не было сил. Вдруг она увидела на краю большой кровати мамино красное лицо. Мэри все время плакала и просила пить. Мама посмотрела на Мэри, потом на Лору и прошептала:

— Ты можешь встать, Лора?

— Могу,— ответила Лора.

На этот раз ей удалось слезть с кровати, но когда она попробовала встать, пол у нее под ногами закачался, и она упала. Джек лизал ей лицо и все время дрожал и скулил, но едва Лора схватилась за него, чтобы подняться, он неподвижно застыл на месте. Лора села и прислонилась к нему.

Лора понимала: она должна принести воды, чтобы напоить Мэри, и она поползла по полу к ведру. Воды в ведре было совсем немножко. Лора так дрожала от холода, что едва не выронила из рук черпак, но все-таки набрала воды и поползла назад по огромному, бесконечному полу. Джек всю дорогу шел рядом с ней.

Мэри даже не открыла глаз. Обеими руками она вцепилась в черпак, выпила всю воду и лишь после этого перестала плакать. Черпак упал на пол, а Лора залезла под одеяло. Прошло очень много времени, пока она согрелась.

Иногда она слышала, как всхлипывает Джек. Иногда он выл, и ей казалось, что это волк, но ей совсем не было страшно. Потом она опять услышала, как два голоса что-то бормочут, а третий что-то медленно тянет, и тогда она открыла глаза и увидела, что над ней наклонилось незнакомое черное лицо.

Лицо было блестящее и черное как уголь. Глаза тоже были черные, но добрые. Между толстыми губами блестели белые зубы. Лицо улыбнулось, и густой низкий голос тихо сказал: