Пролетарское воображение. Личность, модерность, сакральное в России, 1910–1925 - Марк Д. Стейнберг

– до 100 человек, на танцы по вечерам собиралась толпа. Большинство посетителей клубов составляли молодые мужчины, в возрасте от 16 до 30 лет, самого разного рода занятий, хотя, согласно отчетам, преобладали фабричные рабочие, имевшие некоторую квалификацию, среднюю зарплату и средний уровень грамотности. Относительно низкий уровень участия рабочих в клубной жизни – что касалось в равной степени и посещения лекций, кружков и библиотек, организованных профсоюзами, – беспокоил руководителей и организаторов, которые часто жаловались на «пассивность» большинства рабочих, на их неразвитый вкус, который заставлял отдавать предпочтение танцам, а не лекциям. В то же самое время для меньшинства, охваченного жаждой самосовершенствования, рабочие клубы и тому подобные учреждения становились центром притяжения. Пусть такие рабочие составляли меньшинство, но меньшинство, настойчивое в достижении цели. Справедливо подчеркивалось, что именно в этих клубах и «вырабатывается та “рабочая интеллигенция”, в которой так нуждается современное рабочее движение»[62]. И неудивительно, что чаще всего и громче всего среди тех, кто укорял широкие трудовые массы за их культурную отсталость, раздавались голоса самих рабочих.

Как правило, организаторами рабочих клубов и профсоюзных просветительских программ выступали представители образованных классов – прежде всего деятели различных социалистических партий, но и рабочие все активнее включались в работу. Руководящие органы большинства обществ самообразования принципиально формировались выборным путем и, как правило, только из рабочих. И хотя общества самообразования и профсоюзные комиссии по культуре регулярно сотрудничали с народными университетами, народными домами и другими гражданскими и частными инициативами в ведении культпросветработы, идеологические различия часто выходили на первый план и становились причиной острых дебатов и конфликтов. А. В. Орлов, который представлял рабочие клубы на Съезде народных университетов в 1908 году, выразил общее мнение рабочих активистов, когда на языке классовой борьбы заявил в своей откровенно вызывающей речи: «Рабочие прекрасно понимают <…> что знание станет силой в руках рабочих лишь тогда, когда делом постановки и организацией образования будут заведовать сами рабочие» [Орлов 1908: 154][63]. (Подобный рабочий сепаратизм проходит лейтмотивом через всю историю рабочего культурного движения в России.)

Рабочие писатели, наряду с другими рабочими интеллигентами, принимали участие в деятельности многих учреждений народного образования и самообразования, а некоторые становились активистами. Однако те рабочие, которые хотели не просто усваивать культуру, но и производить ее, неизменно стремились создавать собственные организации в соответствии с собственными задачами и самостоятельно управлять ими. Поскольку число писателей-самоучек или писателей-самородков (так их называли реже) и их заметность в городской среде возрастали, они устанавливали контакты между собой и приходили к идее объединения для практической и творческой взаимопомощи. Например, зимой 1886–1887 года 14-летний Максим Леонов, чей отец-крестьянин незадолго до того перебрался в Москву и открыл овощную лавку, где работал и Максим, организовал кружок для юношей-самоучек, которые регулярно собирались в столовой и обсуждали стихи. Через два года с помощью некоторых уже состоявшихся поэтов из народа, таких, как портной Иван Белоусов, этот кружок сумел опубликовать первую антологию собственных произведений под названием «Родные звуки: сборник стихотворений писателей-самоучек». Гордость за свои достижения и свою независимость – основной жизненный мотив многих рабочих авторов, что хорошо чувствуется на первых страницах, написанных, видимо, Белоусовым: «Авторы настоящего сборника – все писатели-самоучки, не получившие никакого образования, но своими собственными силами, без посторонней помощи пробившие себе путь на свет божий» (цит. по: [Клейнборт 1924b: 7]). В то же самое время создавались и другие кружки, которым нередко удавалось опубликовать небольшие сборники своих произведений, но сборник кружка Леонова являлся самым большим. В 1902 году кружок Леонова приобрел более официальный характер и стал называться Московский кооперативный кружок писателей из народа. Среди его организаторов значатся наиболее выдающиеся рабочие писатели Москвы тех лет: приказчик Федор Шкулев, приказчик Спиридон Дрожжин, плотник Петр Травин, булочник Михаил Савин, стекольщик Егор Нечаев. Через год кружок развалился, так как Леонов, Дрожжин, Нечаев, Шкулев, Травин и другие вышли из его состава и создали Суриковский литературно-музыкальный кружок, названный в честь самого известного в России поэта-самоучки Ивана Сурикова, который, как и многие члены кружка, родился в деревне и много лет проработал приказчиком в Москве.

Суриковский кружок был наиболее значительным из ранних кружков; он просуществовал до 1921 года, когда большинство его членов вступили в созданный Союз крестьянских писателей (слово «крестьянский» в данном случае имеет не социальный смысл, определяя их принадлежность, а идеологический и тематический, характеризуя содержание их творчества). Этот кружок помог самоучкам лучше овладеть литературным ремеслом и даже опубликовать свои произведения в сборниках и журналах. Многие рабочие писатели, включая тех, которые впоследствии стали членами Пролеткульта, прошли через Суриковский кружок. Будучи московским, этот кружок стал постепенно выходить за рамки одного города и приобретать всероссийское значение. В декабре 1905 года Травин попытался организовать Всероссийский кружок писателей из народа. Состоялась конференция, но появлением новой организации она не увенчалась. К 1909 году Суриковский кружок функционировал в качестве всероссийской организации. В то же время возникали другие кружки «писателей из народа», часто по образцу Суриковского кружка. Например, в 1912 году в Москве Николай Ляшко создал кружок при журнале «Огни».

Суриковский кружок, имевший большое влияние на писателей из народа, в советское время подвергался серьезной критике за «идеологическую слабость», за тенденцию к «пасторальному романтизму» в публикациях, за пестование «культа меланхолии». Подобные «непролетарские» настроения списывали на то, что главную роль в кружке играли писатели крестьянского происхождения, чья трудовая биография была связана не с промышленным производством, а с розничной торговлей. Однако подобное мировоззрение было распространено и среди тех, кто родился в городе и работал на фабрике. Таким образом, если приложить идеологическую мерку, которой марксисты начали пользоваться еще до революции 1917 года, к Суриковскому кружку, то он не выдерживает проверки на пролетарскую сущность. В 1915 году кружковцы заявили, что их цель – объединение «писателей из народа» с более широкими кругами «интеллигенции из народа»: «быть другом интеллигента-народника, сознательного крестьянина, фабричного рабочего, учителя, торгового служащего и всех людей, сочувствующих возрождению народной интеллигенции»[64]. Руководители Суриковского кружка разделяли марксистскую мечту об обществе, в котором сотрутся различия между классами и даже между полами, однако полагали, что этот счастливый мир родится не из классовой борьбы, а из признания всех людей членами единой семьи человечества[65]. Как ни называй эту разновидность социализма, замешанного на благородстве и нравственном идеализме, – народнической, социал-демократической или даже либеральной – и подобные ярлыки, кстати, имели огромное значение для большевиков, особенно после 1917 года, – очевидно, что подобный настрой, окрашенный меланхолией, столь характерной для поэтов-суриковцев, находил отклик у многих рабочих писателей, включая тех, которые причисляли