Август – июль - Вера Мусияк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они полусидели, прислонившись к бетонному бортику, и передавали друг другу благословенную полторашку «Карачинской». Катя, как всегда, выстрелила неожиданно, как будто продолжая разговор, который они никогда не начинали:
– А кстати, в Питере же Олежка учится. Прикольный чувак, он же тебе нравился в прошлом году? Сможете там вместе затусить, – Катя внимательно разглядывала выцветший плакат, долгие годы преданно рекламировавший колбасу «Омский бекон».
– Ну, нравился немножко, – ответила Аня, подумав: «А осенью разонравился». Она пыталась понять, почему Катя опять завела разговор об этом гипотетическом отъезде, как будто хочет поскорее ее слить. – Но это неважно, он же не в Питере, а в Новосибе учится. В Питере этот, который с ним был на одном отряде, как его…
– …Стеклов! Не, это не вариааант! – захохотала Катя.
– О даа! Мистера Лесного Оленя мы пропускаем! – они смеялись, ненадолго забыв, что заблудились в чужом мрачном районе, и что Лиза не ждет их у себя дома или возле кинотеатра, а лежит на переполненном кладбище, и ей теперь всё равно.
Жара начинала спадать, и в посвежевшем воздухе замелькали аппетитные запахи зелени и помидоров. Бабули на раскладных стульчиках развернули возле магазина манящую витрину летнего изобилия. Одна из них продавала букетики васильков. Она оказалась почти прозрачной, с большими водянистыми глазами, в теплой коричневой кофте, которая, наверное, совсем ее не согревала. У нее не было сдачи со ста рублей, и в ответ на то, что ничего страшного, и не надо, она начала так горячо благодарить, говорила «дай Бог вам здоровья», и от этого стало неловко, как будто она отрывала последнее здоровье от своего слабого и прохладного тела. Аня и Катя спросили у нее дорогу и поехали в сторону нужной улицы, но по пути остановились в каком-то дворе, чтобы еще раз посмотреть на купленные цветы, синие, как море, которое плескалось в трех с половиной тысячах километрах от них и звало к себе.
– Девушки, вам помочь? – за спиной стоял незнакомый человек непонятного возраста. На нем была синяя майка-сеточка и джинсы, которые он, вероятно, когда-то мерил, стоя на картонке.
– Эээ, нет, спасибо, – почему-то Катя всегда первая заговаривала, когда им встречались незнакомцы.
– Да мы просто идем с товарищем, – он кивнул в сторону незаметного молчаливого парня с красным лицом, одетого в какой-то рабочий комбинезон, – смотрим, девушки стоят симпатичные. Думаем, надо познакомиться, раз так, – улыбка, которая задумывалась как приветливая, обнажила плохие зубы. – Меня Владимир зовут, а это, – он кивнул в сторону молчаливого, – Саня.
– Очень приятно, – брякнула Аня, покрепче взявшись за руль «Стелса», – но мы торопимся.
Нужно было уезжать, и побыстрее, но этот разговор почему-то продолжался.
– Да куда торопиться? Сейчас лето, суббота, расслабьтесь, девчонки, – сетчатый Владимир говорил, растягивая слова. – А что это у вас за цветочки? кто подарил?
– Никто, – Катя зачем-то отвечала, хотя надо было уезжать, уезжать, – это подруге.
– А, так у вас еще одна подруга есть? – Владимир переглянулся со своим краснощеким товарищем и подошел ближе. – Может быть, это, девчонки… У нас тут неподалеку кафура есть, очень культурная. Шашлык там, кальян – всё по красоте оформят. Зовите свою подругу, – он почти вплотную приблизился к Кате, зажатой с другой стороны своим велосипедом, – и будем вместе отдыхать!
Он попробовал притянуть Катю за талию, но она вывернулась, затараторила «Ненадметрогатьникудамынепдем» и, испуганно посмотрев на Аню, попыталась сесть на велик. Владимиру это не понравилось, и он перестал улыбаться и растягивать слова:
– Э, слышь, овца, ты чё целку из себя корчишь? Говорю, пошли, значит, взяла и пошла! – одной рукой он схватил ее левое запястье, а другую положил на желтые шорты.
У Ани в голове как будто бухнула магниевая вспышка; и этот кадр, безобразный, пугающий и манящий, остался с ней навсегда. Катя с испуганным и злым лицом держит правой рукой руль велосипеда, а какой-то урод в сеточке хватает ее, лапает, как вещь. Грязно-розовое на желтом. И васильково-синее, упавшее на землю. Ане захотелось броситься вперед, разорвать эту сеточку и разбить о камень башку со стрижкой под машинку; она даже не сразу заметила, что к ней приклеился тот, второй, с красным лицом, – он обхватил ее за грудь и пытался оторвать от велика. Внутри раскалился белый страх, не стало ни цветов, ни звуков, ни запахов – всё сгорало в немой кипящей панике. Осталась одна мысль: Нельзя отпускать велосипед, и Аня оторвала от руля только левую руку и сильно пихнула локтем назад; получилось немного развернуться и толкнуть в грудь, – конечно, слабо, но парень в рабочем комбинезоне отпустил, освободив Ане полсекунды. Впереди мелькнули желтые шорты – Катя уже вскочила на велик и ехала, крича через плечо: Аня! Она помчалась следом, чувствуя, что сзади цепляются за багажник; в голове снова вспыхнуло белое; Аня устремила всю себя в ноги, крутя педали так быстро, как могла. Сзади отпустили; она мчалась за Катей; казалось, что сердце вместо крови перекачивает жидкий страх. Аня даже не удивилась, когда они выехали на нужную улицу, Мельничную; в голове пульсировал сослагательный ток: «А если бы мы не вырвались? а если бы не было велосипедов? а если бы их было трое?» Постепенно Аню отпустило; она смотрела на Катину фигуру впереди и гадала, какое у нее сейчас лицо; но Катя не поворачивалась и не притормаживала. Скоро показались палатки, в которых торговали искусственными цветами – почти все были уже закрыты, и стало понятно, что наступил вечер, и кладбище тоже скоро закроют. Они повернули к воротам, слезли с велосипедов и вошли на сакральную