Утро - Мехти Гусейн

- Если сейчас неудобно, я приду вечерком.

Не проронив ни слова, женщина чуть приоткрыла створку двери и скрылась за ней. Через минуту она показалась снова.

- Заходи сынок, заходи, - уже дружелюбно зашептала она и взяв Байрама за рукав, потащила внутрь. Плотно закрыв дверь, она пошла впереди, не оглядываясь на покорно шагавшего за ней Байрама, и что-то бормотала себе под нос.

- Ой, как худо стало в мире... Друга и то встречаешь, с опаской... только и уловил Байрам из обрывков долетавших до него фраз.

Байрам не знал, по какому поводу и по чьему адресу были произнесены эти слова. Если действительно изменилось к худшему время, то при чем тут он? Кого и когда подводил Байрам? "Наверно, есть и такие, что на них нельзя полагаться", - подумал он. Байрам поднял голову и увидел перед собой Мешадибека и еще одного., незнакомого ему, смуглого мужчину.

Видимо, они только что вели серьезный, задушевный разговор. Оба глядели на вошедшего задумчиво.

- Знакомься, Байрам, - наконец произнес Азизбеков, показав мягким движением руки на сидевшего в. кресле человека.

Байрам неловко поклонился. Незнакомый человек протянул ему сильную, твердую руку. Внимательный взгляд темных, чуть прищуренных глаз почему-то смутил Байрама. Ему почудилась легкая, еле уловимая грусть в этом взгляде. И он решил, что Азизбеков только что рассказал гостю о чем-то очень печальном. "А может-быть, даже обо мне..."

Байрам сел и, прислушиваясь к продолжавшейся беседе, неотрывно смотрел на незнакомца. Он уже уверился в том, что первое впечатление было ошибочным. Нет, в этих глазах не было грусти. Байрам все чаще замечал веселые искорки насмешливости в этих серьезных глазах.

Он в упор разглядывал гостя Азизбекова, который с каждой минутой нравился ему все больше. Байрам продолжал смотреть на него, когда стал рассказывать Мешадибеку о своей встрече с хозяином завода.

Байрам говорил не спеша, с деревенской обстоятельностью, с юмором, стараясь не упустить ни одной, даже самой незначительной подробности. А Мешадибек кратко пересказывал его азербайджанскую речь по-русски.

Когда Байрам рассказал о том, как, не желая подводить товарищей, он отказался от предложенных ему Рахимбеком денег, гость Азизбекова встал, подошел к Байра-му и, опустив руку ему на плечо, воскликнул:

- Молодец! Ах, какой молодец!

Гость многозначительно посмотрел на Азизбекова, потом, продолжая разговор, начатый еще до прихода Бай-рама, стал говорить, чуть подавшись вперед и положив подбородок на согнутую в локте руку:

- Скептики уверяют, что поднять мусульманского рабочего до уровня сознательного пролетария нам скоро не удастся. Эти господа, как всегда, ошибаются. Национальная рознь между рабочими исчезнет вовсе, и презрительная кличка "амшара" будет забыта раз и навсегда. Врагам не удастся больше играть на этом. - Он показал на Байрама: - Эта самая "амшара" сегодня уже отказывается принимать подачки от хозяина, а завтра вместе с другими будет нести в высоко поднятой руке яркий факел революции!

Байрам чувствовал, что, не приняв предложенных ему денег, он поступил так, как следовало бы поступить честному рабочему. Он действовал, как ему подсказывала совесть. Но все-таки сейчас, когда Азизбеков перевел ему то, что сказал незнакомый человек, Байрам порозовел or счастья. Чувство неизведанной до сих пор гордости горячей волной поднялось в его груди. Байрам с благодарностью смотрел на молодого гостя Мешадибека. Ему очень хотелось узнать, какой национальности этот человек в простом рабочем костюме, с густыми, зачесанными назад волосами и открытым взглядом ясных глаз.

Будто угадав вопрос Байрама, Азизбеков сказал:

- Мы верим тебе, Байрам. И ты должен верить нам. Все, что говорится здесь, должно остаться здесь же. Кроме меня, ты не видел здесь ни души. Понял?

Гость догадывался, о чем идет речь, и не ждал, пока ему переведут. Выражение лица и жесты Байрама красноречивее всяких слов и торжественных.клятв говорили, что этот человек не выдаст.

Слегка приподняв густые брови и глядя на Байрама, гость улыбался. Затем он медленно повернулся к Байраму и заговорил. Азизбеков поспешно перевел слова гостя.

- Байрам! Наш гость хочет рассказать тебе про одного стойкого грузинского революционера товарища Телия. Он недавно умер в Тифлисе. Партия рабочих понесла с его смертью большую утрату - у него были изумительные способности, неиссякаемая энергия, глубокая любовь к революционному делу. Он написал много пламенных статей и брошюр. А в недавнем прошлом был такой же неграмотный рабочий, как ты...

- Как я? - переспросил удивленно Байрам.

- Да, вот именно, как ты. Телия не принадлежал к числу "ученых". Он самоучкой одолел грамоту и стал сознательным. Родом он из деревни, был сначала домашним слугой, там научился говорить по-русски и пристрастился к чтению. Быть слугой ему быстро надоело, и он поступил в железнодорожные мастерские. Там он стал социал-демократом и стойким борцом. В девятьсот третьем году в Тифлисе, хотя полиция преследовала его, он поднял знамя и произнес речь на митинге.

Байрам слушал с большим интересом.

- После этого товарищ Телия работал во всех городах Закавказья. И у нас в Баку бывал. Телия не походил на тех рабочих, которые изображают себя социал-демократами от рождения и кричат: "Нам знания не нужны - мы рабочие!" Он всегда читал и учился. И ты, товарищ Байрам, должен учиться... Все зависит от твоего желания.

Байрам кивнул головой, - как будто хотел сказать: "Понимаю".

А Азизбеков продолжал:

- Он даже в тюрьме учился, этот грузинский революционер. Он до всего хотел дойти своим умом...

В эту минуту кто-то усиленно начал колотить в наружную дверь.

Азизбеков и его гости переглянулись.

Тетушка Селимназ не спеша пошла узнать, в чем дело. Но дверь уже с грохотом распахнулась, в комнату ввалился подвыпивший Рашид. Он сунул руку сначала незнакомому гостю, потом Байраму.

- Мешади! - заговорил он, обнимая Азизбекова. - Честное слово, Мешади... Я даю тебе честное слово. Я своего добьюсь... Добьюсь, чтобы эта старая развалина была закрыта... На, чорта мне сдался этот завод! Чтобы из-за него мой брат Мешали терпел обиду? Никогда!.. Не нужны мне богатства! И если отец не закроет этот проклятый завод, я разделаюсь с ним сам!.. Поверь, не ради удовольствия пил я сегодня. Я пил с горя, брат. Это отец... Это он довел меня... Вот куда он нанес мне жгучую рану! - и Рашид со всего размаху ударил себя в грудь. Лицо его помрачнело. Однако, сообразив, должно быть, что говорить о Сусанне при посторонних неудобно, он умолк.

Байрам смотрел на него с удивлением. И Рашид посмотрел на Байрама.

- Сколько получаешь, друг? - неожиданно спросил он.

- Получал сорок рублей, - усмехнулся Байрам.

Рашид обвел взглядом присутствующих и недоуменно, почти по-детски, спросил:

- Отчего же так все устроено в мире? А? Почему я могу швырять деньгами, тратить сколько моей душе угодно, а вот ты не можешь? Почему же так?.. - Он оглядел себя, свой светлокремовый чесучовый костюм, цветастый галстук, дорогую папаху, которую держал в руках, и еще спросил Байрама: Ну, чем я лучше тебя? Ну, чем? Говори... У тебя, по крайней мере, прекрасная специальность. Ты, я знаю, слесарь. Прикоснешься ты к куску ржавого железа и оно засияет, заиграет, как зеркало. А я? Что я? Наследник Рахимбека... И это все... Почему я ем, а ты должен смотреть и облизываться? Разве рабочий не человек? Разве у рабочего нет никаких желаний? Разве ты не хотел бы прокатиться в фаэтоне, во, т как я? Ты прав, брат, - повернулся он к Мешадибеку, который, болезненно морщась, слушал его разглагольствования. Клянусь своей беспутной головой, если бы я был, как ты, инженером, если бы я умел заработать на кусок хлеба, я давно плюнул бы на все отцовское богатство. Я сказал бы рабочим: "Возьмите все это: оно принадлежит вам, - и делайте со всем этим, что хотите!" Скажи, Байрам, скажи откровенно: хотел бы ты взять мой завод?

Азизбекову стало не по себе. Было стыдно, что двоюродный брат, который нетвердо держался на ногах, привязался с глупыми разговорами к Байраму.

Но уже позабыв о Байраме, Рашид ринулся к гостю.

- Вас я не знаю, мой дорогой, но знаю, что раз вы здесь, вы друг Мешади. А его друг - это моя душа,

моя жизнь! Прикажите, - и я сделаю для вас все возможное и... невозможное!

Гость улыбнулся. Много он перевидел бакинских и тифлисских повес и хорошо знал их повадки. Навязчивость Рашида, невидимому, его не раздражала.

Но Мешадибек. не мог больше молчать. Он сурово, осуждающе посмотрел на Рашида.

- Пора бы прекратить тебе пить!

- Обещаю, дорогой брат. Больше не буду пить! Ни капли не буду! И отныне мне нет больше пути туда, к отцу. Будь он трижды проклят! Подумать только: из-за каких-то жалких пятнадцати процентов прибавки рабочим он нанес кровную обиду моему брату!.. Может быть, ты думаешь, что и я...

На глазах у него вдруг выступили слезы. Голос задрожал.