Наркомпуть Ф. Дзержинский - Самуил Зархий

— Видимо, вы остались при своем мнении. Я читал ваше заключение, составленное в совершенно издевательском тоне. Вы писали, что представленные Гаккелем материалы — не «изобретение» и не «проект». Эти слова вы даже взяли в кавычки. Далее, вы от имени комитета утверждали, что все это — «попытка с негодными средствами инсценировать изобретение первостатейной государственной важности». Так или нет?

Профессор молчал.

— Почему же вы молчите? — вспыхнул Дзержинский. — Я не инженер, но душа моя протестовала, когда читал заключение Высшего технического комитета НКПС. Мне стыдно было за вас, ученых мужей. Допустим, что вы не согласны с технической идеей, с ее конструктивным решением. Тогда не только ваше право, но и ваш прямой долг выступить против. Но как? Извольте научную идею, технический проект опровергать научными аргументами, техническими доводами. А вы? Подобно древним оракулам изрекли! приговор: «Попытка с негодными средствами» и еще поиздевались над изобретателем…

— Ну, а вам известно, — продолжал уже более спокойно нарком, — что секция энергетики Госплана по отзыву такого специалиста, как Графтио, признала, что проект Гаккеля является дельным подходом к задаче и заслуживает серьезного внимания и поддержки?

— Гаккель прислал из Петрограда дополнительные материалы, — растерянно ответил профессор.

— Я знаю об этом. По моим предложениям коллегия трижды обсуждала вопрос о тепловозе. Решено все материалы препроводить в Госплан для окончательной оценки проекта. Но в отличие от вас мы не администрируем в области технической мысли. Коллегия просила Госплан рассмотреть проект на своем заседании обязательно при вашем участии. Подискутируйте на этом заседании с профессором Гаккелем, поспорьте с ним на равных, а не как высокомерный начальник, отказывающийся выслушать просителя.

— Я сожалею, что так получилось, Феликс Эдмундович, я готов отказаться от возражений.

— А кому это нужно, чтобы вы соглашались с Гаккелем? — раздраженно спросил Дзержинский. — Нам не нужна беспринципная уступчивость. Нам нужна истина, а она рождается в ученом споре. Если вы против, так и выступайте против. Может быть, с вашими возражениями, если они будут обоснованными, Госплан согласится. Думаю, что вскоре будет созвано такое совещание. Недавно в «Гудке» была статья о теплоэлектровозе. И по моему предложению коллегия приняла такое решение: «Препроводить экземпляр газеты в Госплан лично товарищу Кржижановскому и вновь просить его ускорить окончательное заключение Госплана». Время не ждет…

Когда профессор ушел, Феликс Эдмундович переменил тему разговора:

— Скажите, Василий Васильевич, как обстоят дела с тормозом машиниста Казанцева?

— Крупные специалисты подтвердили мне, — ответил Фомин, — что это очень важное изобретение. В Оренбургском депо инженеры помогают Казанцеву усовершенствовать конструкцию. Я думаю, что в начале будущего года можно будет провести ходовые испытания. Дорпрофсож Ташкентской дороги премировал Казанцева…

— Да, я читал сообщение в «Гудке», — заметил Дзержинский, — мне почему-то запомнилось любопытное постановление дорпрофсожа, — и, чуть улыбаясь, процитировал: «Выдать единовременную награду в размере 60 аршин мануфактуры, из коей 36 аршин лучшего качества, предоставив выбор материала по усмотрению самого награждаемого».

— Награда ситцем за важное техническое изобретение, — задумчиво сказал нарком. — Страна еще очень, очень бедна… Бедна, но не талантами… Мне говорили, что автоматические тормоза Казанцева намного превосходят хваленые тормоза фирмы «Вестингауз».

И после этих с гордостью произнесенных слов Дзержинский неожиданно высказал пришедшую ему в голову мысль:

— Если ходовые испытания пройдут успешно, я представлю Казанцева к ордену. Пусть он будет первым изобретателем-железнодорожником, удостоенным высшей награды Республики…

Чудесная осень стояла в Крыму. Как и летом, на безоблачном голубом небе ярко сияло солнце, отражаясь множеством золотистых бликов на чуть беспокойной поверхности моря.

По горной извилистой дороге, ведущей из Севастополя в Ялту, медленно двигалась старенькая легковая машина. Рядом с шофером сидел молодой человек в черной кожаной куртке. Его фуражка с красноармейской звездой лежала на коленях и встречный ветер шевелил густую копну непокорных волос.

Временами на поворотах, за зеленью кипарисов неожиданно открывались синеватые морские дали. Однако Илье Любченко, начальнику дорожной транспортной Чека, было не до любования красотами крымской природы. В Кореизе ему предстояло встретиться с самим председателем ВЧК и наркомом путей сообщения. По какому срочному делу вызывает его к себе Дзержинский, да еще во время своего отпуска? «Может быть, — думал он, — на меня поступили жалобы? Или Дзержинский хочет поручить какое-нибудь оперативное задание? Мог бы это сделать через мое начальство…»

Вот показался за поворотом курортный поселок Корена с его жемчужиной — дворцом Юсупова. Вблизи дворца Любченко вышел из машины и направился к узорчатым воротам. Часовой был предупрежден, что он должен приехать, и, проверив документы, направил его в жилой флигель дворца.

Там в первой комнате сидел за письменным столом и разговаривал с кем-то по телефону знакомый комиссар ВЧК Абрам Беленький.

Когда он положил телефонную трубку, Любченко, дружески пожимая ему руку, спросил:

— Ты, конечно, знаешь, зачем меня вызвал Феликс Эд мундович?

— Знаю, — ответил Беленький. — Ведь ты по совместительству являешься начальником военно-контрольного пункта Севастопольского порта. Вот по этой линии и получит ответственное задание. Сейчас у Феликса Эдмундовича совещание с руководящими работниками, которых он вызвал из Харькова. Так что придется подождать… Ну, а как тебе Илья, работается в Крыму?

— Ты ведь знаешь чекистскую работу на транспорте… — ответил Любченко. — А тут еще боремся с хищениями грузов и мешочничеством. В Крыму пограничная зона — ловим шпионов, диверсантов, контрабандистов…

— Не только «мелкая рыбешка» попадается?

— Попадаются и крупные акулы… Недавно получил я сведения, что группа неизвестных людей приобрела рыболовную шхуну и готовится к выходу в море. Установили за ними наблюдение. Ночью с военными моряками контрольного пункта отправился на быстроходном сторожевом катере патрулировать побережье. Идем с потушенными огнями и приглушенным мотором. И вот километрах в шести от Балаклавы заметили шхуну тоже без огней. Осветили ее прожектором и сигналом приказали остановиться. Подошли вплотную, видим на палубе трех человек.