Падение - Альбина Андерсон

— Спасибо, но мне как-то неудобно и вообще… — начинает Кира. Ей неприятно, что Глеба называют козлом, когда сама Тайка опоздала к поезду.

— Ой, не нуди, едем! Неудобно на вокзале под снегом стоять. Как тебя еще менты не загребли? А потом, я не занята до вечера, почему бы не пообедать с хорошим человеком?

Кира благодарно вздыхает, надо же как ей повезло с Тайкой! Что бы она без нее делала? Тайка нажимает на панель и бешеная, роковая музыка заполняет салон, разговаривать совершенно невозможно. Впрочем, у Киры не остается сил, чтобы разговаривать.

Кожаные сиденья быстро отогревают Кире зад и спину. Чудесная машина, просто чудесная, и удивительно как ловко Тайка ведет ее. Искусно маневрирует на полной скорости, агрессивно сигналит мешающим ей и время от времени вскрикивает: Куда?! Спиди Гонзалес! Глаза ее грозно поблескивают. Теперь Кира ее хорошо рассмотрела, Тайка не красавица, и это жалко, потому что фигура у нее совершенно великолепная. Перед тем как элегантно плюхнуться за руль, она скинула шубу в багажник и осталась в водолазке и леггинсах цвета слоновой кости. Стройная, но не вялой худобой, во всем теле ее чувствуются энергия и сила. Эта сила видна и в удивительном лице. Всего слишком много, через меру. Тяжелый властный подбородок и огромный рот портят ее, зубы чудесные, но тоже слишком крупные и от этого лицо выглядит плотоядным. Глаза красивые, но переливаются зеленым, бутылочным стеклом.

— Линзы! — заметив ее взгляд, кричит Тайка сквозь громкую, ударную музыку.

У входа в красивое здание с колоннами они выходят из машины, Тайка небрежно бросает ключи швейцару. Кира начинает топтаться на месте, но Тайка как и на вокзале не дает ей опомнится.

— А ну пойдем, — приказывает она.

Роскошь ресторана пугает Киру, внутри он весь в лепном орнаменте и позолоте. У стен книжные шкафы темного дерева, полки которых забиты книгами в кожаных переплетах. Высоченные потолки и стрельчатые окна подавляют своим великолепием. Тайка быстро стащила с Киры пуховик и кинула на стойку гардеробщице. Стремительно развернулась, от чего длинное жемчужное ожерелье съехало ей на плечо, и громко стуча каблуками пошла вглубь ресторана по сверкающему паркету.

— Пойдем-пойдем… Здесь немного пафосно, ну да, похоже на библиотеку, но мышей здесь не водится. Да не пугайся ты так, все это дизайнерский муляж, и книги ненастоящие…

Когда они садятся, официант подает им меню. От цен у Киры кружится голова, до этого, тысяча евро в ее сумке казалась сказочным капиталом. Теперь же выясняется, что на них три раза можно пообедать в этой библиотеке. Тайка склоняется к Кире и подмигивает: Ты угощаешь! — Потом оборачивается к официанту и тараторит:

— Два глинтвейна погорячее сразу. Два супа из фенхеля с креветками — очень быстро, девочки замерзли. К нему багет с чесноком, потом гребешки на гриле, Джон Дори, сладкий картофель ломтиками, не плохо бы спаржу…и бутылку Боллинджера. Девочки должны выпить за знакомство.

Увидев круглые от ужаса глаза Киры, Тайка смеется.

— Расслабься, я пригласила, значит плачу.

Кира протестует, у нее есть деньги и вообще, это неудобно. Но Тайка отнимает у нее меню и отдает официанту. После горячего глинтвейна, руки у Киры согреваются, щеки горят и все не кажется таким уж безнадежным. Тайка чудесная, вот бы Кире быть такой же уверенной и сильной. Она стесняясь рассказывает Тайке про Большой театр, все таки кто его знает, может ее туда и не возьмут.

— Хорошо танцуешь?

— Прилично, — нескромно заявляет Кира и сама себе удивляется. Наверное ее уже развезло, а ей ведь нужно еще найти Глеба. К шампанскому она уже не притрагивается.

— А шампанское? — спрашивает Тайка.

— Я уже…

— Подумаешь, а ну давай, очень хочется поглядеть на пьяненькую балерину. Станцуешь что-нибудь на столе. Что-то вроде: Жизнь праведницы после приезда в столичный вертеп.

Кира кивает.

— Одноактный балет по мотивам.

— Главное чтобы в конце никто не умер, — шутит Тайка, но лицо ее серьезно. — От несчастной любви, как у вас любят. Терпеть не могу это унылое говно.

— Осторожно! — с улыбкой предупреждает ее Кира.

— Мне нужно повеселей.

— Тогда в цирк, — советует Кира.

Она знает что в таких случаях спорить бесполезно. Каждый остается при своем.

— Другое дело! Я девочка без претензий, покажите мне лучше медведей…

— На лисапедах, — подсказывает Кира.

— О! — радостно вскрикивает Тайка.

Официант мастерски отделяет рыбу от костей. Кира восхищенно наблюдает за процессом и вдруг замечает, что со спины к Тайке подкрадывается очень худой мужчина. Умоляющими жестами, прикладывая палец к губам, он просит Киру, чтобы она молчала. Наконец на цыпочках добирается до Тайки и ладонями закрывает ей глаза. Тайка вздрагивает, рот ее кривится, кулаки судорожно сжимают нож и вилку. Кире становится не по себе.

— Зигги…, - говорит Тайка вслепую.

Человек целует ее несколько раз в шею.

— Отлезь, — морщится она.

— А это? — спрашивает он направив указательный палец на Киру. Подхватив другой рукой бокал Тайки, отхлебывает шампанское.

— Кира, — представляет Кира сама себя и робко протягивает руку.

— Зигги.

Некоторое время он держит ее руку в своей и внимательно разглядывает. Пальцы у него горячие и немного подрагивают. Глаза хорошие и ласковые, и Кире почему-то кажется что он все про нее понимает.

— Мы много лет работаем вместе, в одной паршивой конторе, — объясняет Тайка и тут же поворачивается к Зигги. — Вот, подобрала на вокзале мерзлую тушку лебедя. Балерина из Ташкента.

Зигги наконец отпускает Кирину руку. Он выглядит очень странно. Изящный, но довольно запущенный молодой человек. Этакий Болконский, который после долгого военного перехода небрит и не стиран, потому что его денщику оторвало обе руки, — думается Кире. Он чудовищно худ, черное пальто болтается на нем как на вешалке. Карман продран и оттуда хамски лезет выцветший подклад. Но тем не менее, во всей его фигуре чувствуется стиль и никакая запущенность не может скрыть этого.

— Друг мой, тебе нужно поесть, — предлагает ему Тайка.

— Отстань, Таисья.

— Ты скоро растаешь в воздухе…

Он неожиданно начинает смеяться. Смех у него мягкий, но чуточку безумный.

— Девочки, в какую смешную историю я сегодня попал!

Смех вдруг переходит в истерический. Кадык ходуном ходит под черным замурзанным шарфиком с монограммами. Он как будто задыхается в паузах между нервным, пугающим смехом. Но все равно он нравится Кире, ей почему-то его жалко. В то время как она чувствует себя неловко, Тайка явно злится. Глаза сощурены, пальцы барабанят по столу.