Великий перелом - Гарри Тeртлдав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ривка и Рейвен вышли на палубу. Жена Мойше тащила мешок, еще один мешок нес на плече матрос.
Мойше взял у него вещи со словами:
— Evkharisto poly — благодарю вас.
Почти единственная фраза на греческом, выученная им за время долгого нервного путешествия по Средиземному морю, оказалась полезной.
— Parakalo, — ответил, улыбаясь, матрос, — добро пожаловать.
Англичане в военной форме двинулись к «Наксосу».
— Мне можно… нам можно… подойти к ним? — спросил Мойше Маврокордато.
— Идите вперед, — ответил капитан, — я тоже пойду. Для верности. Они должны мне заплатить.
Ноги Мойше застучали по доскам причала. Ривка и Рей-вен держались вплотную к нему. Последним шел Маврокордато. Мойше сделал последний шаг. Теперь он покинул судно и находился на Земле — пусть это всего-навсего порт — Обетованной. Ему хотелось встать на колени и поцеловать грязное, с пятнами креозота дерево досок.
Но он не успел. Один из англичан заговорил:
— Вы, должно быть, мистер Русецкий? Я — полковник Истер, ваш посредник здесь. Мы свяжемся с вашими соотечественниками при первой возможности. Ситуация здесь несколько осложнилась, поэтому ваша помощь будет очень полезной. Совместные действия в одном и том же направлении увеличат наши шансы на успех, вы согласны?
— Я сделаю все, что смогу, — медленно, с акцентом ответил Мойше по-английски.
Он без всякой радости изучал Истера: тот явно воспринимал еврея как некий инструмент, только и всего. Как и ящеры. Лучше иметь дело с англичанами, чем с чужаками, но все равно ему претило быть инструментом в чьих-то руках.
В сторонке другой британский офицер передал Панайотису Маврокордато несколько аккуратно обвязанных столбиков золотых соверенов. Грек расцвел в улыбке. Вот он точно не считал Мойше инструментом, для него пассажир представлял собой продовольственную карточку, и капитан этого не скрывал. На фоне лицемерия Истера его честность была, пожалуй, привлекательней.
Англичанин сказал:
— Пройдемте со мной, мистер Русецкий, вы и ваша семья, у входа в доки нас ожидает повозка. Сожалею, что мы не можем предложить вам автомобиль — сейчас у нас очень плохо с бензином.
Бензина недоставало во всем мире. Странно, что полковник Истер озаботился вежливым объяснением отсутствия топлива. Даже элементарную вежливость он игнорировал: ни он, ни один из его подчиненных не сделал ни малейшего движения, чтобы взять мешки у Мойше и Ривки. Беспокоиться об удобствах для гостей? Но ведь это просто инструмент — что о нем беспокоиться?
Повозка оказалась окрашенным в черный цвет старинным английским экипажем, который, наверно, хранили в вате и фольге в течение двух поколений.
— Мы отвезем вас в казарму, — сказал Истер, забираясь в экипаж вместе с семьей Русецких и рядовым солдатом, который взял в руки вожжи. Остальные офицеры уселись в другую, очень похожую повозку. — Там вас накормят, а затем посмотрим, как вас разместить, — продолжил Истер.
Если бы они думали не только о том, как его использовать, то квартиру подготовили бы заранее. Хорошо хоть вспомнили, что инструменту требуется пища и вода. А вот помнят ли они, что ему нельзя предлагать ветчину?
Солдат-кучер щелкнул вожжами и прикрикнул на лошадей. Экипаж с грохотом покатил из портового района.
Широко раскрытыми глазами Мойше рассматривал пальмы, похожие на гигантские метелки из перьев; беленые здания, построенные из земляных кирпичей; мечеть, мимо которой они проезжали. Арабы-мужчины в длинных одеждах, которые он уже видел в порту, и арабские женщины, закутанные так, что видны были только их глаза, руки и ступни ног, глазели на экипажи, ехавшие по узким извилистым улочкам. Мойше чувствовал себя как чужак, хотя его собственный народ произошел из этих мест. А вот полковник Истер, казалось, ничуть не сомневался в том, что управление этой страной ему доверил сам Господь Бог.
Неожиданно здания расступились, образуя рыночную площадь. И Мойше моментально избавился от ощущения своей чужеродности и почувствовал себя дома. Ни одна деталь на этом рынке не была похожа на то, что он знал по Варшаве: ни одежды продавцов и покупателей, ни язык, которым они пользовались, ни фрукты, овощи и безделушки, которые они продавали и покупали. Но общий тон, атмосфера, то, как они торговались, словно возвращали его назад, в Польшу.
Ривка тоже улыбалась: очевидно, сходство рынков поразило и ее. И при более внимательном рассмотрении Мойше обнаружил, что не все мужчины и женщины на рынке были арабами. Были и евреи, большей частью в рабочей или просто длинной одежде, которая, однако, была более открытой, чем одеяния, в которые кутались арабские женщины.
Пара евреев с медными подсвечниками в руках прошли совсем рядом с экипажем. Они говорили громко и оживленно. Улыбка Ривки исчезла.
— Я не понимаю их, — сказала она.
— Они говорят на иврите, а не на идиш, — объяснил Мойше и слегка вздрогнул.
Сам он смог разобрать только несколько слов. Учить иврит в молитвах и по-настоящему говорить на нем — это совершенно разные вещи. Ему понадобится многому научиться здесь. Как скоро он сможет управиться?
Они миновали рынок. Дома и лавки снова придвинулись вплотную. На перекрестках больших улиц движением управляли британские солдаты — точнее, пытались делать это: арабы и евреи в Хайфе не склонны были подчиняться командам, как послушное население Лондона.
Через пару кварталов дорога начала петлять. Невысокий молодой парень в рубашке с короткими рукавами и в брюках хаки выскочил вперед перед экипажем, в котором ехала семья Русецких. Он направил пистолет в лидо кучера.
— Теперь вы сойдете, — сказал он по-английски с сильным акцентом.
Полковник Истер потянулся к оружию. Молодой человек обвел взглядом крыши по обе стороны дороги. С десяток мужчин, вооруженных винтовками и автоматами, — у большинства лица были скрыты под платками — взяли на прицел оба экипажа, направлявшихся к британским казармам.
Очень медленно и осторожно Истер убрал руку.
Самоуверенный молодой человек, появившийся первым, улыбнулся, словно это был рядовой случай, а не что-то из ряда вон выходящее.
— Ах, как это хорошо, это очень хорошо, — сказал он. — Вы очень понятливый человек, полковник.
— В чем же смысл этой… этой дурацкой дерзости? — потребовал ответа Истер. Судя по его тону, имей он хоть малейший шанс на успех, он принял бы бой.
— Мы освобождаем вас от ваших гостей, — ответил нападавший.
Он отвел взгляд от англичанина, посмотрел на Мойше и заговорил на идиш:
— Вы и ваша семья, выходите из экипажа и пойдемте со мной.
— Почему? — спросил Мойше на том же языке. — Если вы именно тот, за кого я вас принимаю, то я в любом случае стал бы говорить с вами.
— Да, и сказали бы нам то, что хотят британцы, — ответил парень с пистолетом. — Теперь выходите — я не собираюсь спорить с вами целый день.
Мойше вылез из повозки, помог спуститься жене и сыну. Размахивая пистолетом, налетчик повел их через ближайшие ворота во двор, где было еще двое вооруженных людей. Один из них отложил винтовку и завязал глаза всем Русецким.
Когда он завязывал глаза Мойше, он заговорил на иврите — совсем короткое предложение, смысл которого дошел до Мойше спустя мгновение. Примерно то же самое сказал бы в такой ситуации он сам:
— Отличная работа, Менахем.
— Спасибо, но не надо болтовни, — ответил налетчик. Значит, он и был Менахемом. Он легонько толкнул Мойше в спину, а кто-то другой подхватил его под локоть.
— Двигайтесь.
Не имея выбора, Русецкий повиновался.
* * *Большие Уроды толкали тележки с боеприпасами к истребителю Теэрца. Большинство из них относились к темно-коричневой разновидности тосевитов — в отличие от розово-смуглого типа. Темно-коричневые тосевиты в этой части малой континентальной массы были более склонны к сотрудничеству с Расой, чем те, что посветлее. Насколько знал бывший командир полета, светлокожие обращались с темнокожими настолько плохо, что правление Расы по сравнению с этим должно было показаться благом.
Его пасть открылась от удивления. Раньше он думал: Большой Урод — это Большой Урод, и этим все сказано. А сами тосевиты, видимо, смотрели на проблему иначе.
Эти тосевиты сняли с себя туники, закрывавшие верхнюю часть тел. Используемая в обмене веществ вода, охлаждающая их тела, блестела на их шкурах. Судя по всему, им было жарко.
Для Теэрца температура была вполне подходящей, а вот влажность воздуха — излишне велика. Но это единственное, что смущало его в здешнем климате, во Флориде. Ему довелось провести зимы в Маньчжурии и Японии, по сравнению с которыми Флорида казалась чудесной.
Двое самцов, обслуживавших истребитель Теэрца, начали загружать его.
— Как, только две ракеты «воздух — воздух»? — сердито спросил он.