Сердце офицера - Марина Анатольевна Кистяева

груди. Она это сделала по инерции, помня, что заснула сразу после кормления и может выглядеть не особо приглядно.

Интересно, что успел снова увидеть Громов?

В конечном итоге Саша ушла гулять с Леной. Оля встала, проверила, как одели Сашеньку. Было откровенно не по себе. И то, что отпускала Сашу по факту с малознакомой девушкой, и то, что без ведома Ольги распорядились. Плюс в какой-то момент она пожалела, что сорвалась на Лене. Уже около двери Оля задержала медсестру и негромко поблагодарила её, извинившись.

— Я всё понимаю. Отдыхайте.

Как же… Отдохнешь тут!

Оля дождалась, когда за девочками закроется дверь, и лишь тогда повернулась к Громову. Тот стоял у окна, уперевшись поясницей в подоконник. Мужчина скрестил руки на груди и выжидающе наблюдал за происходящим.

Хозяин положения, мать его эти! Оля редко ругалась матом, но сейчас ей хотелось на нем разговаривать!

Не так она рассчитывала начать вечер и повторный разговор с… генералом.

— Не делайте так больше, — глухо выдохнула девушка, не зная, куда себя деть.

Громов снова на неё смотрел.

По-мужски.

— Как?

— Не стоит распоряжаться судьбой Саши за моей спиной.

— Громкое заявление, — в голосе мужчины проскользнула неприкрытая ирония, от которой Оля поморщилась.

Теперь ей понятно, откуда в нем взялись снисходительность в общении и превосходство. Он, наверное, знатно посмеялся, когда она утром рассыпалась в обвинениях и назвала его майором?

Громов уже утром знал, что при любом раскладе ему ничего не будет. Даже протокола не заведут.

— Петр Михайлович, вам же, наверное, не нравится, когда вашим детям посторонние люди говорят, что делать, — она старалась сохранить видимое спокойствие, хотя внутри неё продолжал бушевать ураган.

Что говорила Лена про Громова? Завидный жених? Медперсонал пускал слюни в его сторону? Да и другие жидкости, надо полагать, тоже выделялись активно.

У Ольги же, кроме холодной испарины, никакие другие физиологические процессы в отношении Громова не проявлялись. Может, он и видный мужик, чувствовались в нем порода и прочая стать. И наверняка есть женщины, которые приходят в восторг, видя рядом с собой подобного мужчину?

Оле становилось не по себе.

Слишком давящая аура от него исходила.

Такой привык прогибать. И, чего греха таить, нагибать.

— У меня нет детей, Оль, — по-простому, точно они давние знакомые, ответил он.

На лице Громова не дрогнул ни один мускул.

Вроде взрослый мужик, и нет детей… Не может иметь? Не хотел? Жена не могла забеременеть? Что… Женщины — интересные создания. Услышали информацию, и в голове сразу десятки вопросов. А уж когда касается материнства и детей — подавно.

Оля не продолжила тему. Она могла сказать, чтобы в таком случае он не смел даже дуть в сторону Сашеньки, но благоразумно промолчала.

Ругаться с ним заново не входило в её планы.

Неприятна была сама ситуация, в которую она попала. Вроде ничего не просила, а получилось, что Ольга попала в некую зависимость от Громова. Тот ловко подвел её под некие обязательства перед собой.

— Вы хотели продолжить разговор, — молодая женщина поднесла руку к горлу и откашлялась.

Мужчина проследил за её манипуляциями, чем снова вызвал волну негатива и странного волнения в груди. Более того, грудь заныла, соски напряглись.

— Может, присядешь? Ты бледная.

Куда тут присаживаться? На кровать? На кресло, к которому он стоит опасно близко?

Единственным безопасным островком выступал небольшой столик с задвинутым стулом. К нему Оля и направилась. Ноги, и правда, плохо держали, строить из себя героиню ни к чему.

Пока она шла, товарищ генерал продолжил за ней наблюдать. Ему настолько интересно её рассматривать? Или Ольга настолько отвыкла замечать мужские взгляды?

Мысленно усмехнулась: это она льстит себя. Краше в гроб кладут — про неё сегодняшнюю.

Громов тоже не остался стоять, опустился в кресло и, как утром, подался вперед, сплетая пальцы в замок на коленях.

— Вижу, настроение у тебя изменилось. Ругаться больше не будешь?

Несмотря на то, что палата была просторной, как случилось, что они оказались на довольно близком расстоянии друг от друга? Или у Оли восприятие исказилось? Как вариант. За время декрета она общалась из мужчин в основном только с Виталиком.

Но интуиция насторожилась. Голос у Громова иной стал. Обволакивающий.

— Не буду. Я за конструктивный диалог.

— Это хорошо.

Ей всё больше не нравилась его интонация. Было в ней нечто настораживающее. Схожее с гипнозом.

Или с мурлыканьем кота, что начал тонкую игру с мышкой.

— Наверное.

Оля никогда не замечала за собой ступора в общении с противоположным полом. Сейчас же тушевалась. Утром точно знала, кто виноват. И что следует говорить.

И как бы глупо и позорно ни звучало, Оля четко осознала, что ей мешает общению тот факт, кто перед ней. Не простой менеджер или, черт с ним, майор с особыми полномочиями и связями.

Генерал.

Наверное, где-то на уровне инстинктов у многих людей сидит предвзятое отношение к сильным мира сего. Хочется абстрагироваться и не думать про возможности этого человека, а не получается. Сразу себя ничтожной и мелкой ощущаешь. Думаешь, как тягаться в случае чего. Да никак. Просто никак и всё тут.

Так и Оля.

Ни позвонить, ни рассказать, ни посоветоваться ей не с кем.

Один на один она с генералом.

С этим хищным мужчиной с давящей аурой.

— Не «наверное», а точно. Итак, давай сразу к делу. С хороших новостей начну. Твою машину эвакуировали на станцию и уже шаманят. Но, по-хорошему, её пора в утиль.

На «утиль» Оля ничего не сказала. Даже мысленно себя похвалила за то, что недовольно не поджала губы и прочим не выказала недовольство от слов Громова. Она и без него знала, что её старенькая машиненка дышит на ладан. Они с Виталиком планировали купить ей новую. Угу, купят, конечно же. Деньги у него на карте лежат. А у неё так… по мелочи обычно.