Бандитская губерния - Евгений Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, ничего этого и ведать не ведал Иван Федорович Воловцов, волею случая и просьбою тетки своей, Феодоры Силантьевны Пестряковой, сделавшийся одним из центральных действующих лиц в деле раскрытия несчастия, приключившегося с товаркой и соседкой Феодоры Силантьевны, Марьей Степановной Кокошиной.
Путаное это было дело, замутненное. Все вроде бы указывало на несчастный случай или на самоубиение Кокошиной, пусть и таким ужасным способом. Ну, есть же люди, не чувствующие боль в такой мере, как все остальные? Кроме того, есть также люди, получающие от физических мучений хоть и болезненное, но наслаждение… Кто знает, из каковых эта старушка? Ведь толком ее никто не знал, а в чужую душу не заглянешь. И главное — двери комнаты Марьи Степановны были заперты изнутри на крюк.
Однако часов в серебряном корпусе — сыновнего подарка Марье Степановне — найдено не было. И, главное, что это за человек, вошедший в ночь убийства во двор дома Кокошиной в четверть первого пополуночи и прошедший к черному ходу?
Он приходил к Кокошиной? И она открыла ему? Если так, то вывод напрашивается один: этот человек был ей весьма хорошо знаком…
А что было потом? Она что, передала ему кубышку со златом-серебром, а затем, расстроенная данным обстоятельством, облилась керосином и самосожглась? Не забыв запереться на крюк, чтоб ей не помешали гореть? Конечно, этот загадочный человек мог и отнять добро, принадлежащее старушке Кокошиной. Но где ее крики о помощи и хотя бы малейшие следы сопротивления? И почему после ухода «фигуры» Марья Степановна накинула дверной крючок?
А может, «фигура» приходила вовсе не к хозяйке дома? Может, в доме проживает его сообщник? Этот самый Попенченко, который после совершения преступления сбежал вместе с кубышкой Кокошиной? Ему-то как раз и могла открыть дверь Марья Степановна. Например, Попенченко постучался к хозяйке и заявил, что принес плату за квартиру. Кокошина открыла ему дверь, впустила в переднюю, поскольку в свои покои никого не впускала, но этого оказалось достаточно, чтобы вслед за Попенченко в переднюю вошла эта загадочная ночная фигура. Она проникла в квартиру, силою вошла в покои Кокошиной, взяла кубышку со златом-серебром и ушла. А старуха заперлась в своей комнате и с горя самосожглась? Не лучше ли было поутру рассказать о случившемся полиции с надеждой вернуть отнятую кубышку?
Нет, не вяжется что-то с этим самосожжением. Все указывает на убийство Кокошиной. Правда, косвенно. И интуиция говорит о том же… Все упирается в этот накинутый изнутри крюк…
Почему нам в определенные моменты жизни приходит то или иное воспоминание?
Чтобы мы не повторили совершенных ошибок?
Возможно, оно и так.
Чтобы усовестить и не дать повторно сделать неправильный шаг, за который нам потом будет неловко и даже стыдно?
Не исключено.
А может, неожиданно вспыхнувшая картинка воспоминания есть некая подсказка о том, что надлежит сделать и как поступить? И нам надо лишь правильно истолковать ее? Ведь это неверное утверждение, что Вышние силы после рождения оставляют нас наедине с Судьбой. Напротив, эти силы постоянно сопровождают нас по жизни, они всегда рядом, и если нельзя их пощупать, то почувствовать вполне возможно.
Они не берут нас за шкирку и не направляют силком на тот или иной путь, но обязательно, так или иначе, подсказывают, как следует осуществить правильный выбор. Надо только заприметить нужную подсказку, чтобы правильно и вовремя воспользоваться ею…
Почему утром следующего дня Ивану Федоровичу Воловцову, судебному следователю по наиважнейшим делам, находящемуся в законном отпуске, вспомнился вдруг окровавленный молоток из прошлого дела по убиению коммивояжера Стасько? Молоток этот был поначалу квалифицирован как орудие убийства, но медицинское освидетельствование трупа Григория Ивановича Стасько, а по-простому, вскрытие, показало, что молоток тут ни при чем, и орудием убийства послужил, скорее всего, кастет с шипом.
Почему этот молоток пришел на память Воловцову?
Потому что это была подсказка Вышних сил.
Конечно, Иван Федорович воспоминание о молотке не воспринял как некую подсказку. Понимание таких знаков и их верное истолкование приходит к нам с возрастом и опытом, а Воловцов был еще сравнительно молодым человеком и не умел различать знамения и сигналы как подсказки к действию. Просто сам этот инструмент — молоток — вызвал у него в голове некий поток мыслей, который и привел к конкретному решению. Ежели спросить любого ученого, сделавшего некогда крупное открытие, или писателя, осененного замечательно-неповторимым сюжетом, что послужило им толчком к озарению, то многие из них, подумав, ответят — некие воспоминания и связанные с ними образы. Думы вдруг поднимают в сознании нешуточную бурю, заставляют усиленнее и тревожнее работать мысль, что нередко приводит к самому невероятному успеху.
— Тетушка, а у тебя молоток есть? — неожиданно спросил Иван Федорович.
— Есть, а зачем тебе? — отозвалась из кухни Феодора Силантьевна.
— Надо, — неопределенно ответил Воловцов и, получив из рук тетки молоток, вышел во двор. Дойдя до дома Кокошиной, черным ходом поднялся на кухню, подошел к дверям квартиры покойной, открыл их, сорвав опечатывающий дверь шнурок, и оказался в прихожей. Здесь он внимательно осмотрел изнутри комнаты полотно двери и косяк. Металлический крючок был на месте, а вот запорная петля висела на одном гвозде: когда городовой Еременко выносил хозяйскую дверь, то гвоздь вылетел.
Иван Федорович наклонился и стал искать выпавший гвоздь. Не сразу, но нашел. Взял его и забил на место, предварительно разогнув согнутую от удара петлю. Попробовал, как запирается крючок. Потом поднял его и прислонил к косяку двери. Крючок принял горизонтальное положение. После этого Воловцов стал медленно прикрывать дверь, а когда осталась щель примерно в ладонь, легонько прихлопнул дверь. Тотчас послышался металлический щелчок упавшего в петлю крюка. Все, дверь была закрыта.
Иван Федорович снова поднял крюк и прислонил его к косяку. Выйдя из покоев Кокошиной, начал медленно закрывать дверь и, когда оставалось совсем немного, с ладонь, слегка ее прихлопнул. Снова послышался металлический щелчок, означающий, что крюк вошел в петлю. Для верности он подергал дверь за ручку. Заперто. Изнутри…
Околоточный надзиратель Петухов уже собирался на обед, когда в участок заявился мрачный господин в дорожном костюме и с кожаным дорожным саквояжем, что говорило только об одном: господин только что приехал в Рязань, и скорее всего по железной дороге, поскольку дорожной пыли и грязи на его башмаках не было.
— Вы по какому вопросу? — дежурно спросил господина Петухов, на что тот ответил:
— Меня зовут Владимир Кокошин. Я приехал из Петербурга… Это вы меня вызвали этой телеграммой? — и подал околоточному надзирателю телеграмму, которую сам Петухов и отправлял два дня назад.
— Да, это я вас вызвал, — сказал полицейский и стал смотреть в сторону, не зная, как сообщить Кокошину о гибели его матери.
— Что с моей матушкой? — обеспокоенно спросил Кокошин.
— С ней произошло несчастье, — осторожно произнес околоточный надзиратель, по-прежнему боясь встретиться взглядом с приезжим из столицы господином в дорожном костюме.
— Какое несчастье? Она жива? — продолжал допытываться Владимир Игнатьевич.
— Она мертва… — выдавил наконец из себя Петухов.
Кокошин убито посмотрел на полицейского и бессильно опустился на стул. В телеграмме о смерти матушки ничего не говорилось, и всю дорогу он тешил себя мыслью, что она жива. Ну, может, удар ее хватил или ногу сломала — мало ли что может приключиться со старушкой, проживающей в одиночестве. Он даже допускал мысль, что ее обокрали и нанесли ей при этом увечья, — поэтому-то телеграмма и была послана полицией. Но то, что ее нет в живых, он совсем не думал. В прошлом году, когда он навещал ее последний раз и подарил серебряные часы, матушка была вполне здоровой и жаловалась единственно на то, что ее постояльцы часто задерживают деньги за постой. Ну, еще — что ее «косточки по погоде ноют». Помнится, он успокаивал ее и говорил шутейно:
«А ты что, доживши почти до шестидесяти лет, хочешь, чтоб у тебя ничего не болело? Такого не бывает. К тому же, если что-то у тебя болит, это значит, что организм имеет силы сопротивляться. И это, скорее, хорошо, нежели плохо».
И вот, теперь ее нет…
— Как это случилось? — поймал наконец взгляд околоточного надзирателя Кокошин.
— Дело вашей матушки ведет судебный следователь господин Песков, и он все знает много лучше меня, — нашел все же выход уйти от ответа Петухов. — Он все вам расскажет и…
— Почему судебный следователь? — удивился Кокошин. — Зачем судебный следователь?